ЛИЧНОЕ ДЕЛО Часть 1 "Столик у моря" (измен.)

стукачом.

6. "Художник"
Секретно.
Единственный экземпляр.
Начальнику отдела "А"
подполковнику Зигун В. В.
рапорт.
По заданию ст. оперуполномоченного капитана Криворукова Г.Д.
10.07.199… года провёл доверительную беседу с контактом "Художник".
"Художник сообщил", что после похорон,
во время траурного обеда "Вернер" устроил скандал и потребовал присутствующих гостей удалиться.
О характере "Вернера" "Художник" сообщил следующее:
жёсткий, не сентиментален, требователен, не общителен. Физически крепок, вынослив.
Ест мало, к спиртному устойчив. К женщинам относится пренебрежительно.
Уединённо, в лесу, проводит занятия по рукопашному бою. Место занятий не определено.
В ходе беседы, до "Художника" была доведена идея об организации совместной с "Вернером" поездки на курорт.
Так как "Художник" не осведомлён о моём служебном положении и роде занятия,
то необходимые контакты с "Художником" во время поездки следует передать иному лицу.

10.07.199… г.
Оперуполномоченный старший лейтенант
Злобин Н. Н.

А было так.
Гости уселись за стол. Пили, ели. Разговаривали. Поминали.
Я сидел в другой комнате, за письменным столом, отрешённо сверлил взглядом стену.

Разговор гостей становился всё громче, а голоса всё пьянее.
И вдруг, мужской голос запел, его поддержали два женских.
Я встал, резко распахнул дверь:
– Господа, вам пора разойтись, вы уже перебрали…
Все замерли.
Самые трезвые, нехотя, начали подниматься с мест.
Пьяные пытались оправдываться и выпрашивать себе право.

Все разошлись.
Старушки-сиделки помыли посуду.

"Художник" был моим другом.
Сегодня скажу – считался моим другом.

Мы сидели с ним на одной парте, ходили одной дорогой в школу.
Мы играли в дружбу, как играют в любовь.

После школы он поступил в художественное училище.
Любитель поговорить, незаметно для себя стал осведомителем.
Страсть перебирать языком слухи да сплетни.
Его используют в тёмную, словно незрячего котёнка.
Он так наивен?
Или убеждён, что делает правильно?
Постепенно, "тёмная" становится "светлой".
А в недрах исполнительно-извращённого разума рождается бумажка.  
Документ.
Устроил скандал.
Чудовище и психопат – да, и только.

7. Смерть
Ночь становилась чернее от включённых фонарей.
Малочисленные, они не могли побороть её тьму.
И наползли грозовые тучи, добавили чёрного черноте.
Фонари стыдливо светили себе под ноги,
пугаясь поглощающей мощи.

Измученное нещадной тренировкой тело ныло и стонало.
Я лежал на полу.
И не было желания шевелиться: встать, расправить кровать…
Тело болело, но покоилось, просило сна.
И кровать перестала быть важной.
Окна занавесила тьма.

Сознание плюхалось в сон, а ноющее тело выдёргивало его обратно,
до уровня восприятия боли; хотело отомстить.
Смотри, что ты со мной сделал.

Сознание плюхалось, погружалось – ресницы плотно слипались.
Сознание всплывало – ресницы размыкались,
глаза видели стену и дверь, что обязана быть белой.
Тьма ночи окрасила их тёмно-серым.

Заблудившееся отражение одинокого фонаря
пробилось сквозь ночь,
влетело в окно,
зацепилось за дверь
и дрожит на двери,
следом от замёрзшей в дороге души.

Дверь медленно отворяется,
и в комнату заплывает едва горящая свеча.  
Она дрожит
и освещает лицо старухи с разинутым настежь беззубым ртом.
Её скрипящий голос, не в силах выдохнуть, произносит слова на вдохе:
– Вставай. Мамка-то умерла. Что теперь делать-то.
Звонит-и, поди, куда надо.

Кто бы учил нас, что делать в такие минуты. Кто бы знал, что нужно делать.
Я выбежал на улицу. Небо плакало дождём; и он скрывал назойливые слёзы, что я не успел проглотить.  
Пустой город во тьме.
Никто не откроет дверь.
Едва передвигая ноги, я шёл прямо по лужам
И не было ничего, что имело бы хоть какое–то значение в этом мире тьмы.

Упёрся в чёрную дверь сторожевой будки.
Тут под контролем одной из бандитских групп, собирали металл и отправляли ломом в прибалтийские страны.
На стук вышел охранник, в руках держал металлический прут.
Долго объяснял ему, что мне нужно позвонить.
С каким-то садистски-довольным видом, он просил повторения, подробностей и деталей.
Насладившись своей маленькой властью во тьме, промокшей слезами неба, он пустил меня внутрь,
записал адрес в толстую пустую книгу и разрешил позвонить.

На том конце провода сонный голос спросил:
– А нельзя подождать до утра?
– Уже утро. Темно из-за туч. – ответил я, не узнав своего голоса.
– Ладно. Ждите.  Пошлю труповозку.

Мокрый до тела я вернулся домой.
Старушки- сиделки зажгли множество свечей,
пристроили их на тумбочках и табуретках,
на трюмо и телевизоре,
на подоконнике и кровати.
В комнате пахло расплавленным воском,
а старушки всё зажигали и ставили новые свечки.

Тьма поселила в душе пустоту,
общение с городом добавило стали.
Я включил в комнатах свет.
С интонацией охранника и санитара добавил:
– Балаган прекращайте. Сейчас придёт труповозка.

Старушки покорно тушили свечи.

В это время,
охранник терпеливо слушал долгие гудки в трубке своего телефона.
Вдруг, сквозь треск ему ударило в ухо:
– Ты охерел? Я сплю. Чё звонишь так поздно.
– Прости, шаман. Уже рано.  Дело есть. Тут квартирка нарисовалась. Твоя тема.
Хозяин пацан совсем. Мамка у него сдохла. Теперь один.
Адресок запиши. Говорю – тема, реально квартира.
– Адрес, где взял?
– Информация босс, люди работают.
– За тему респект. Диктуй адресок.

Спустя несколько дней
вокруг меня вращалась зудящая толпа бандитов, бизнесменов, юристов, блатных.
Блатные были честнее других.

Город принял меня на своё воспитание.