Дочь

Невыносимо хотелось спать. Веки отяжелели, и Ольга с трудом удерживалась от того, чтобы закрыть глаза и провалиться в спасительную дремоту... На какое-то мгновение она действительно почти уснула, но резкий голос человека, сидевшего напротив нее за столом, заставил очнуться.
- Простите, - пробормотала в ответ Ольга, сжав пальцы правой руки в кулак. Ногти впились в ладонь, и боль окончательно разбудила ее. - Простите, я не расслышала, что вы спросили.

Человек усмехнулся и, потянувшись вперед, достал из пачки "Беломора" папиросу.
- Не возражаете, Ольга Владимировна? - снисходительно спросил он. И, не дожидаясь разрешения, щелкнул зажигалкой. По небольшому кабинету поплыл тяжелый табачный дым.

Ольга сидела прямо, сложив руки на коленях и чувствуя, как к горлу неумолимо начала подступать тошнота. Молодая женщина закашлялась, подняла руку, расстегивая верхнюю пуговку платья.
Серые глаза следователя внимательно следили за ней.
- Ну, хорошо, - улыбнулся он и притушил папиросу в стоявшей рядом круглой стеклянной  пепельнице. - Не буду. Тем более, в вашем положении нюхать табак вредно. Вы ведь ждете ребенка?

Последние слова прозвучали резко и жестко. Ольга вздрогнула, как от удара и провела ладонью по лбу, на котором выступила испарина.
- Я... нет... я этого не говорила, - пробормотала она, опуская глаза.

Внезапно сказалось все - две бессонные ночи, волнения за Ивана и себя, страх перед этими казенными стенами, где ее уже третий раз допрашивали, этот человек, глядевший на нее, как удав на кролика и хотевший... хотевший чего?
Ольга почувствовала, как горло что-то сжимает, глаза застилает вязкая черная пелена...
и потеряла сознание.

Через некоторое время ощутила, как кто-то одной рукой поддерживает ее за талию. Другая рука поднесла к ее губам стакан с водой.

- Пейте, - все тот же голос и все тот же внимательный, в чем-то снисходительный взгляд.
Молодая женщина сделала глоток, возвращаясь в окружающую реальность.

- Вы ждете ребенка, - утвердительно проговорил следователь, так и не дождавшись ответа от допрашиваемой. - И поэтому, вам не надо сейчас волноваться.
Просто отвечайте чистосердечно на мои вопросы и...

Он сделал паузу. Стакан, который Ольга держала в руках, дрогнул, немного воды пролилось на ее зеленое шерстяное платье.
- И что тогда? - тихо переспросила она.
- И тогда мы отпустим вас с миром, - следователь широко улыбнулся ей, постукивая пальцами по ребру стеклянной пепельницы.
- В конце-концов, - продолжал он, - с подследственным Торинским вас не связывает ничего, кроме...
Опять пауза и взгляд, который пытался проникнуть казалось бы, в самую душу Ольги.
- Кроме этого ребенка, -  закончил он.

- Он мой жених, - тихо ответила Ольга, разглядывая свои руки, сцепленные на коленях. - Мы уже подали заявление, просто...
- Просто не успели, - завершил за нее следователь и понимающе кивнул.
- Да вы радоваться должны, что не успели этого сделать! Понимаете вы это или нет, Семенова? - он резко встал из-за стола и, пройдясь по комнате, остановился перед бледной Ольгой, тряхнул ее за плечо.
- Вы понимаете, что означает быть женой человека, арестованного по статье за антигосударственную деятельность? Ну, отвечайте!

Жесткие пальцы больно впились в плечо и снова грубо тряхнули ее. Ольга молчала, опустив глаза и кусая губы. Из глаз потекли слезы, которые она не могла больше сдерживать...

- Погеройствовать, значит, захотели? - бросил следователь, снова усаживаясь за стол.
- Я не понимаю, что вы от меня хотите, - проговорила Ольга, поднимая на него покрасневшие глаза.
Неожиданно ей с необычайной ясностью показалось, что все происходящее - просто дурной и страшный сон. Надо только проснуться. Надо проснуться...

- Сколько вам лет? - следователь взял в руку листок с анкетой Ольги. - Двадцать девять?
- Да, - тихо отозвалась она.
- Вы еще молоды и красивы, у вас все впереди.

Он снова встал и подошел к молодой женщине, снисходительно глядя сверху вниз.
Снова пауза, показавшаяся Ольге вечностью. Затем, как и раньше, она ожидала услышать приказ отвести ее обратно в камеру. До следующей ночи. По установившейся традиции допросы здесь проводились почему-то по ночам.

- Вы свободны, Семенова, - неожиданно услышала Ольга. И не поверила. Посмотрела в сощуренные серые глаза, как загнанный зверек смотрит в глаза хищника, готовящегося его растерзать.
- Вы свободны, - уже более мягко проговорил следователь. - Пока свободны...
- Перфилов! - крикнул он, и в кабинете появился стоявший за дверью работник НКВД. - Проводи гражданку Семенову на выход.


***

Ольга шла по обледеневшей мостовой, жадно глотая свежий морозный воздух. В лицо ударила колючая метель и, задохнувшись, женщина остановилась, поправляя меховой воротничок пальто. Город казался безлюдным, как всегда бывает в самые ранние утренние часы, когда люди еще досматривают последние сны. Говорят, эти утренние сны бывают самыми счастливыми и светлыми. А уже через каких-то пол часа на улицах покажутся спешащие на работу люди. И начнется очередной будний день.
Для кого-то - удачный и добрый... для кого-то - черный, несчастный и одинокий.

"Пока свободны"... слова следователя неотступно звучали в сознании Ольги, когда она шла по широкому, пока еще пустынному проспекту, когда дожидалась первого трамвая и ехала домой. И когда она сошла с него и направилась в сторону пятиэтажного каменного дома, где жила ее мать, а последнее время - с момента ареста Ивана жила и она - эти слова по-прежнему звучали в ее мозгу. И еще одни слова, которые следователь сказал ей очень тихо, на прощание:

- И все-таки, Семенова, подумайте о том, чтобы избавиться от ребенка.

***

Мать Ольги, работавшая нянечкой в больнице, еще была на ночной смене. Пройдя по длинному коммунальному коридору, Ольга открыла дверь своим ключом.
Затворила дверь, устало сняла пальто и опустилась на кровать. Легла, обхватив руками подушку и закрыла глаза...

Пять часов тяжелого мертвого сна, и Ольга проснулась как от толчка. Посмотрела на маленькие наручные часики. Пол одиннадцатого. Минут через сорок должна была вернуться с работы мать. Ольга села на кровати, поправляя светлые растрепанные волосы. Встав, подошла к висевшему на стене небольшому овальному зеркалу.
На нее смотрела бледная осунувшаяся женщина с потухшим взглядом и темными кругами под глазами. Даже не верилось, что еще каких-то десять дней назад она считала себя самой счастливой. У нее был любимый, они подали заявление и... она узнала, что ждет ребенка. Услышав эту новость, Иван рассмеялся, подхватил Ольгу на руки и закружил по комнате, как часто это делал.

- Умница моя, - он поцеловал Ольгу в висок. - Значит, скоро нас будет трое.
- Да, - Ольга гордо кивнула головой.
- Мы немного опередили события, но ничего... - улыбнулся Иван.
- Я так счастлива, Вань, - Ольга положила голову ему на плечо. - И я с утра уже думала, как мы его назовем.
- Или ее, - ответил Иван, взяв ладонь Ольги в свою руку. - У тебя такие тонкие пальчики... - он прикоснулся к ним губами. - А вообще-то я хотел бы дочь.
Ольга лукаво подняла бровь и взъерошила его волосы.
- И как мы ее назовем?
- Вика, Виктория, - сразу же ответил Иван. - Виктория - значит - победа.
- Виктория... - прошептала Ольга. - Мне нравится это имя.

Сейчас эти воспоминания доставляли лишь боль, от которой внутри все сжималось. Ольга провела ладонью по животу, встала, подошла к стоявшему в углу старому комоду. Присев на корточки, выдвинула последний ящик. Альбом был на месте. Когда Ивана арестовали, а его комнату опечатали, Ольга на следующий день была вынуждена вернуться в комнату к матери. Привезла с собой вещи и этот альбом с фотографиями. Молодая женщина провела ладонью по вишневой бархатной обложке, открыла посеребренную металлическую застежку в виде веточки, скреплявшую страницы, перевернула первую, вторую, еще одну... и ахнула. Страницы были пусты. На нее смотрели серые картонки с сиротливо обнаженными рамочками для фотографий. Последние были изъяты, а в тех местах, где фотографии были вклеены, Ольга увидела желтоватые следы присохшего клея. Ни одной фотографии в альбоме не было. Ольга опустилась на колени, прямо на пол и беззвучно заплакала, прижимая к себе оскверненный альбом. Когда минут через десять в двери заскрежетал ключ, Ольга так и сидела на полу, прижав к себе альбом и поглаживая вишневый бархат.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась ссутулившаяся, уставшая после ночной смены мать. Увидев дочь, она ахнула и выронила из рук сетку с батоном и луком.
- Доченька! Вернулась! - мать сделала в сторону Ольги пару шагов и остановилась под ее потемневшим взглядом.
- Да что ж это такое, - медленно произнесла Ольга, раскрывая альбом. - Мама... неужели это ты сделала? Зачем?
- Зачем?! - вдруг взвизгнула мать, выхватывая из рук дочери альбом и швыряя его на кровать. - Да для твоего же блага, дурочка!
- Ты все Ванины фотографии...
- Сожгла, - продолжила за нее мать. - Сама бы ты в жисть это не сделала. Да... связалась только с этим...
Она смолкла, размышляя, продолжать или нет.
- Ну, говори, - бесцветным голосом произнесла Ольга, все также сидя на полу и поджав под себя колени.
- С этим врагом народа! - выкрикнула ей мать в самое лицо.
- Господи... - прошептала Ольга. - Господи, мамочка... что ты такое говоришь. Это ошибка. Это просто нелепая ошибка... Его отпустят.

И опустив голову на руки, Ольга заплакала.
- Меня же отпустили, - продолжала она, сквозь рыдания, сотрясавшие все ее тело.
- Тебя отпустили, - мать присела рядом и обняла Ольгу. - Ты ж невиновна ни в чем, касаточка моя.
- И Иван  - тоже, - твердо произнесла Ольга, откидывая длинные светлые волосы, прилипшие к мокрому лицу. - Он же ни в чем... ни в чем не виноват.
Мать покачала головой, поджав тонкие губы.

- Слава Богу, ты на свободе, Олюшка,  - прошептала она, гладя дочь по голове. - Я уж вчера в церкву ходила, молилась весь день. Видать, помогло.
- Помогло, - горько усмехнулась Ольга. - Отпустили меня... пока отпустили.
- Как пока? - опешила мать.
- Да так, - Ольга встала, отряхивая платья и нервно прошлась по комнате. - А там, сказали, видно будет.

Мать провела рукой по лбу, который прорезали острые морщины. Поднявшись с пола, она в раздумии застыла посреди комнаты. Затем, направившись куда-то в угол, извлекла из шкафчика бутылку и пару стопок. Наполнила обе и положила рядом по кусочку хлеба с луковицей.
- Давай-ка, Олюшка, - она обернулась к дочери. - Знаю, ты не пьешь почти, но сейчас надо. Давай.
- Ма-ам, - Ольга недоуменно взгялнула на пожилую женщину, - я же не могу. Ты же знаешь.
- А-а, ребенок этот! - махнула рукой родительница. - Не будешь ты его рожать от врага народа, пойдешь завтра и аборт сделаешь.
- Мама...
- И не смей перечить! - мать опрокинула рюмку и подойдя к Ольге, неожиданно ударила ее по лицу. - Пойдешь и сделаешь, если тебе своя и моя жизнь дорога.
Или хочешь по лагерям с дитем маяться, а? Отвечай? - она больно и цепко схватила дочь за запястье.
- Ну... хорошо... хорошо... - сквозь рыдания прошептала Ольга. - Отпусти меня, мама!
- Завтра же пойдешь и запишешься на аборт, - сурово, словно приговор, произнесла мать.

***

Ольга подошла к невысокому желтому зданию. Построено оно было еще в прошлом веке, в нем находился какой-то дворянский особняк. А сейчас, в советское время