Ещё раз

Красная-красная кровь,
Через час уже просто земля,
Через два на ней цветы и трава,
Через три она снова жива...
Виктор Цой

Самолёт шаркнул вялой резиной по раскалённому асфальту; пассажиров сначала качнуло, потом дёрнуло, а уже через пять минут они спускались по трапу, необъяснимо радостные и встревоженные. За клетчатым забором переминались встречающие - всего несколько человек. Но никто из них не встречал Дмитрия. В общем-то никто и не знал, что он приехал.
Удивительно было вернуться в родной город вот так, через десять лет, и обнаружить, как здесь всё изменилось. В душе Дмитрий радовался возвращению, но сделал вид, что чем-то разозлён и сплюнул: "Тьфу ты!" - а потом обалдело и весело смотрел, как испаряется слюна. Вот тебе, маменька, и средняя полоса.
Любого другого нынешний городской пейзаж вверг бы в уныние: сухая и пыльная земля, ни травинки ни кустика, и тусклые уставшие деревца, почти зачахшие без дождя, - а Дмитрий глядел завороженно, будто ему открылось чудо, словно он единственный мог впитать красоту кашляющего песком города; и кашляющего дымом автобуса, почти разобранного на части, который повёз его по маршруту, не менявшемуся годами; и маршрут этот навевал воспоминания, детские, смешные, наивные, порой смущающие своей наивностью, но приятные и светлые. Ах как приятно вспомнить щемящее удовольствие поездки, мерный бег колёс по извилинам улиц, меж старых высоток и новых небоскрёбов, лихое покачивание автобусной палубы - так кидало бы лодку в преддверии шторма, - и гул дряхлого двигателя, его старческое "апчхи!", когда попадается совсем уж негодная порция топлива.
Город был совсем не таким, каким его помнил Дмитрий. Воздух стал густым и горячим, и дома плыли в густых горячих потоках, поднимавшихся от земли.
Сами дома изменились: теперь их покрывали всевозможные защитные слои из стекла, извести и чёрт знает чего ещё. Некогда многолюдный, город опустел: редкие прохожие, одетые, будто арабы, в белые одеяния, двигались жиденькими очередями, как караваны среди пустыни. И лишь прогрессивная молодёжь, как всегда, как везде, не принимала культуру, навязанную необходимостью - несколько раз Дмитрий видел группы подростков, раздетых как папуасы, мчавшихся куда-то на роликовых коньках. И один раз на глаза попались монахи. Люди в чёрных балахонах совсем не вписывались в жаркий пейзаж, поэтому Дмитрий решил, что ему просто привиделось.
Он сделал несколько пересадок. Больше из желания осмотреть город, чем из необходимости. В конце концов, устав от созерцания залитых солнцем улиц, он сошёл на знакомой остановке и, побродив пару минут по изменившимся кварталам, вышел к зданию, которое так хорошо помнил. Оно тоже преобразилось: крышу украсили голубые скаты из стекловолокна, стены обросли всеми слоями защиты, какие только смог придумать человек, а совсем рядом, в двух шагах, топорщил кривые бока "противометеоритный" бункер. Здесь никогда не было метеоритных дождей, зато часто приезжали комиссии, строго следившие за исполнением всех инструкций по безопасности.
На входе в школу его никто не остановил, как это бывало раньше, когда Дмитрий оставлял ученический билет дома. Даже турникет не среагировал и пропустил мужчину. В просторном, овеваемом кондиционерами холле никого не было. Раздевалки пустовали, равно как и место дежурного у звонка. В кабинете директора отсутствовал директор, в учительской - учителя. Однако в учительской Дмитрий задержался, и хотя здесь нестерпимо воняло чем-то застарело-кислым, он долго и упорно изучал расписание занятий, пока не нашёл нужную фамилию. Единым духом проскочив два лестничных пролёта, промчавшись вихрем по коридору, он оказался у двери, до боли знакомой.
И дверь, и кабинет за ней нисколько не изменились. Как давно он не был здесь? Так давно, что не мог вспомнить без умиления нудные и скучные уроки; и перемены полные беготни, столкновений, ушибов; и снова уроки; и девчонку, сидевшую перед ним, и которую от избытка чувств он дёргал за косички.
Кабинет русского языка и литературы распахнулся перед Дмитрием волшебством возвращения в прошлое, и всё здесь было так же, как и годы назад, только детей меньше, и девчонка, которую он дёргал за косички, теперь учила, а не училась.
От волнения пересохло в горле. Дмитрий медленно выдохнул, пытаясь подобрать слова приветствия, но заготовки, которые он изобретал по пути сюда, рассыпались кусочками и застряли где-то между мозгом и языком. Пятнадцать пар любопытных глаз обернулись к нему в нетерпеливом ожидании: что же будет дальше? - но он, как ни старался, не смог ничего придумать. А она...
Она не могла поверить, что он вернулся. И пусть она ни капли не изменилась с момента их последней встречи, пусть оставалась такой же прекрасной, свежей и весёлой, но с его появлением она расцвела, подобно цветку, вспыхнула и заискрилась всеми оттенками радости и счастья. Ей никогда не приходилось изобретать. Слова и дела рождались в ней быстро и естественно, как у изножья гор рождаются родники и ручьи; она будто выхватывала из эфира - из могучего потока, где уже было всё необходимое, и оставалось только выбрать момент, поймать нужное слово, правильное движение. Вот и сейчас случилось так же. Танька вскочила и бросилась к нему.
- Димка! - кричала она, обвив его шею руками, - Димка! - сжимая в объятиях, - Ты вернулся!
Он тоже крепко обнял её, расцеловал в обе щёки, и снова обнял. Она прижалась, как родная. Она и была родная. Единственный родной человек после смерти матери. И они бы так и стояли, обнявшись, до самого конца света, но в классе послышались шепотки. Пятиклашки конечно малы, но далеко не наивны, и ваши попытки накормить их байками про крепкую дружбу мужчины и женщины непременно рассыплются карточным домиком. Пятиклашки прекрасно видят, как светятся эти двое в объятиях друг-друга.
Татьяна опомнилась, отпустила Димку и обернулась к классу:
- Ребята, познакомьтесь с Дмитрием Алексеевичем. Дмитрий Алексеевич - знаменитый путешественник-натуралист. Давным-давно мы учились в одном классе, в этой самой школе.
Дмитрий напустил на себя ну очень важный вид и громко сказал:
- Не буду вам мешать! -  а сам тихонько тронул Таню за локоть и сделал знак "Жду тебя".
Пояснений, где он ждёт, Татьяне не требовалось. Она прекрасно поняла, что Дмитрий имел ввиду старое кафе, в котором они бывало задерживались после уроков и куда он водил её на первое свидание. Тогда каждый работник этого кафе знал поимённо весь класс Татьяны и Дмитрия, детям даже выделили группу столиков у окна, а когда звенел последний звонок, ни один столик не пустовал. Зато теперь пустовало всё кафе. Незнакомый мужчина стоял на кассе, незнакомая официантка принимала заказы. Да и откуда взяться знакомым? Персонал кафе всегда был молод - здесь не работали люди старше тридцати, а сейчас тогдашним работникам, наверное, уже за сорок.
Нахлынувшие угрюмые мысли развеяла Таня. Она явилась в кафе подобно ангелу. Сверкая чёрными глазами и ослепительно-белым платьем, она двигалась легко, будто летела, едва касаясь ногами земли; волосы разметались чёрной волной, создавая ощущение ирреальности. Казалось, Таня сияет так сильно, что глаз - не в силах увидеть этого сияния - слепнет по линии ореола, окутавшего женщину. Но как же естественна она была в ореоле света! Просто прошла, просто села напротив, и просто положила свою руку поверх руки Дмитрия; и ему едва удалось сдержать смех от нахлынувшей радости. Чёрт возьми, как же он рад её видеть!
Они посидели в кафе, прогулялись по городу, Таня спросила, где Дмитрий остановился, а услышав в ответ, что он ещё не выбрал гостиницу, пригласила к себе. Так просто, будто и не было десяти лет разлуки.
- Я приду, - просто сказал он, - Но сначала мне нужно увидеть наших.
- Почти все разъехались, - горько сказала Таня, - Коля каким-то заводом руководит, его ты быстро найдёшь. Светик и Манка вроде бы живут неподалёку, но я давно их не видела.
- И всё? - удивился Дмитрий.
- Ещё Никита... - женщина побледнела, - Он в лечебнице. Месяц назад я навещала его. Он совсем плох.
Дмитрий притянул её к себе и обнял. Потом слегка отстранился и поцеловал. Таня не сопротивлялась. Напротив, она жадно пила его поцелуй, будто они снова вернулись на десять лет назад, и он снова покидал её на эти десять лет.
- Я приду, - повторил он, весело чмокнул Таню в щёку и побежал по улице, опьянённый счастьем.
Найти Колю не составило труда - из-за чудовищно редкой фамилии, да и в телефонном справочнике он был отмечен дважды. Домашний номер оказался недоступен, но короткие гудки лишь раззадорили Дмитрия. Он решил разыскать Николая Витальевича во что бы то ни стало и заявился к нему на работу. Охрана завода, принадлежавшего Коле, особого сопротивления не оказала. Дмитрию выписали временный пропуск и без лишних вопросов впустили на территорию, непривычно тихую. Дмитрий знал, что заводы должны шуметь, должны громыхать и дышать жаром, а завод Николая молчал. Тут и там меж цехов бродили бездельники, работа стояла. Дмитрий и в этом безобразии умудрился найти плюсы: всякий был рад указать ему, где искать Николая Витальевича.
Вялая секретарша, развалившаяся под прохладным кондиционером, никак не прореагировала на появление незнакомца. Едва одетая, она, не смущаясь своей наготы, закрыв глаза, как будто загорала, или принимала ванну, в освежающих струях. Большая красивая грудь, прикрытая полупрозрачной полоской ткани, ровно вздымалась и опускалась. Дмитрий с трудом оторвался от созерцания пышной плоти и ввалился в кабинет к Николаю, запнувшись о гору разбросанных по полу бумаг. Колян поднял голову и кисло посмотрел на старого школьного друга:
- А... Димон... - равнодушно промямлил он, словно они виделись вчера, и позавчера, и всю неделю до этого, и посещения Димы уже приелись Коляну. Тем не менее, он попытался вежливо выпроводить нежданного посетителя: - Знаешь, я не смогу с тобой никуда выбраться... извини... Очень занят...
- Да что стряслось-то? - совсем сбитый с толку воскликнул Дима.
- Стряслось... - всё так же вяло протянул Коля, - Шахты затопило... Кипящей водой... По всей стране одна картина... много людей погибло...
- Не слышал.
- Не освещают... Какой-то дурак раструбил на весь интернет, что конец света на носу... не освещают... Не хотят паники...
Они сухо распрощались. Разочарованный Дмитрий чуть не забыл спросить адрес клиники, где находился Никита. Коля адрес знал и поспешил назвать, чтобы старый друг уже наконец убрался.
В ожидании пригородного автобуса Дима потратил целый час. В горле пересохло, глаза слезились от песка и пыли. Он нашёл старющую колонку и попытался напиться из неё, но труба выдала горячую ржавого цвета жидкость, нестерпимо вонявшую хлором. В магазинах продавали охлаждённую очищенную водопроводную воду. Не ржавого - а мутно-белого цвета из-за добавленных ароматических масел. "Никакой химии" - правдиво утверждала этикетка. Дмитрий не знал, какой запах требовал добавления в воду ароматических масел, и знать не хотел. Вода в магазинах по-крайней мере была прохладна. Он купил две бутылки, и успел выпить обе, пока ехал в лечебницу.
В психиатрической клинике оказалось на удивление свежо. Стены выкрасили в