Жалею о прошлом.
Сам знаю, что глупость это несусветная – а все равно скребет.
Не так я рос, не тому учился, не с теми дружил, не тех любил, – в общем, хвалиться особо нечем...
Кто-то, может, и позавидует, глядя на меня, ¬– а я вот на себя злюсь.
И больше всего – смешно сказать – мучит меня один вроде совсем ерундовый случай из моих ранних годков.
Мне лет 14-15, играем во дворе в пинг-понг, рядом подвыпившие мужики и кто-то хвалит мою свежую после парикмахерской прическу. И тут Афоня, самый неприятный тип в нашей дворовой братии, начинает издевательски комментировать мою внешность: и какие у меня несимметричные уродливые уши, и какая тонкая шея… А я, глотая все это, позорно продолжаю играть. Не запустил в его рожу ракеткой. Не подошел и молча не врезал ему эффектно в челюсть, хотя тогда уже начал заниматься боксом и знал, что такое настоящий удар…
Афоня был на два года старше меня и значительно крепче. И все равно – я должен был, обязан был это сделать. И дело тут даже не в поганце Афоне, дело – во мне.
Конечно, ударив Афоню, я был бы в итоге бит, слишком неравны были силы. Но зато в ту минуту, словно герой Хемингуэя Фрэнсис Макомбер, я мог бы стать настоящим мужчиной, каких давно уже не вижу ни в реальной жизни, ни на реальном ТВ.
Может, с того дня в моей биографии всё пошло бы иначе и я понял бы великую цену достоинству.
Я мог бы стать диссидентом, как Буковский, а не еще одним смиренным холопом в холопьем большинстве.
Мог бы быть ярым защитником безответных и слабых, а оказался сам в их несметных рядах.
А, может, и вовсе не дожил бы до счастливой пенсии, но зато по-воински пал бы в какой-нибудь схватке за справедливость.
А что же поганец?
Спустя много лет я случайно встретил его и с удовлетворением увидел, как время мощно отомстило за меня. Передо мной был уже какой-то скукоженный спившийся полустарик. Я мог бы запросто вернуть Афоне мой давний должок, но лишь снисходительно пожал ему руку и даже дал по его просьбе пятерик.
Увы, бить надо было раньше – когда он смачно размазывал меня перед всеми, а впереди была еще целая жизнь.
Нервно хвост свой теребя!