Наш человек в Вайоминге (рассказ)

розарии, поэтому каждый пришедший проводить ее в последний собачий путь пришел с букетом роз. Каждый, кроме Бориса. Он держал в руках большой музыкальный диск. Что, конечно, не укрылось от подозрительного взгляда папаши Джо.
- Похоронный марш у нас записан на магнитофонной ленте, - неприязненно-сухо сказал он и, скривив губы в презрительной ухмылке, передвинул сигару из правого угла рта в левый. Окружающие поняли: песенка этого молодого незнакомого нахала спета.
-Это не Шопен, - так же сухо улыбнувшись в ответ, сказал Борис. – Пластинка русской эстрадной певицы Аллы Пугачевой. Вы слышали Пугачеву?
- Мне наср…ть, - вежливо ответил папаша Джо. Плюс ко всем его противоречивым качествам он был прямолинеен, как индейская стрела, и бесцеремонен, как нож для снятия скальпов.
- У меня подохла любимая собака. Я прожил вместе с ней почти двадцать лет. Мне сейчас не до русских певиц. Я не люблю эстраду. Я не люблю певиц.
Он рубил фразы легко и привычно, как когда-то рубил уголек в Аппалачских горах и махал кулаками в пивных Калифорнии и Невады.
- У нее есть песня, - Борис словно бы и не слышал его. – Называется «Миллион алых роз». Она записана на этом диске.
Он произнес все это настолько спокойным тоном, что папаша Джо снова соизволил взглянуть на него. Этот жид не привык смущаться, подумал он и впервые за время их встречи испытал что-то вроде легкой растерянности. Это было что-то новое для папаши Джо: он никогда не смущался.
- Мне наср…ть на твой диск, - на всякий случай повторил  он и перекатил сигару слева направо. – Ну и что?
- Миллион - четное число, - сказал Борис. Нюра, догадавшись первой, ошеломленно ахнула.
Папаша Джо остановил сигару посередине рта, подошел поближе. -Да, я знаю. Это чисто по-русски, - иронично хмыкнул он, бросил сигару в кусты и протянул Борису руку.

Вечером, после похорон, Борис, Нюра, папаша Джо, его сигара и примкнувший к ним Стефан, он же Стив Шепилович, полуполяк- полуиндеец с фигурой штангиста, римским профилем лица, узким как кинжал подбородком и  хищно- желтыми, как у голодного койота, глазами, старый единомышленник папаши Джо в делах и соратник в попойках, сидели на просторной, как и весь окружающий их предгорный пейзаж, террасе и, потягивая « Джонни Уокер», лениво смотрели на лошадей, которых ковбои только что пригнали с водопоя. С террасы открывался захватывающий вид на предгорья, которые за рекой, на востоке, переходили в Великие равнины. Мягкий степной ветер, напоенный горечью ковыля и полыни, приятно щекотал уши и щеки и напоминал об огромных стадах бизонов, которые когда-то вольно паслись на этих бескрайних щедрых угодьях и кормили своим вкусным мясом и жирным молоком сначала индейцев, а потом глупых и жадных бледнолицых, истреблявших их, бизонов, с варварской жестокостью и пьяной бессмысленностью.
- Как тебе Америка? – спросил Шепилович Бориса (здесь все обращались к нему на «ты», но ничего дружеского или ободряющего в этом обращении не чувствовалось. Скорее некоторый вызов напополам со снисходительностью: дескать, ладно уж, коли пришел, сиди и не больно- то умничай).
-Нравится?
-Нравится, - сказал Борис.
Шепилович обнажил свои такие же хищные и такие же желтые, как и глаза, зубы.
-А ты ей? (вопрос звучал уже как явный вызов.)
- И она мне.
Этот опасный метис уже серьезно надоел Борису. С нюриных слов  он знал: Шепилович - уголовник с безрадостным детством, проведённом в одном из чикагских  рабочих предместий, среди латиносов и выходцев из Юго-Восточной Азии. Пьющие родители, железные игрушки, регулярные падения головой на асфальт… Во время одной из первых отсидок познакомился с папашей Джо, тогда еще молодым, но уже подающим большие надежды бандитом…После последней отсидки подался сюда, в Вайоминг, где всегда были нужны работники на овцеводческих пастбищах. Повезло: он настолько понравился дочери хозяина фермы, что провел на ней (и на ферме тоже) трое суток. Дочка оказалась очень довольна, хозяин грозился большим черным пистолетом и обзывал сволочью (ну, это понятно), но почему-то мексиканской. В общем, фортуна, наконец-то, улыбнулась Шепиловичу во все свои тридцать два зуба. Сейчас он - уважаемый человек, владелец скотобойни, у него солидный счет в Амэрикэн-Бэнк, жена, та самая хозяйская дочка, и трое головорезов- сыновей. Все это вкупе называется - американская мечта.
- Значит, ты не жид и не турок? – подал голос папаша Джо.
- Я русский, - ответил Борис. Его так и подмывало нахамить этим самодовольным бугаям, но рядом сидела его Нюраша и держала за руку.
- Все русские- коммунисты,- заявил папаша Джо самодовольно и пыхнул сигарой.
- А у вас негров бьют,- дерзко ответил Борис.- И водку вы пьете такими мизерными дозами, что она успевает испариться, пока рюмку до рта донесешь.
Папаша Джо хмыкнул. Шепилович тоже. Каурая кобыла рвалась на поводьях и не хотела заходить в конюшню.
- А в церковь ходишь? - продолжил допрос настырный папаша.
- Не хожу,- признался Борис (а почему он должен врать?).
- Вот! -  Шепилович ядовито усмехнулся, а папаша  торжествующе поднял вверх палец, похожий на сардельку. – Я же говорю - жид! Вы Христа распяли!
Борис хмыкнул и развеселился: сидят два уркагана, пробы негде ставить, и уличают его в аморальном воспитании и моральном разложении.
- Лично я, папаша… -  и он немного помолчал, ожидая, как этот старый бегемот отрегагирует на «папашу». Ничего отреагировал, спокойно, ни один мускул не дрогнул. Что ж, тогда копаем дальше и глубже.
- …лично я никакого отношения к этому вопиющему акту вандализма и вообще надругательства над свободой вероисповедания не имею, - вежливо возразил он. – А урок-богохульников и в России, и в Польше, и в Турции, и в Палестине, и в вашей хваленой Америке и без меня всегда хватало и хватает. И допрашивать меня не надо. Я сам кого хочешь допрошу.
- Да, на турка ты совсем не похож, - задумчиво сказал папаша. – Уж больно умный. Я видел турок. Я с ними дрался. Помнишь, Стив?
- На кулаках? – спросил Борис.
- Один попытался ударить меня ножом. Стив сломал ему руку.
- Турки хорошо дерутся на ножах, - согласился Борис.
Папаша Джо поднял левую бровь. Это означало, что он внимательно слушает.
- Пять лет назад я схватился с двумя турками в Одессе,- пояснил Борис.- Они были с ножами.
- Если ты жив, значит, ты победил, - констатировал папаша Джо.
-Да, я победил, - согласился Борис. – Потому что убежал.
Нюра ахнула. Стив презрительно сплюнул. Все, концерт закончен. Папаша терпеть не мог трусов. Сейчас он выкинет несостоявшегося жениха на улицу.
-И ты так спокойно в этом признаёшься? – прищурился папаша и вынул изо рта сигару. Шепилович незаметно напрягся.
- Да,  - сказал Борис. Он был абсолютно спокоен.
- Дело в том, что я служил в морской пехоте, на Севере. Это очень серьезный вид войск и нас там очень серьезно учили калечить и, если надо, убивать. И я, конечно, легко мог сделать этих турок. Но там, в армии, у меня был очень умный командир, старшина Борисюк…
- Жид, – тут же сказал Шепилович.
- Турок, - не согласился папаша Джо.
- Хохол, - продолжил Борис. – По-вашему, украинец. Их полно и у вас, и в Канаде. Так он говорил: ребята, я научу вас, как выбить из рук противника нож. Как поставить блок  топору или лому. Как отобрать пистолет. И вы будете и выбивать, и блокировать и отбирать. Но запомните на всю жизнь: если есть хоть малейшая возможность – беги! Беги и не оглядывайся! Это, поверьте, гораздо более мужественный поступок, чем тупым быком переть вперед.
- М-да-а… - непонятно пробурчал Шепилович. Папаша Джо ничего не сказал, только сморщил складки на лбу, что означало напряжённый мыслительный процесс.
-С тобой рядом не было своего Стива, - сказал он задумчиво.
- Не было, - согласился Борис. – И я не хотел бы, чтобы был.
- Почему?
- Я не люблю рисковать чужими жизнями.
-А если бы они тебя догнали?- ехидно спросил папаша Джо.
- А они и догнали.
- И что же ты?
- Я их убил, - сказал Борис и обезоруживающе улыбнулся.
- А… - опешил папаша Джо и поперхнулся сигарой. – А что же ты опять не убежал?
- Два раза подряд убегать нельзя, -  и улыбка Бориса стала еще шире. -  Это будет уже нечестно.

Они продолжали сидеть на террасе  и думать теперь каждый о своем. Этот спокойный русский парень нравился папаше Джо все больше и больше. Хотя он не любил коммунистов (а русские все коммунисты) так же, как и турок.
- Да, русские умеют драться, – сказал он и достал из коробки очередную сигару. Шепилович сидел неподвижно, как старый, продутый
ветрами, промытый дождями и умащенный кровью жертв индейский истукан. Нюра, опустив глаза, довольно улыбалась.
- Это говорил мне мой старший брат Донахью. Он был военным моряком и во время второй мировой войны ходил в Россию с конвоями. Ты слышал о конвоях Пэ Кью? В России есть такой город – Архангельск…
Папаша Джо тяжело поднялся из кресла, ушел в дом и вскоре вернулся, держа в руке фотографию. Фотография была старой, пожелтевшей и с трещинами по краям.
- Вот он, Донахью. Слева,- и ткнул пальцем в невысокого улыбающегося крепыша в морском берете и курительной трубкой в зубах. Рядом с ним стояли два парня, тоже с виду довольно крепких и тоже беззаботно улыбавшихся, одетых в русские морские бушлаты и бескозырки. Троица стояла на ступеньках красивого двухэтажного здания, а позади них, у дверей, напряжённо застыл такой же молодой парень, часовой, с автоматом на груди.
- Здесь он сфотографирован со своими русскими друзьями, - пояснил папаша Джо. – Донахью писал, что это хорошие друзья. Вместе с такими можно было воевать против немцев.
- Архангельск, Дом офицеров, сорок третий год, осень… - сказал Борис, не отрываясь взглядом от фотографии. – Так вот это оказывается кто… - и, усмехнувшись, мотнул головой. - Правильно у нас говорят: пути Господни неисповедимы.
Вся троица с интересом уставилась на него. Нюра хлопала глазами. Шепилович из индейского истукана превратился в хитрого старейшину племени апачей. У папаши Джо погасла сигара.
- Борри, я ничего не понимаю… - растерянно пролепетала Нюра. – Ты что, видел это фото раньше?
Борис хмыкнул и достал из своего бумажника старую, закатанную в пластик фотографию. Нюра посмотрела и ахнула. Фотография была точной, только уменьшенной копией той, которую принес папаша Джо. Борис молча ткнул пальцем в парня, стоявшего справа от ее дяди Донахью.
- Это мой отец, Нюра, - сказал он торжественно и грустно. – Это его единственный военный снимок. В мирной жизни он не любил сниматься.
- А как его звали? – внимательно и напряжённо глядя на Бориса, спросил папаша Джо. Шепилович напряг мышцы рук.
- Иван. Иван Исмаилов. Старший матрос сторожевого корабля « Стремительный».
- Да! « Стремительный»! – облегчённо выдохнул папаша Джо и откинулся на спинку кресла. -  Невероятно, но все правильно! Донахью так и написал – мои друзья. Один Иван и другой, и тоже Иван. Всех русских звали Иванами… - и он опять замолчал.
- Донахью погиб, - продолжил он через пару минут. - Их судно потопила немецкая субмарина. Как называются эти острова… Нью Лэнд?
- Да, Новая Земля, - кивнул Борис. -  Отец тоже тонул у Новой Земли, но выжил…В том районе погибло много судов. Я там был, когда проходил военную службу. Красивые места, но жить очень сложно.
Они опять замолчали, и молчали долго-