рисованием. Чистописание и рисование мне не давались.
Хотя читать я, по свидетельству бабушки, научилась в четыре с половиной года. Самостоятельно. Бабушка рассказывала: приходит моя мама домой, а я сижу в уголке и читаю книжку, мама говорит бабушке: «Ты не рано ли учишь её читать?» «Да не учу я её - она, просто, спрашивает меня, как какая буква произносится.» - ответила бабушка.
А писала я исключительно печатными буквами, как в книжке видела.
Итак, 13 октября 1944 года Рига была освобождена, а 10 ноября я пошла впервые в школу, в четвёртый класс, предварительно сдав некое подобие экзамена за три класса. И была отличницей: почти всё, что мы проходили, я уже знала. Читала я в те годы запоем. У меня был сосед - парнишка на четыре года старше меня - он снабжал меня книгами из своей библиотеки, а она у него была великолепная. Майн Рид, Жюль Верн,
Вальтер Скотт, Марк Твен, Стивенсон, Эдгар По и многое-многое ещё. Так я и осталась Читателем на всю жизнь. Теперь вот и писать что-то пытаюсь.
В конце октября у нас в квартире раздался громкий стук в дверь. Мы ещё не успели с бабушкой отойти от наших страхов, и вдвоём подошли к дверям. Отворили. На пороге стоял здоровенный верзила в солдатской форме, а из-за его спины раздался грозный голос: «Кто здесь живёт?!», и выглянул какой-то невысокий человек. После секундного замешательства этот человек с воплем: « Иза, это ты?!» бросился бабушке на грудь.
Это был дядя Митя, муж дедушкиной двоюродной племянницы, с семьёй которой мы до войны были очень дружны. Дядя Митя приехал со своим денщиком Володей на штабной повозке, запряжённой двумя лошадьми. Володя потом несколько раз возил меня на этой повозке в школу - не было тока и трамваи не ходили, а до школы было не меньше часа пешком. Семья дяди Мити - жена и дочка - находились в эвакуации в Фергане. Потом они вернутся. Четырёхкомнатная квартира, в которой они до войны жили окажется свободной, им её отдадут, и мы решим жить вместе.
ДЕТСТВО. Глава 4.
Так вот, из этого ничего не получилось по вине моего отвратительного характера.
Тётя Тильда - дяди Митина жена - и моя кузина Нина вернулись из Ферганы.
Бабушка, распродав из мебели всё, что ещё не было продано, кроме самого необходимого - двух диванов,стола со стульями, шкафа и комода, переехала со мной в их квартиру, где нам были выделены две комнаты.
Оказалось, что Нина - моя ровесница - в войну пропустила два класса школы, и учится во втором классе. Моя мерзкая сущность сразу почувствовала превосходство.
Я Нину постоянно обижала, и, по-моему, даже лупила, хотя она сейчас уже этого не помнит, или не хочет помнить. Чтобы не портить отношения с родственниками, бабушка решила разъехаться.
К этому времени из госпиталя вернулся мой родной дядя - Ося, мамин младший брат, сын той самой маминой мачехи. Он предложил поселиться в его квартире. Родители его, то-есть, мой дед по маме и его жена, погибли в гетто. А сестра его младшая Лена - служившая переводчицей при одном из штабов армии - пока ещё была тоже в госпитале. Дядя мой - я его звала, просто, Ося - был героем войны. Майор в двадцать четыре года, первым со своим батальоном пересекший границу Латвии. Кавалер орденов Александра Невского и Отечественной войны I степени, а также медали «За отвагу». Это о чём-то говорило! И красив он был, как Бог! Женщины его боготворили. Да и он - их, что греха таить.
Какое-то время мы прожили в этой огромной барской квартире, которая была превращена в коммуналку, и в которой Осе досталось две комнаты. Но, как оказалось, в этой квартире имели право проживать только лица, проживавшие там до 1940 года. И мы с бабушкой оказались на улице. Какое-то время мы ютились по чужим углам, а потом нас пустила к себе семья одного нашего репрессированного знакомого. Там бабушка прожила до самой своей смерти в ноябре 1951 года, а я до 1960 года, когда во второй раз вышла замуж.
Наконец, о самом дорогом мне на свете человеке, о моей спасительнице - о бабушке.
Бабушка моя, как я уже писала, родилась в Москве. 18 сентября 1883 года. Пишу для своих потомков, которые, может быть, будут читать эти строки. В 18 лет она окончила гимназию и собиралась работать в каком-то учреждении в качестве секретаря. Она знала в совершенстве французский и немецкий языки, и была умна по природе. Но, кроме того, она была очень привлекательна внешне, и ей была предложена карьера в обмен на... (теперь это называется - интим). И она уволилась. Вскоре она встретила моего дедушку. Она мне рассказывала, что, когда впервые его увидела, у неё ёкнуло сердце. Сыграли свадьбу, и через год родился мой дядя Володя.
После бабушкиного рассказа о ёкнувшем сердце, я всегда при встрече с нравящимися мне юношами спрашивала себя: ёкнуло или нет. И ведь ёкнуло же однажды, когда впервые увидела своего будущего второго (и последнего) мужа Георгия. Правда это! Должно ёкнуть!
Бабушка моя была мудра, добра и скромна. У неё были золотые руки. И эти руки нас кормили все трудные годы, начиная с 1940-го года и до самой её смерти. Она зарабатывала рукоделием, ибо прекрасно вышивала и вязала крючком. В те времена ценилась ручная работа. И у неё отбоя не было от заказчиц. Скатерти, салфетки, подушки, сумочки - всё, что можно было вышить или связать крючком. Во время немцев она приспособилась , как теперь бы сказали, к бартеру. Она меняла своё рукоделие на всевозможные бутылки спиртного. А затем меняла спиртное на продукты. Помню, как в углу нашей гостиной стояло не меньше полусотни разных бутылок. Дед говорил ей: «Иза, если бы я раньше понял какая ты - многое было бы по-другому.»
Бабушка моя, я знаю, что твоя душа хранит меня все годы моей жизни. Ты говорила, что я родилась в рубашке. Эту рубашку ты до сих пор держишь в своих руках там, где обитают души праведников. Спасибо тебе за всё, что ты для меня сделала. Умирая ты говорила мне: «Вера, будь человеком!». Тебе судить - стала ли я им.
