Утром по радио передали: минус двадцать пять градусов, по области до тридцати - тридцати пяти, безветрие».
– Хорошо хоть безветрие. Господи милостивый, это за что же такие испытания нам? Летом жара до сорока, зимой мороз до костей.
Тетя Дуся гремит посудой на кухне: готовит Андрейке завтрак.
Племяш спит, натянув одеяло на голову, и тетушка опасается – не задохнулся бы. Она подходит к нему, тихонько стягивает одеяло с лохматой макушки, но Андрюшка снова натягивает на голову и, свернувшись калачиком, продолжает досматривать сон.
Сегодня ему надо уезжать домой в Погорелово. Мама наказала, чтобы тетя отправила его домой за день до окончания каникул.
– Андрейка, малёк, вставай! А то каша твоя любимая остынет.
Андрюшка вынырнул из-под одеяла. Потянул носом.
– Геркулесовая?.. Я не малек, теть Дунь, я парень, во втором классе учусь, сколько можно говорить?!
– Парень, парень, – успокоила его тетушка, – не девка же.
Андрюшка побрызгал водой глаза из умывальника, висевшего в холодных сенях и вбежал в избу.
– И носа не замочил. Это кто ж так умывается, чудо чудное?
– Холодина же...
Пар над тарелкой еле заметен: каша остывала и тонкая матовая пленка постепенно покрывала ее поверхность.
Андрюшка быстро работал деревянной ложкой, прикусывая хлеб с маслом.
– Теть Дусь, а ты? – пригласил Андрюшка.
– Ешь, ешь. Я чайку попью. Тебя провожу, а уж потом чего-нибудь поклюю.
Андрюшка чуть не прыснул в тарелку, представив клюющую тетушку.
Когда с завтраком было покончено, он стал собирать в рюкзачок книжки и учебники, которые мать заставила его взять с собой, «чтобы не разучился за каникулы читать и писать». Тетя Дуся поторапливала его: автобус ждать не будет.
– На-ка, наверни газету на ноги, – тетушка подала Андрюшке старую газету.
– А зачем, тетя Дуся?– удивился племянник.
– Мать без валенков посылает, дело ли...
– Так тепло было.
– Было да прошло. Дай-ка я тебе получше вторую ногу газеткой замотаю, чтобы в автобусе ножки не мерзли. А как приедешь – беги быстренько домой, мама-то беспокоится. Заждалась, небось, своего малька.
– Тетя Дуся, опять...
– Парня, парня, мужичка своего.
Тетушка помогла Андрюшке зашнуровать ботинки, поверх воротника завязала шерстяной шарф и завязки затянула под подбородком.
– Жарко же, теть Дусь, – ныл Андрюшка.
– Потерпи. Сейчас на улицу выйдем и не будет жарко.
Снежная дорожка поскрипывает, повизгивает под ногами. До шоссе недалеко; через десять минут они пришли на остановку, где уже перетаптывались ожидающие автобуса.
Скоро из-за поворота показался голубой «ПАЗик». Его маршрут проходил от Боровска до Лебедевки, – всего-то сорок километров, – и ходил он точно по расписанию. Но случалось, в Лебедевку приходил иногда с опозданием, если кого-нибудь завозил в Погорелово, делая для этого десятикилометровый крюк. В Погорелово и жил Андрюшка с матерью.
Водители автобуса не любили этот участок. Летом, разбитую тракторами дорогу заливали дожди, а зимой засыпало снегом. Лесхозовский тракторишко расчищал ее не всегда.
Двери автобуса смерзлись и открылись нехотя, как бы раздумывая: «а стоит ли впускать новых пассажиров».
– Может и мне с тобой поехать, а? – засуетилась тетя Дуся.
– Ну вот еще, что я маленький?!
Она чмокнула ледяными губами в онемевшую на морозе Андрюшкину щеку и подсадила его на высокую ступеньку.
– Деньги не потеряй. Маме привет. Ну, с богом!
– Поживей залазь – не лето красное! – поторапливал водитель.
Тетя Дуся перекрестила отъезжающий автобус и с беспокойными мыслями, как племянник доедет, отправилась домой.
Андрюшка огляделся в поисках свободного места. Одно у окна было свободно, но рядом сидел дядька и, развалившись, пил из бутылки пиво. В конце салона увидел еще свободное место, рядом с толстой тетей, закутанной в два шерстяных платка. Она занимала полтора сиденья, но Андрюшка все же втиснулся между тетей и спящим военным. Он не захотел ехать рядом с пивным дядькой. Противный запах вызывал тошноту. Андрюшка побаивался подвыпивших мужиков, а таких в их деревне хватало.
– Малой, ты свой рюкзачок сними и садись, как следует.
Толстая тетя немного отодвинулась, и Андрюшка, сняв рюкзак, взял его на колени. Тетя катала во рту мятную конфету и причмокивала:
– Куда едешь один, такой малый?
Она полезла в карман за очередной конфетой и слегка прижала Андрюшку.
– Чего молчишь, язык проглотил? Конфету хочешь?
«Нужна мне ее конфета» – подумал Андрюшка.
– В Погорелово еду, домой.
– Тю-ю... в Погорелово... Туда и не проехать теперь.
Тетка прошуршала фантиком и бросила конфету в рот.
– Ты деньги-то отдал водителю, чудо погореловское?
– Да.
Обогрев в автобусе работал на полную мощность. Но пар изо рта пассажиров, как на сильном морозе, туманом растекался по салону и оседал на оконные стекла. Иней молочной пеленой занавесил все окна и только в кабине водителя стекла были прозрачны: видна набегающая дорога и снежные обочины полей и перелесков. Пассажиры дремали. Андрюшке было скучно, холодно и тесно.
С заднего сиденья он увидел, как дядька в черном полушубке нараспашку – ему, наверное, было жарко – допил пиво и двинулся к кабине водителя.
– Будь человеком, останови автобус.
– С чего это? Не остановка, – не поворачиваясь к нему, ответил водитель.
– Пиво просится наружу. Останови.
– Что ты заладил: «Останови, останови»... Не положено.
– А так положено? – он достал из-за пазухи мятую купюру и бросил на столик рядом с водителем, где лежали деньги за билеты.
Водитель затормозил, открыл двери, и полушубок спрыгнул на обочину дороги.
– Смотри не отморозь, – крикнула ему вслед толстуха в двух платках.
Проснувшиеся от незапланированной остановки пассажиры поеживались от хлынувшего в автобус ледяного воздуха. Смельчак, вышедший по малой нужде, вызвал веселое оживление.
– Найдешь ли, родимый? – продолжала подначивать толстуха, наблюдая за копошащимся в поисках пуговиц любителем пива.
– Не боись, найду. Без сопливых обойдемся. Зенки-то не пяль!
– А ты от дверей отошел бы подале.
В автобусе дружно смеялись. Появилось какое-никакое развлечение. Кто-то водителю предложил:
– Поехали, чего морозить людей. Семеро одного не ждут.
– А и правда, поехали. На обратном пути заберешь, – скомандовала добрая толстуха.
– Как народ скажет, – согласился водитель и пару раз нажал на педаль газа, пугая мужика в полушубке.
– Ошалел, что ли?! – возмутился тот, вваливаясь в салон, забыв застегнуть ширинку.
– Ну, всё, теперь до Лебедевки останавливаться не буду, хоть обделайся.
Шофер передвинул рычаг коробки передач, и плавно тронул автобус с места.
Через час, когда подъезжали к повороту на Погорелово, водитель спросил, не едет ли кто-нибудь туда. Андрюшка не слышал, он спал, пригревшись у толстого теткиного бока. Когда поворот проехали, тетка вспомнила, что туда едет малый.
– Погоди, – закричала она водителю, – мальчишка в Погорелово едет.
Андрюшка проснулся от ее крика и сразу ничего не понял. Водитель стал притормаживать. Автобус остановился.
– Вы, что издеваетесь? Есть еще кто-нибудь в ту сторону?
– Никого, – ответил за всех полушубок. – Ехай прямо, а на обратном пути забросишь мальца в это Горелово-Загорелово...
– Правильно, – раздались голоса в автобусе. – Чего время терять. Там на этой петле в снегу застрянешь. Езжай!
– Я обратно через четыре часа поеду. Что мне с ним делать? Я не нянька.
– Чего ж такого малого одного оправляют?
– Поворот-то недавно проехали...
– Вернулся бы обратно... довез бы до поворота, а там он дойдет, – предложил кто-то. – Погорелово недалеко, за леском видать.
– Ты еще бинокль возьми – совсем близко будет, – вступилась толстуха.
– Мне обратно никак. Чуешь, колодки горят?– обратился водитель почему-то к полушубку. – Запах гари чувствуешь?
– Кончай галдеж! – завопил полушубок. – Устроили собрание. У шофера колодки горят, мы вообще, может, и до Лебедевки не доедем. А пацан сам виноват.
– Малый, пойдешь домой или в Лебедевку поедешь? – спросил солдатик, сидевший с Андрюшкой рядом.
Андрюшка не хотел ехать ни в какую Лебедевку. Дома его ждала мама и, если он не приедет вовремя, она сойдет с ума.
– Я домой хочу, выпустите меня.
Он встал, накинул лямки рюкзачка и пошел к выходу. В автобусе стояла тишина, если не считать мерного тарахтения мотора, и потому все расслышали, как бабуля, дремавшая рядом с водительской кабиной, тихо сказала:
– Бессердешные, – сняла теплую рукавичку и перекрестилась. – Прости нас, Господи.
Автобус забирался в гору, а Андрюшка спускался под горку, к повороту, и дошагал до него быстро. Там на столбе табличка висела, он прочитал: «Погорелово» – 5 км. Если идти быстро, то совсем не холодно, только дышать трудно. И немного страшно. С одной стороны поле, а с другой лес. Лес черный, и там что-то потрескивает и постреливает. «И как там волки живут?» – подумал Андрюшка. – Что они едят? Они едят зайцев и заблудившихся людей», – нагонял он на себя страху.
Он шел уже минут двадцать, но тридцатиградусный мороз не особенно беспокоил его. Дышал он через толстый шерстяной шарф, спрятав в него подбородок, согревая холодный воздух. Тонкие волоски прилипали к губам и щекотали кончик носа, но на это он старался не обращать внимание.
Пройдя километра три, Андрюшка еле поднялся на высокий пригорок и увидел свою деревню. Домики были такие маленькие, а тарелка на крыше соседа, дяди Коли Ильина казалась блюдечком. До дома было еще далеко. Теперь он почувствовал, что устал и хорошо бы где-нибудь отдохнуть, посидеть, но сесть было не на что, разве что прямо в снег. В одном ботинке газета сбилась в комок и носок сполз с ноги. Андрюшка хотел развязать шнурок и выбросить газету, но пальцы онемели и не хотели сгибаться. Пришлось опять надевать варежки. «Мама ждет. Пойду так», — подумал Андрюшка. Он постоял немного, собрался с силами и продолжил путь.
Пальцев на правой ноге как будто не было. В ботинке иногда что-то покалывало, и это мешало идти, да и сил оставалось немного. Рюкзачок за спиной казался тяжеленным.
Андрюшка не понимал, почему он совсем не чувствует одну ногу. Поднимаясь на высокое крыльцо своего дома, он споткнулся и упал прямо у порога.
На шум выбежала мама.
– Сыночек... что же ты... откуда? Автобуса-то нет и нет... Все глаза проглядела.
Мать подхватила его и на руках внесла в дом. Андрюшка заплакал:
– Меня из автобуса высадили.
– Да что ж так... Ах, люди...
– Я пешком шел от шоссе.
– Герой мой, щечка белая и носик... – мать принялась раздевать плачущего Андрюшку. – Ничего, сейчас разотрем... чайку с малинкой и под одеяло.
Андрюшка спал долго: как лег вечером в семь часов, так и проспал до тех пор, когда мать пришла с фермы, после утренней дойки. Ему не хотелось вставать, и он притворился спящим. Мать подошла и по вздрагивающим векам поняла, что сын не спит. Она запустила руку под одеяло и легонько пощекотала его за пятку.
– Вставай, лежебока, разоспался.
Андрюшка взбрыкнул ногой и закричал от боли. Одеяло сползло в сторону, и мать увидела на ноге сына черные пальцы. Сначала она подумала, что они просто чем-то выпачканы. Но потом с ужасом поняла, что это обморожение. Андрюшка хотел встать, но она не разрешила. Бережно поправила сползшее одеяло и, причитая, стала расхаживать по комнате, не
|
