У друзей Александра Сергеевича, Вяземских, рос сын Павел, с которым он любил играть и забавляться даже тогда, когда его родителей не было дома. Он так научил мальчика боксировать, что тот принялся побивать всех и нокаутировать: что - у себя дома, что - в гостях. В результате такой науки родители перестали его брать куда-либо с собой.
Однажды зимой, по тогдашней моде, Павел поднес поэту, вслед за остальными членами семьи, и свой альбом, недавно подаренный ему, прося записать туда стихи. Обязательный Пушкин, дня три спустя, возвратил его мальчику, вписав в него:
Душа моя, Павел!
Держись моих правил;
Люби то-то, то-то,
Не делай того-то.
Кажись, это ясно.
Прощай, мой прекрасный!
И с тех пор его в семье называли только так: "Душа моя, Павел".
Пушкин научил Павла еще игре. Княгиня Вера Вяземская запрещала сыну даже касаться карт, опасаясь развития в будущем наследственной страсти к игре - её муж играл и проигрывал немалые деньги, даже имения …
Однажды, когда Павел заболел, Пушкин научил его играть в дурачки, использовав для этого визитные карточки, накопившиеся на новый, 1827 год. Тузы, короли, дамы и валеты козырные определялись Пушкиным, значение остальных не было определено, и эта-то неопределенность и составляла всю потеху: завязывались споры, чья визитная карточка бьет ходы противника. Настойчивые споры и цитаты в пользу первенства попавшихся в руки мальчика потешали поэта, как ребенка, и он заразительно хохотал.
Как-то раз, вернувшись из гостей, княгиня Вяземская застала дома такую картину: поэт и её сын барахтаются на полу, и в перерывах плюют друг на друга – на точность попадания.
Эти антипедагогические забавы поэта объяснялись его взглядом на приличия. Он неизменно, в течение всей своей жизни, утверждал, что все, что возбуждает смех - позволительно и здорово, а все, что разжигает страсти - преступно и пагубно...
