залитое широкой полосой молочного пути.
Георгий когда-то знакомя Андрейку с астрономией, рассказывал, что Млечный Путь - это их родной дом, их родная Галактика. И таких Галактик во Вселенной миллиарды миллиардов. Даже ученые не могут точно определить их численность. Говорил старший брат так для того, чтобы показать Андрейке, какое он ничтожество, насекомое, одноклеточное существо в бесконечном мире. И все его жалобы, просьбы, все Андрейкины гнилостные поступки ничего не значат для Вселенского Разума. Никто и никогда не услышит Андрейку - настолько он мал и не слышен...
"Не может быть, - спорил Андрейка с воображаемым братом, - так не может быть, чтобы в этой космической бездне никто не откликнулся на его беспокойное любопытство.
Кто-то же из Ничего создал Вселенную? Этот Кто-то преследовал определенные цели, а цели перед собой может ставить только Разум. Разумное - значит живое, живое - значит наделенное душой, необъятной Вселенской душой.
Этот Кто-то - Бог! - вдруг испугался он собственной догадки: - Да, да, Господь Бог! - смелее и решительнее внушал себе.
От умиления Андрейка еще никогда не плакал. А тут сподобился. Мама бы сказала: "Выдавил слезу без причины. Накопилось внутри, видимо, много влаги. Поплачь и...
высморкайся. Обязательно высморкайся! Живо пройдет!"
Оторопью пронизало от догадки, что мифический бог, о котором учителя рассказывали в школе сказочные гадости и которого презирали, как проявление человеческой слабости перед природой и врожденным страхом - реальный, живой, вечный Бог. Он триллионами звезд сигналил Андрейке о чем-то таком, от чего хотелось плакать и, вдыхая полной грудью, наполняться счастьем и восторгом перед Его величием. Счастья вокруг было столько, что Андрейке за сто жизней и триллионную долю его в себя не вобрать.
Не надышаться им, не напиться. Можно было только умереть от эйфории, выщипать из себя душу и сдуть с ладоней на отсвечивающую амальгамой гладь озера.
Брат пересказывал, что на Востоке существуют секты, где верят, что все живое, включая деревья, траву, камни, глину...имеет душу. Каждая душа во Вселенной живет для
того, чтобы, выбрав собственный путь, пройти его и вернуться к Богу. Сам же Господь до конца не сотворил еще Вселенную. Он с частью тварного мира лишь поделился душой,
вдохнул жизнь для того, чтобы самостоятельно побродив по всем закуткам Вселенской души, вернуться в дом Отца Своего, то есть к Себе.
Брат говорил, ссылаясь на учения Восточных сект, что Господь живет во всех мыслимых и немыслимых измерениях, поэтому Его невозможно увидеть, попробовать на вкус, понюхать или услышать. Но Его можно распознать и почувствовать, когда проснется на миг душа и наполнится любовью. Бог всегда рядом, потому что Он бесконечен и Бог такой крохотный, что Его невозможно рассмотреть в электронный микроскоп.
А еще Восточные сектанты придумали такое ловкое учение, в котором говорилось, что Бог строит по сей день Вселенную с целью познать Самого себя. Для этого Он создал огромное зеркало и оно отражало на Земле все, что творилось на небе. Но зеркало было мутным и не отражало Бога. Тогда Господь придумал человека, вдохнул в него Себя, чтобы у Него появился помощник. Своими добрыми поступками люди стали шлифовать зеркало. Чем больше было любви и добрых дел, тем яснее и четче становилось отражение Бога и тем проще Богу стало познавать Себя и радоваться Себе.
Поэтому надо жить так и совершать такие дела, чтобы Бог не впал в отчаяние от Своего отражения и не разочаровался в Самом Себе. Георгий еще много чего рассказывал об этом учении, всего и не упомнить.
Андрейка пристально вглядывался не моргая в ночную бесконечность, забеленную близким Млечным Путем, пока вдруг не ощутил рядом присутствие кого-то огромного, живого и очень родного. Охватил его сумасшедший восторг от нового, непривычного знания и сами собой полились свистящим шепотом слова молитвы: "Господи, подскажи, что мне сделать, чтобы Ты не покидал меня?"
Распознав, как ему показалось, ответ, Андрейка достал из отцовского рюкзака охотничий нож; мелко нашинковал рыбацкий бредень родственника и, поблагодарив Господа за правильный совет, тут же уснул с довольной улыбкой на лице. Где-то невидимо в небе отражалось Созведие Живых Рыб...
На следующий день отец внес домой Андрейку на руках. На его теле буквально не было живого места. Весь он был покусан комарами и вздулся большим пузырем, расчесанным до крови.
- Прими, мать, сына. Съездили называется на рыбалку. Ему, видите ли, душно было в палатке спать. Выполз наружу, а "Дэтой" намазаться не соизволил, - оправдывался отец.
- Ваш сын еще и лунатик, - пытался перед мамой оправдать отцовский недосмотр родственник, - за ним никакому отцу не уследить. А я, причиненный вашим сыном ущерб, посчитать не смогу до самой смерти. А смерть моя скорая, я уже два инфаркта и три умопомешательства за сутки перенес.
- Сыночка, - ласково требовала правды мама, - они на рыбалке пили?
- Ой, мама, ну, как сказать, чтобы не обидеть? Сильно пили, ой, сильно. А муж твоей сестры еще и гонялся по берегу с бреднем за русалками. И меня просил, чтобы я "мотню" ему подержал, - обессиленный постоянным зудом по всему телу, тихо говорил Андрейка.
Устами младенца глаголила месть и тонкий расчет на двоякое восприятие омонима "мотня". Для рыбака "мотня" обозначала углубление в бредне, похожее на аппендикс. Для ревнивой тетки же бредень ничего не значил в сравнение с "мотней" и бултыхавшимися у берега русалками. Кто на младшего Ботова с "мотней" пойдет, тот по "мотне" и поимеет.
Хорошую религию придумали сектанты с Востока. Бог у них правильный. Всегда вовремя подскажет и защитит. Реальный бог, живой и всегда рядом, как портативное шпионское устройство.
Но жить лесным братом с Ленькой Паниным в шалаше Андрейка еще не был готов. Это надо было признать и в этом признаться Леньке. С ночными комарами Андрейка еще не
научился сражаться...
