МИХЕЙ и СЕДОЙ (90-е)

веселит вскипающая адреналином кровь, стремится утянуть его в свой хоровод. Те, кто поддаются этому, творят страшные вещи, отдавая дань делам языческим. Таким водилось в давние времена плясать на грудных клетках поверженных врагов и… но стоит ли о том, что присыпано тонким слоем пепла? Уши сегодняшние не подготовлены для кострищ, глаза - для грязных ногтей сильных уверенных пальцев - последнего, что предстоит им увидеть; запечатлеть дикую настоящую кипучую ярость, которой кажется диким и смешным весь этот стеклянно-металлический мир – да и может ли быть что-либо более диким, чем строить собственные жилища из стекла и металла?
Так было раньше и будет впредь. Человечество идет по кругу, всякий раз возвращаясь к одной и той же точке. Круг, а не спираль развития. Спираль - мираж, технологические одежды, в которых он, человек, пытается выскочить из собственного круга, не творят спирали.
Побеждают более дикие, потом они «цивилизовываются», чтобы уступить место еще более диким. Не хочешь человече жить достойно? - значит, не достоин жить вовсе!
Седой стал дичать… Читал «Воинский Требник», правленый Михеем, примерял на себя.


Раненого выноси. Добей того, кто просит об этом, но оценку сделай сам… и все равно вынеси. За каждую смерть тебе отвечать собственной совестью, но за каждого невынесенного, брошенного – собственной шкурой. Бросил, оставил, попробуй доказать – что не шкура ты?

При всех недоразумениях верным считается то, что выгоднее. Сделай так, чтобы и вера была выгодна. Но развитием может быть принято только развитие души. Из всех выгод первую ставь ту, что выгоднее духу, следующую – телу. Сумеешь совместить – хвала тебе!

Ищи пути. Если не прошел – значит, либо время не вызрело, либо сам. Ищи другого, но туда же.

Новое всегда губит старое. Возьми с собой лучшее из старого, не отдавай его новому, держи, но не крохоборничай. Сочтешь правым, сделаешь старое новым, очистишь от грязи времени – засияет.

Ничто так не убивает, не калечит характер, как смирение...


Смерть за плечами сидит, а дума за моря заглядывает. Бывает, что поступки прежние нагоняют, цепляются в подошвы, заставляют спотыкаться.
- Вот смотрю на вас и думаю, – заводил речь Михей, словно видя - кто у Седого за плечами, чему тот прежде учительствовал, - Это сколько усилий, как мучаетесь, изводите себя, и все на умение, чтоб убить человека?
- Столько усилий, чтобы не убили тебя, - словно оправдывался Седой.
Михей, ни слова ни говоря, брал клюку, вел в лес, показывал обвалившиеся партизанские землянки и те из схронов, которые устояли.
Седой пытался говорить умно, угадывать желания Михея.
- Жили в срубах, на войну ходили от сруба и против срубов, хоронили опять же в срубах. К исконному возвращаемся? К истокам своим?
- Не про то полено говоришь! – сердился Михей.
- Придет ночь, тогда и скажем каков был день? – искал смысл Седой.
- Уж сумерки на дворе, пора бы с мыслями собраться! От времен «в начале было слово» все беды словом и лепятся. Словом, а не думой!

Быка вяжут за рога, человек за язык. И языком бывает вяжут, не шелохнешься. Под слово доброе на рынке продают, под слово недоброе покупают. Хоть и раб при себе, а отчего-то хочется доброму слову соответствовать. Может, потому, что раб? Или потому, что большей степени человек, чем хозяева?..