ее отношениях с Николаем. Это Мельников хорошо понимал.
Со временем она стала все чаще приходить к нему на скамейку. Грустный вид, который у Веры нередко бывал, говорил об очевидном: дома плохо. И, действительно, как потом рассказывала она, Николай регулярно пил, и, нетрезвый, становился невыносимым. Правда, утром Зуев ужасался своему поведению, но раскаяния его хватало на день-два - дальше все повторялось. У Веры опустились руки.
- Ну и уходи от него, - говорил Мельников Вере октябрьским ясным днем на старой даче, ключи от которой передал ему накануне дружище Бурцев. – Я тебя замуж возьму.
- Куда ты меня возьмешь? – прыснула смехом Вера.
Они сидели, обнявшись, на промятом диванчике. Топилась печь, но было все еще холодно из-за того, что она дымила и приходилось держать дверь, открытой на улицу.
- Не куда, а за кого. За себя - за мужчину.
- Ну да, ты у меня всем мужчинам мужчина, - повернувшись, она ласково - и ладонью, и взглядом - провела по его лицу. – Одно плохо: здоровьем слаб.
- У меня только иммунитет ни к черту, а так-то я вполне…
Через минуту Вера вскрикнула, одергивая юбку.
- Витька, руки холодные!
- Ты ж в колготках.
- Вот-вот, в такую холодрыгу надо было брюки надевать! Пойдем на солнышко, будем шашлыки жарить.
Виктор Павлович вспоминал сейчас эту поездку в подробностях, и на душе у него лежал какой-то мягкий и печальный, как от осеннего солнца, свет.
А шашлыки получились чудесные, и еще Вера на чугунной печной плите пожарила картошку.
- Посмотри, - попросила она, - у меня лицо не в саже?
- Нет, - соврал Мельников.
Такая она принадлежала только ему; казалось, что, кроме этого нынешнего мира, нет другого - в котором у нее муж, общий с ним дом, общие друзья…
Единственную в домике комнату печка нагрела так, что находиться там можно было, раздевшись почти догола.
Стемнело быстро, и наступило странное время суток, которое осенью и зимой длится у нас с середины дня до следующего утра - то ли длинный вечер, то ли долгая ночь.
Здесь, в домике, время остановилось, а другое, бывшее вне его, напоминало о себе только ходом часов. И все-таки…
- Уезжать не хочется, - сладко потянулась Вера. – А я пьяная… - слегка покачнулась она, вставая с диванчика.
И сказала потом то, отчего их выпавшее из реальности время вновь с этой реальностью соединилось:
- Пусть теперь муженек на меня пьяную посмотрит.
- Знаешь, ты все-таки испачкалась сажей, вот тут и тут…
Вера пошла за зеркальцем.
- Чуть не забыла, - сказала она, открыв сумочку. – Я тебе марки принесла, ты ж говорил, что их собираешь.
Она вынула маленький черного цвета кляссер.
- Он у меня на работе в столе давно лежал, наверно, от прежнего хозяина остался.
Они раскрыли альбом. Марки были самые разные – и иностранные, и наши. В их числе марка из серии «40 лет советских вооруженных сил».
- А почему советских, а не советским? – спросила Вера.
- Действительно, странно, - согласился Мельников, а потом предположил:
- Может, потому что на других марках этой серии изображены исторические сцены – ну, там… бой на Перекопе или эпизод битвы на Курской дуге. Понимаешь, сорок лет вооруженных сил в смысле череды, сорока лет славных дел. Думаю, как-то так. Ошибки при выпуске марок случаются очень редко.
Вера посмотрелась в зеркальце.
- И ты молчал? Ну и свинтус! Я такая чумазая!
Приведя себя в порядок, Вера начала собирать со стола остатки пиршества, но, взглянув в окно, остолбенела.
- Витя, горим, - тихо сказала она.
Наскоро одевшись, Мельников выскочил из дома. Горел навес над сложенными дровами, который, видимо, занялся от искры, вылетевшей из печной трубы. Хватило и пары ведер воды, принесенных из колодца, чтобы потушить пламя. Но навес, конечно, успел практически сгореть.
«Один только навес! А Сашка до сих пор все про какую-то сарайку твердит».
Пока электричка везла их в Москву, они условились: Вера завтра же объявит Зуеву, что уходит от него. Куда? Ну, это-то решалось просто: после смерти бабушки у Виктора осталась квартира, в которой он был прописан.
А потом…
Сейчас Виктор Павлович испытал ту же горечь, что и тогда, когда Вера на следующий день сказала ему: «Теперь я не могу от него уйти…»
С Зуевым на работе произошел несчастный случай: рухнули стеллажи, он успел отбежать, но отлетевшая труба травмировала позвоночник.
- Вера, я все понимаю, но потом… потом это будет возможно?
- Я ничего не знаю… Прости.
Вот и все. Прав ли был Мельников, что не остался рядом или, хотя бы потом, не попытался с ней увидеться? До недавнего времени он даже не думал об этом. Он просто «зажил» ту свою беду: другими увлечениями, еще одной любовью (увы, быстротечной), потом еще одной (закончившейся неудачным браком). Но сейчас! Все перевернулось в нем, и возникла откуда-то убежденность, что только с Верой был бы он по-настоящему счастлив.
«Завтра, если увижу Зуева (а Вера-то его выходила!), спрошу, где она».
***
Виктор Павлович обвел напряженным взглядом бассейн, но не увидел зуевской тюленей головы. Он про себя чертыхнулся и прыгнул в воду. Николай с женой появились минут десять спустя. Мельников сразу же вылез из бассейна и пошел в душ, чтобы не упустить Зуева.
Через час ожидания в кафешке, располагавшейся напротив раздевалки, Мельников, наконец, увидел его. Виктор Павлович встал, но тут из соседней раздевалки вышла жена Зуева. Мельников остановился: ему не хотелось в ее присутствии разговаривать о Вере.
«Но они же всегда вместе, - сообразил Виктор Павлович. - И что в том такого, если я поинтересуюсь у ее мужа о своей знакомой?» Он двинулся в их сторону.
Однако Зуев вдруг решил вернуться в раздевалку – видимо, что-то там забыл.
Виктор Павлович остался наедине с его женой.
- Ну, здравствуй, Витя, - неожиданно сказала она и улыбнулась.
Мельников посмотрел на нее и узнал – по ямочке на щеке, по серым глазам – Веру! Постаревшую, полную, некрасивую!
- Вы меня с кем-то перепутали, - сказал он и, повернувшись, пошел прочь.
2014
