Осень нагрянула неожиданно, перечеркнув чудное лето, в несколько дней превратив дороги в непроходимое глинистое месиво. Даже автобус, натужно хрипя, с трудом выбирался из скользких луж, уменьшив график своего движения ровно в три раза.
В деревне было скучно и холодно, все спешно доделывали свои дела в садах и на огородах, выбирая мало-мальски погожие дни.
Ангелина летала по деревне, весело щебеча, она быстро забыла про гибель подруги и даже нудный осенний дождь не смог погасить яркое солнышко в темных глазах.
Ее преследовал жгучий взгляд. Где бы она не была и что бы не делала, этот взгляд, огненный, раздевающий и одновременно тоскливый сопровождал ее повсюду. Геннадий совсем сошел с ума. Веселая цыганка, занозой вошла в его, давно успокоившееся сердце и он абсолютно потерял голову. Галина быстро все поняла, орала дурниной, кляла проклятую стерву и била по морде своего неудачника, но ничего не помогало. Мужик закусил удила, его кровь кипела, как вода в старом медном чайнике и он ничего не соображал.
Темной, октябрьской ночью в окошко дома, где жила Ангелина, постучали. Женщина знала, что это произойдет и была готова. По периметру большой комнаты были расставлены длинные, непохожие на обычные, черные свечи, горящие искрящим, колдовским пламенем. Посреди, был сложен очаг из закаленных кирпичей и подвешен небольшой котелок, в котором дымилось ароматное варево. В печи потрескивали и слегка дымились, источая сладкий и чуть горьковатый дым, тонкие поленья.
У стены было брошено толстое одеяло и целая вереница маленьких, пушистых подушек, обрамляла постель. Около стоял стоял небольшой столик, с бутылкой вина, стаканами и козьим домашним сыром.
Услышав стук, Ангелина метнулась к двери, тонкой, темной тенью. Ошалевший мужик, стоял столбом, когда нежное, смуглое тело прильнуло, обвилось, приникло.
Абсолютно голая женщина утянула его к постели, быстро стащила одежду и змеей скользнула вниз, скользнув горячим лицом по животу. Что происходило дальше, Геннадий помнил смутно. Резкое, сладостно- болезненное ощущение внизу, горячие тиски, узкого, почти девичьего влагалища, горячий, ароматный напиток, холодное вино... И снова ощущение... Прохладные упругие груди, черный треугольник волнистых волос, шелковистая грива... И снова, обжигающие тиски. И горячий рот, втягивающий, вытягивающий, безжалостный.
Мужчина почти сошел с ума.
Когда рассвет серой тенью скользнул в окна, того Геннадия, мужа властной хохлушки, больше не было. Из дома Ангелины вышел зомби, с безумными глазами и слегка перекошенным ртом.
Прожив неделю дома, он обезумел окончательно. Его уже совсем не интересовало, что и как говорит жена. Звук ее голоса, он ощущал, как далекий, бессмысленный гул, не понимая слов, не понимая ничего. Целыми днями он бродил по улицам, стараясь найти, коснуться, хотя бы просто посмотреть на свою сумасшедшую любовь.
Ангелина совсем перестала обращать на него внимание. Холодный взгляд темных глаз равнодушно скользил мимо, практически не замечая мученика. Все чаще и чаще, ее глаза встречались с ощупывающим, наглым взглядом мужа Саши, Григория.
Была дождливая ночь конца октября. Хлесткие струи били наотмашь, последние черные листья летели и кружились в унисон порывам холодного ветра. Геннадий не замечал холода. Он привычно стоял недалеко от дома Ангелины, длинные неухоженные патлы, развевались, он жадно ловил глазами каждое движение тонкой фигуры, казавшейся наброском тонко отточенного карандаша на белой бумаге, в свете ярких свечей.
И вдруг, знакомая, длинная, угловатая фигура, крадучись скользнула в дверь. Гришка! Чертов блядун! Оторопев, Геннадий смотрел о окно. Ловкая наездница с черной, взлетающей облаком и опадающей на тонкую спину гривой, лихо скакала, оседлав своего неуклюжего коня. Мужики увидел, что она на очередном взлете обернулась и горячий взгляд злых темных глаз скользнул по стеклу. И когда тонкий вскрик, вырвался из неплотно прикрытых дверей, Геннадий упал на колени и практически потерял сознание.
На следующий день Галина никак не могла дождаться Сашу, с которой они договорились уездить в город на променад. И через пару часов, когда ушел автобус, она, чертыхаясь поплелась к ней домой. Приоткрытая дверь, выпускала теплый, парящий на уже морозном ветру, воздух. Женщина зашла в сени, потопталась и прошла в спальню. На кровати, с проломленными топором головами, лежали Саша и Григорий. Лужа крови почти полностью покрывала гладкокрашеный пол..
К вечеру, у реки, нашли полумертового и совсем свихнувшегося Геннадия. Он лежал под старой ветлой, крепко сжимая обеими руками окровавленный топор.
Скорая помощь, приезжавшая в деревню, за все время ее существования, от силы раз пять, увезла Геннадия в сопровождении молодого полицейского в психушку.
Абсолютно потерянная Галя, металась по деревне. Оказалось, что она любила своего непутевого мужа. Василиса пыталась затащить ее к себе, бабки уговаривали и жалели, но она ни с кем не хотела говорить. И только Ангелина, чудом сумела затянуть ее в свой дом.
Долгими вечерами она отпаивала в конец потерянную хохлушку своими травами, гадала, лила воск, успокаивала, убеждала. Галина похудела, побелела, таяла на глазах. Она практически поселилась у Ангелины. Часто, зимними вечерами, Василиса видела, как на заснеженном мостике, загораются свечи и тонкая фигурка, закутанная до самых глаз, ритмично качается из стороны в сторону. И ледяной ветер подхватывает и уносит в свои северные края птичий клекот.
И, уже, когда апрельское теплое солнце, принялось взламывать толстый лед на реке, Галину увезли в городскую больницу. Через две недели она умерла. Скоротечный рак, пожала плечами медсестра, отдавая Василисе узелок с одеждой покойницы.
И снова, у вскрывающейся реки, маленькая фигурка неподвижно сидела, качаясь. И тонкие руки что-то сыпали в свинцовую воду.
