"Но есть кто-то единый,
Кто бесконечно бережно
Держит в своих ладонях
Каждое падение"
Райнер Мария Рильке
Мой Друг! Когда невидимые вещи
Стучат по нашим головам,
К чему нам слушать голос вещий
Про вещи, чуждые всем нам?
Бродить в других координатах,
Где бесы злобные живут?
Сраженья ангелов крылатых –
Сознанье нам туманит тут.
К чему нам «Хроники Акаши»?
Уж лучше динозавра след…
Все сущее не в жизни нашей
Туманит только – Белый Свет.
То, что таилось в углу комнаты, не было чем-то неведомым, я знал, чего именно боюсь, от чего такой ужас панический. Хотя передо мной и было нечто, не принявшее еще ни какой определенной формы, назвать я это мог – темные силы!
Они были знакомы не только из повторяющихся с детства кошмаров – в их присутствии какое-то определенное чувство и знание возникало внутри меня …
Жуткие образы этих снов были вторичны, сначала появлялось переживание…
Нечто, скрытое в темноте, тянуло меня к себе, физически тащило. Я, отчаянно сопротивляясь, старался дотянуться до выключателя, чтобы – свет! – уничтожить тьму… Лампочка неярко вспыхивала и гасла, я бросался в другую комнату, к другому выключателю, – лампочка загоралась и тут же начинала меркнуть. Гори! Гори! – напрягал я все свои силы. Но тьма опять наполняла комнату, и Оно уже было здесь и тащило меня к себе…
Начинался обычный кошмар погони, и только тогда Нечто принимало образ: черт, страшный зверь, человек с ножом… Я убегал – он преследовал, гнался и гнался за мной. Мучительный сон, после которого долго не по себе, и страшно уснуть. Кажется, что ночь еще хранит мерзкие следы враждебных сил, явившихся сюда из темного, жуткого, отвратительного, не нашего мира.
Не так уж часто, но с детства повторялись эти страшные сны. И вот однажды, видимо, достаточно повзрослев, когда вместе со мной выросла сила и отвага, – я не стал убегать. Когда начался знакомый кошмар, я нарушил известный заранее сценарий.
Не убежал, а кинулся в темный угол, где Оно таилось и росло, – навстречу всем темным силам, с гневом и яростью, желая драться, бороться!
Оно проникало в меня, хотя и отступало, щекотало – длинные пальцы копались в моем теле. Я злился и сражался – оно, хохоча, убегало и вдруг снова касалось меня своими корявыми лапами…
Изматывающая до предела, бессмысленная бесконечная борьба – все тот же кошмар!
Это теперь я знаю, что надо делать. В каком бы глубоком сне не явились бы темные силы, я не бегу от них и не кидаюсь навстречу, а – молюсь. И молюсь даже усерднее, чем наяву, видимо, во сне я лучше и чище…
Я твержу одну простую, прекрасную молитву, которую не забываю даже в самом страшном и бессознательном сне. И тьма – отступает.
Есть темные силы, есть мир, в котором еще темнее и хуже, чем в нашем социуме. Я знаю это, как знаю, что есть другой, светлый мир над нами. Стены нашего мира не пускают нас вверх, но они же отделяют от нас и более темные миры…
В желании бежать к Свету я разрушал свою Тюрьму и случайно, а может, иначе нельзя было, – сломал не те стены…
То, что неясно пугало меня во сне, реально и осязаемо, обнажив свою мрачную тайну, – предстало наяву.
Толпа уродливых бесов била меня палками – это было так же реально, как, например, реально, долго и основательно била меня милиция, «которая нас бережет».
Как больно били меня бесы! Когда они ненадолго оставили меня, чтобы с новыми силами, выпрыгнув сразу из всех стен, наброситься и уже окончательно, растерзать, – я успел позвонить Другу. Бьют, – говорю, – сильно…
– Сосредоточься и подумай – это очень важно. По пяткам они тебя били?
– Нет, по пяткам не били.
– Очень хорошо! Значит это не китайцы.
Я понял и рассмеялся. Как я обрадовался! Значит, это пока еще наши российские бесы. Так я их молитвой и крестным знамением!
И бесы остались за стенами.
Но тяжесть грехов моих была столь велика, что пол подо мной проломился, и я полетел в Ад.
Полетел вниз, в огненный Ад, и Ад уже возник, появился характерный признак – не стало времени. При любом земном страдании можно подумать, что оно когда-нибудь да кончится. В Аду так не подумаешь, страдание безвременно. Даже пока я падал, первое же видение измучило меня бесконечно.
Это были люди. Ярко и отчетливо они возникали передо мной – лицо человека, лицо Человека! И непрерывно кто-нибудь из них говорил со мной…
Их было так много, и каждый говорил мне еще раз то, что я плохо понял, или прослушал, – повторял мне слова, оставленные когда-то мной без внимания…
Пыткой было то, что лица людей были ближе ко мне, чем бывает обычно лицо говорящего с тобой человека… И я не мог отодвинуться! Я должен был посмотреть в глаза всем, и не одними словами, а сердцем ответить каждому Человеку, которого любил или ненавидел, или просто общался с ним между делом…
Я лежал на дне Ада, на самой твердой, усыпанной мелкими острейшими осколками поверхности, на плоскости последнего предела, ниже которой некуда падать…
Было темно и тихо, высоко вверху клубился красно-багровый туман, из которого, пройдя все круги, я выпал на самое дно.
Здесь был только я и бесстрастный голос, отвечавший мне.
И стал я торговаться… Но моя торговля не вышла…
Я говорил, что мне ничего не надо, не хочу ничего другого и готов даже умереть ради встречи с Богом. Но, если я умру, то пусть больше никто не пострадает, ни с кем из оставленных мной людей пусть ничего не случиться…
И раздался спокойный голос: «А разве ты жив?»
С беспредельным ужасом я осознал, что уже давно не дышу, и сердце мое не бьется…
Я умер. Да, я умер, но!..
Но ведь смерть – это встреча с Богом…
Значит – сейчас, сейчас, сейчас…
Тишина, ни единого звука в кровавой тьме над бесконечной гранитной равниной.
– Господи, Ты должен прийти! Это просто затянулась клиническая смерть…
Молчание – глубокое, абсолютное…
Да, ОН есть, но там, в голубом эфире, а здесь только черный камень, забытая пустыня, а вместо неба – Ад…
И понял я, что ОН не должен, а все выдуманные мной законы – глупость!
И та, которую я любил, которая ушла, мне тоже говорила, что – не должна…
Напрасно верил, ждал, надеялся, мечтал… И значит – жил напрасно.
И только тогда снова – голос, – не знаю, откуда приходит, но проникает в меня до самой последней глубины.
– ОН всюду, ОН здесь, ОН идет. Если встанешь ЕМУ навстречу, – будешь жить дальше, если не встанешь, – ОН поднимет тебя в день СУДА.
Начинается твое время!
И тут же, уже другой – внешний голос, звонкий и насмешливый объявил: «Рефери считает до десяти. Ты ведь боксом занимался и знаешь, что десять – это нокаут…»
И по всей каменистой равнине зазвучало, запело, раскатилось: «РАЗ… ДВА…»
Вставать надо, надо вставать…
Это – проигранный поединок.
Не надо жить, не надо делать что-либо, надо только – встать! Но как поднять окаменевшее мертвое тело, которое уже давно не мое? А сам я вне жизни, я – только слабый голос, а вернее – тонкая ниточка мысли, – струйка дыма из пепельницы…
А счет все продолжался, все ярче звучал гонг: «ТРИ… ЧЕТЫРЕ…»
И вместе со звонкими сильными ударами я расслышал глухие и слабые – мое сердце! Видимо, не сердце, а само время стояло, и все переживания уместились в миге… Или только теперь, когда началось время, сердце снова пошло – отстукивать последние удары.
Я жив, пора вставать, все это – проигранный поединок, надо встать. Надо встать, чтобы получить еще один удар. Надо перестать думать, и быть еще кем-то и чем-то кроме – последнего усилия. Надо совершить Подвиг, нужна Великая Жертва…
Но ведь я так хорошо упал, и еще потом так долго падал и падал, я ведь перед БОГОМ упал и с тем, что – сам уже не встану…
Господи, я не встану!
Я не хочу и не могу ничего делать, потому что всегда делал не так и не то… Единственное, что у меня получилось – УПАСТЬ. Я так хорошо упал и не встану.
Не на что мне опереться: моя воля – зло, чувства – обман, ложные мысли и лживые слова, я весь – неправда… Я отказываюсь от себя – не встану!
От страшной тяжести моего отрицания затрещало и стало продавливаться гранитное основание…
«ПЯТЬ… ШЕСТЬ…» – громко и четко, набирая силу и скорость, грохотал жуткий счет.
Но, что это? Звук гонга, звук сердца, а еще – и я осознал, что слышу – звук шагов.
Да! Это шаги БОГА…
Я ждал всегда,
Из двух возможных слов
Я выбрал – ДА!
Смогу, шагну навстречу!
И будет – ВЗРЫВ,
Который длится ВЕЧНО.
То, что никак не делалось ради себя, я сделал – ради Бога. То, что не смогла сделать жертва и воля, сделала Любовь. Я встал и шагнул навстречу, Любовь мне указала направление.
Шаг по направлению к Богу.
И этот единственный шаг заключал в себе больше действия и смысла, чем все мои дела, работы, труды, за всю мою долгую никчемную жизнь.
Шаг к Богу, главное – знать направление, и я получил желаемый удар…
Когда я встал, то все стихло, я ничего не видел, не слышал, и меня самого не стало – пустота. Она была всюду вокруг, всюду во мне, и я был пустотой. Море отступает перед волной цунами, это, как – замах руки…
Удар был страшен! Удар огненного меча пронзил миры, сокрушил все темное и тяжелое надо мной. Непобедимая молния настигла меня, вонзилась жалом в голову, прошла насквозь. Всюду гул и грохот обвала: рушились горы, сыпались камни, но я уже не принадлежал взорванному Аду. Я был внутри молнии, я возносился в центре огненного вихря…
Удар был страшен! Не надо было крутить головой, чтобы видеть ослепительный ярчайший свет и сзади, и с боков, и внутри себя. Мой позвоночник раскалился добела, и только искры, которые с треском из него сыпались, были слегка красноватыми…
А потом, неотделимо от меня, запели птицы, зашумели листья, ожил синий воздух… Утреннее солнце осветило поляну. Это была моя любимая поляна в лесу недалеко от дома, куда я часто ходил с собакой. И не единого камня среди травы, цветов и неба!
Я стоял, как никогда прямо, полный жизни и сил, огненная энергия бушевала в груди, все миры были открыты, и была – полная свобода выбора…
Но я не пошел творить великие дела, и не ушел в другие высшие и светлые реальности, а просто пошел домой. Может быть, правильно выбрал, но не правильно сделал. Домой пошел, под кровать залез и уснул, и забыл…
Я забыл, что надо делать с зажженной свечой, и поставил горящую свечу под стол, теперь даже «записки из подполья» не получаются, т.к. ни под столом, ни под кроватью свеча не горит.
Правда, чтобы дойти до дома, мне тогда понадобилось месяца два, и еще месяца три-четыре свеча коптила под столом.
А что потом, было ли что-нибудь потом?..
Это было летом, жарким летом…
Опять невидимые вещи давай стучать по нашим головам…
Представьте, вдруг, все мои лесорубы пошли голосовать за Россию…
И меня спрашивают: «А ты, Вовка-морковка, идешь с нами голосовать за Россию?» Я подумал, подумал и говорю: «Нет, не смогу, у меня не получится голос никуда совать, но, не сомневайтесь, я голосить буду за Россию» – и я заголосил изо всех сил за Россию-матушку!
Это было в лесу, и вопли мои никому не мешали…
Но Небеса чуть-чуть приоткрылись, и я тоже увидел ЕЕ.
ОНА была точно такая, как о Ней рассказывал Владимир Соловьев.
Она – Вечная Женственность, или Она – Звента-Свентана, как назвал Ее Даниил Андреев. Но главное, ОНА спускалась с Небес, все ближе к нам, – сама Красота над Россией! И понял я, что:
Не
|
