23. Рота
Как и предполагалось, по роте в синих армейских трусах метался Эдик-Кипиш. «Высокоорганизованный» Кипиш потерял галстук и теперь бегал по роте и приставал ко всем – мой галстук не видели? В своих бедах он всегда винил других. Вот и сейчас он видел жидо-масонские происки. Хотя он сам, своими руками сдал галстук вместе со старой курсантской формой!
Машка с явным интересом рассматривала помещения роты и очень удивилась, что в роте стоял огромный уличный, красного цвета автомат газированной воды. Попила воды с сиропом. Послушала байку про то, что выпускники по традиции выкидывают в окно телевизоры, магнитофоны и другую аппаратуру. Посмотрела в окно – да, там до сих пор валялись разбитые телеки, колонки, видики. Потом зашла всюду, куда можно, даже в туалет одним глазком посмотрела! Вот женщина! Во второй каптерке случайно увидела мой старый вещмешок, обрадовалась и отрезала от него маникюрными ножницами бирку с фамилией – на память. Потом захотела найти мою старую шинель, где на обороте хлястика тоже была вышита фамилия. Но искать шинель мне было неохота, да и хлястик был пришит намертво. Заглянула в ленинскую комнату, посмотрела на суровые лики советских вождей. Затем она пошла в кубрик, села на мою бывшую кровать и замечталась! По ее виду было очень красноречиво понятно, о чем похотливая Машка замечталась. Я засмеялся в голос, Машка очнулась от своих грез, и мне так мечтательно произнесла:
– Ничего ты не понимаешь, милый...
Пока Машка предавалась фантазиям в моей кровати, я пошел сдавать барахло. Старшина роты, Коля, от природы был огненно-рыжий, конопатый, с красным лицом. Сейчас он злобно ходил по каптерке, пинал ногой тюки с барахлом и тихо матерился. Лицо его из красного стало пунцовым. Увидев меня, он коротко сказал:
– Бросай!
Расписался за ротного в моем вещевом аттестате и показал мне пальцем на дверь:
– Проваливай!
Мы были с ним в хороших отношениях, и за четыре года своего старшинства он так бесцеремонно со мной никогда не разговаривал. Это меня здорово зацепило, я задержался и спокойно спросил:
– Что случилось, дружище?
И его как прорвало!
Нас все время пугали, кто будет плохо учиться и летать – сошлем на вертолеты! Для штурмана транспортной авиации это действительно плохо! Мы надеялись повидать весь мир, что в Советском Союзе было вполне реально. Могучий Союз имел свои интересы в каждом уголке земного шара, куда косяками летали наши самолеты, естественно, со штурманом на борту. А вертолет? Куда он полетит? Вокруг корабля еще ничего, а вдоль границы? Где-нибудь в Забайкалье или на Камчатке. Во всеобъемлющем Машкином списке вертолетных площадок вообще не было. Она их даже не рассматривала как вариант!
А случилось вот что. Коля какими-то путями выяснил, куда его распределили. Как – не знаю, это до самого выпуска была страшная тайна. Даже после выпуска подковерная борьба продолжалась, некоторые получили предписания о дальнейшем прохождении службы лишь на следующий день после выпуска. А Коля воспользовался своими связями и узнал заранее. Сказать, что результат его расстроил, значит не сказать ничего. Он был взбешен! Родина в лице отцов-командиров отправила его служить на остров Возрождения! Не слышали такой? И я тоже впервые услышал о нем! Это небольшой остров в Аральском море, где находился чуть ли не самый крупный в стране лепрозорий и полигон испытаний химоружия. И небольшой вертолетный отряд его обслуживал. Хуже места в Союзе просто не было! Любой таежный медвежий угол казался столицей мира по сравнению с островом Возрождения!
Рассказывая мне, Коля чуть не стонал от обиды! Еще бы, вместо того чтобы валять дурака, как мы, его ровесники, и наслаждаться молодостью и девчонками, он честно все четыре года тянул лямку старшины роты и справедливо надеялся, что его не обманут! Обманули! Самым подлым образом! Я сразу подумал про Потю и его подлую натуру, Коля со мной согласился. Теперь мне тоже было о чем волноваться, Патефон мог и мне такой же «подарок» сделать. Запросто! Забегая вперед, скажу, Коля на Аральское море не поехал. Он поехал на другое море, Черное, в Туапсе, гонять на вертолете морских браконьеров. Что со штурманской точки зрения тоже плохо.
Машка тем временем полулежала на моей кровати и развлекала других жен, мам, сестер и девушек своими познаниями в аэродромной сети Союза. Хитрая Машка хорошие места не очень хвалила, а плохие не очень ругала. Про самые лакомые места она кокетливо умолчала! Вроде как везде служить хорошо. Зато рассказала массу сплетен, слухов, сказок и баек. Мои друзья смеялись над ее рассказом, но Машку это не смущало. Женская часть аудитории внимала ей, открыв рот! Я не стал расстраивать Машку перспективами распределения, а сел рядом и стал слушать. Красавица еще больше воодушевилась и с видом знатока понесла уже полную ерунду. Мы веселились, а женщины еще более внимательно слушали! Машкин рассказ и наш смех привлекал все больше и больше народу, пока не собрал всех, кто был в роте. Моя красавица блистала в лучах неожиданной славы и распалялась все больше и больше. Первым в толпе стоял Кипиш в семейных трусах. Он, единственный из наших, не смеялся, а принимал Машкины россказни как истину в последней инстанции. Галстук он так и не нашел, и решил идти без галстука! Надеть все остальное на себя он тоже не догадался. Когда все будут выходить строиться, Кипиш будет бегать по роте и искать штаны! В конце концов, он опоздает на построение, впрочем, как обычно, но будет в галстуке, только в старом курсантском, зеленого цвета, а не в черном.
Пока Кипиш окончательно не потерялся из виду, скажу, что судьба его сложилась так. Попал он служить в Сызрань, конечно, на вертолет. Но там умудрился выгодно жениться. Единственная, но страшненькая дочь богатых родителей почему-то выбрала в мужья непутевого Кипиша. Я был на их свадьбе и видел его жену собственными глазами, и правда страшненькая. Ее родители имели паромный бизнес. Волга в районе Сызрани почти пятнадцать километров шириной, а ближайший мост – в девяноста километрах, в Самаре, поэтому паром – это единственный способ перебраться через Волгу. Родители были поволжскими немцами и при первой возможности продали паромы и уехали в Германию, бросив Кипиша на произвол судьбы.