Тайна Микулы Селяниновича

    Микуле Селяниновичу очень повезло. Повезло в том смысле, что в русском фольклоре он получил большой авторитет и известность, хотя упоминается крайне редко и не как главный герой. В былинах о Вольге и Святогоре роль у Микулы второстепенная (правда, ответственная), а вот былин о самом Микуле Селяниновиче вовсе нет. Причиной возвышения стало его занятие пахотой, былина как бы показывала превосходство простого народа над знатью. Но ведь занятие это для Микулы не основное, он легко отказывался от пахоты при первой же возможности, в былине о Святогоре Микула и вовсе предстаёт не пахарем, а странником. И потом, в древности даже цари не чурались такой работы: пахали греческие Одиссей, Кадм, Ясон, пахал этрусский царь Тархон, пахал римский Ромул. Занятие пахотой не показатель низкого происхождения: она могла быть и обрядовой, и магической. Так что напрасно художники изображают Микулу в виде кряжистого мужика с окладистой бородой, да ещё бедно одетого. В былине он выглядит совсем не так:

    “У оратая кобыла соловая,
    Гужики у нее да шелковые,
    Сошка у оратая кленовая,
    Омешики на сошке булатные,
    Присошечек у сошки серебряный,
    А рогачик-то у сошки красна золота.
    А у оратая кудри качаются,
    Что не скачен ли жемчуг рассыпаются;
    У оратая глаза да ясна сокола,
    А брови у него да черна соболя;
    У оратая сапожки зелен сафьян:
    Вот шилом пяты, носы востры,
    Вот под пяту воробей пролетит,
    Около носа хоть яйцо прокати,
    У оратая шляпа пуховая,
    А кафтанчик у него черна бархата”
                    (“Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года”, т. II, №156, с. 518, С.-Петербург, 1896)

    Микула богат, так богат, что и драгоценности для него мало что значат. Он не ходит в рубахе, как простой крестьянин, для пахоты он наряжается, как на праздник. Микула красив – сказители любуются им. А много ли от красоты останется, если всю жизнь заниматься крестьянским трудом? И ещё Микула молод. В былине так и сказано:

    “– А тут станут мужички меня похваливати:
    – Молодой Микула Селянинович!”
                    (Там же, с. 522)

    Исчезает бородатый мужик в пропотевшей рубахе и появляется молодец одних лет с Вольгой, богато одетый и всегда готовый отправиться на поиски приключений. И никакой окладистой бороды, разве что небольшая щегольская бородка.
    Зря знаменитый советский фольклорист В.Я. Пропп уверял, что Вольга якобы “противопоставлен Микуле” (В.Я. Пропп “Русский героический эпос”, с. 378, М., 1999). Всё обстояло как раз наоборот – в былине показано равноправие обоих персонажей. Социальное положение Микулы ясно просматривается в отношении к нему Вольги и дружинников. Вольга не стал бы выбирать себе в товарищи человека из низшего сословия. И дело не в чванстве, просто каждый человек занимается своим ремеслом: воин сражается, крестьянин пашет. Настоящий крестьянин и сам не бросит нажитое им хозяйство. Когда Микула забеспокоился о сохе, оставшейся без присмотра, то Вольга мог бы заявить: “Твоя соха – ты и заботься о ней”. Это будь Микула ниже его по положению. Но Вольга поступил иначе: он ради какой-то сохи отрядил своих дружинников. Можно представить себе княжеского дружинника, усердно помогающего первому встречному крестьянину? Он бы посчитал себя оскорблённым и униженным. А князь, позволяющий себе такое, рисковал остаться вовсе без дружины. И всё же дружинники тужатся, пыхтят (работа тяжёлая), но стараются угодить Микуле, для них это дело чести. Есть даже такой вариант былины, где Вольга после неудачи дружинников самолично исполнил всю работу, не погнушался:

    “Спустился Вольга сам
    И сошку с бороздки повыдернул,
    Из сошки земельку повытряхнул,
    Бросил сошку за ракитов куст”
                    (А.М. Астахова, сост. “Былины Севера”, т. II. “Прионежье, Пинега и Поморье”, №140, с. 263-264, М.-Л., 1951)

    Княжеское достоинство Вольги ничуть не пострадало от общения с Микулой, своего нового товарища он потом оставил наместником в завоёванных городах:

    “– Ай же ты, Никула Селянинович!
    – Я жалую от себя трема городами со крестьянамы.
    – Оставайся здесь да ведь наместником,
    Получай-ко ты дань да ведь грошовую! –”
                    (Там же, с. 522)

      Никого из своих людей не выбрал, пахарь оказался самым достойным. Ясно, что Микула не прост, совсем не прост. По своему статусу он если и уступает Вольге, то лишь чуть, и намного превосходит княжеских дружинников. В былине “Исцеление Ильи Муромца” странники так наставляют Илью:

    “Будешь ты, Илья, великий богатырь,
    И смерть тобе на бою не писана:
    Бейся-ратися со всяким богатырем
    И со всею паленицею удалою;
    А столько не выходи драться
    С Святогором-богатырем:
    Его и земля на себе через силу носит;
    Не ходи драться с Самсоном богатырем:
    У него на голове семь власов ангельских;
    Не бейся и с родом Микуловым:
    Его любит матушка сыра земля;
    Не ходи още на Вольгу Сеславьича:
    Он не силою возьмет,
    Так хитростью-мудростью”
                    (“Песни собранные П.Н. Рыбниковым”, ч. I, №8, с. 34-35, М., 1861)

    “Не бейся и с родом Микуловым” – Микула действительно возглавляет целый народ. Если Вольга – князь, то и Микула – тоже князь. Поход Вольги и Микулы – это совместное военное предприятие двух дружин. Правда, если присмотреться к былине, то действия Вольги не выглядят мотивированными. Зачем ему приглашать с собой Микулу, чтобы потом делиться с ним властью? Города пожалованы самому Вольге и, если он уже собрался в поход, так значит, сил для покорения городов у него достаточно. Начинается былина “Вольга и Микула” так же, как и первая былина о Вольге, где он действует самостоятельно, и только при встрече с Микулой сюжет резко изменяется. То есть, в былине искусственно соединены два отдельных предания о приобретении власти каждым из героев.
    Что ещё характерно для Микулы? В былинах он встречается только с Вольгой и Святогором, причём между собой Вольга и Святогор не встречаются. Это стоит взять на заметку. Другая особенность Микулы – его очень трудно догнать, даже когда он никуда не спешит. Совсем, как солнце по небу – тоже движется неспешно, а попробуй, догони его. Тут уже проявляется языческая мифология.
    Илье Муромцу запрещено биться со Святогором, потому что тот силён, с Вольгой, потому что тот хитёр, и с Микулой, которого любит земля. Инородной вставкой выглядит Самсон с его ангельскими власами – это библейский персонаж. Тогда остаётся тройка: Святогор–Микула–Вольга, которую Илья обязан почитать. При этом он вроде бы ничем не рискует, потому что ему смерть на бою не писана. Тогда в чём суть? Видимо, в том, что, только соблюдая установленный запрет, Илья сможет оставаться непобедимым. По верованиям славян мир делился на три яруса, три царства, в каждом из которых правил свой бог (под верховным началом Сварога, разумеется). Илье было велено соблюдать установления богов (всей тройки), не идти против них, тогда и с ним пребудет их благоволение. В случае нарушения запрета кара неотвратима. Так оно и случилось в былине “Камское побоище”, когда богатыри, победив всех на земле, вздумали добраться и до неба. Последствия для них оказались печальны.
    С другой стороны, со Святогором Илья однажды попытался вступить в бой и безуспешно наскакивал до тех пор, пока великан не обратил на него внимание, сказав: “Ох, как больно руськи мухи кусаются” (Г.Н. Парилова и А.Д. Соймонов, сост. “Былины Пудожского края”, №4, с. 100, Петрозаводск, 1941). Никакого наказания за нарушение запрета не последовало. Причина, скорее всего, в том, что Святогор, с которым встретился Илья Муромец, и Святогор, с которым встретился Микула Селянинович – совершенно разные персонажи. Повествование о Святогоре начинается с его похвальбы:

    “Не с кем Святогору силой померяться,
    А сила-то по жилочкам
    Так живчиком и переливается.
    Грузно от силушки, как от тяжелаго бремени.
    Вот и говорит Святогор:
    “Как бы я тяги нашел,
    Так я бы всю землю поднял!”
                    (“Песни собранные П.Н. Рыбниковым”, ч. I, №7, с. 33, М., 1861)

    То же самое говорил Илья Муромец, но его слова почему-то похвальбой не считались:

    “– Столько я чувствую в себе силоньки,
    Было бы кольцо во сырой земли,
    Поворотил бы я мать-сыру землю”
                    (Н.П. Леонтьев “Печорские былины и песни”, №2, с. 16, Архангельск, 1979)

    Тут главный вопрос в отношении к герою, поступок которого можно воспринять снисходительно, а можно безжалостно заклеймить. В “Илиаде” Зевс обращался к богам с такими же словами, ну просто калька с былины:

    “Цепь золотую теперь же спустив от высокого неба,
    Все до последнего бога и все до последней богини
    Свесьтесь по ней; но совлечь не возможете с неба на землю
    Зевса, строителя вышнего, сколько бы вы ни трудились!
    Если же я, рассудивши за благо, повлечь возжелаю, —
    С самой землею и с самым морем ее повлеку я
    И моею десницею окрест вершины Олимпа
    Цепь обовью; и вселенная вся на высоких повиснет —
    Столько превыше богов и столько превыше я смертных!”
                    (Гомер “Илиада. Песнь восьмая”, ЛП, с. 104, Л., 1990)

    Зевс на вершине власти, ему всё можно. Зато Атлант за свою похвальбу был наказан. Когда индийский великан Равана, попытался поднять священную гору Кайлас, на которой покоился Шива, то разгневанный бог придавил великана всего лишь одним пальцем своей ноги (Тулси Дас “Рамаяна, или Рамачаритаманаса”, кн. I, с. 268, М.-Л., 1948). Скандинавский бог Тор оказался не в силах приподнять рукавицу великана Скрюмира (“Младшая Эдда”, ЛП, с. 67-68, М., 1994). Предание, в котором главный герой хвалится своей силой известно с древнейших времён и распространилось среди многих народов. В одних случаях он изображается пустым хвастуном и подлежит наказанию, а в других к нему относятся со всем уважением. В русских былинах можно найти оба варианта. Или же это самодовольный Аника-воин, который гибнет из-за своего неумеренного хвастовства (“Песни собранные П.Н. Рыбниковым”, ч. II, №48, с. 255-258, М., 1862). Или же это богатырь, сам не знающий пределов своей силы, тогда ему тактично указывают, что даже его непомерная сила небезгранична.
    В пересказе К.С. Аксакова, когда Илья Муромец встретил Святогора, тот ему сказал: “Ты силен между людьми, и будь между ними силен, а со мною нечего тебе мерять силы. Видишь, какой я урод; меня и земля не держит, нашел себе гору и лежу на ней” (К.С. Аксаков “Богатыри времен Великого Князя Владимира, по Русским песням” // “Русская Беседа”, М., 1856, кн. 4. Науки, с. 59-60). И в былине Святогор сетует:

    “Я бы ездил тут на матушку сыру землю, –
    Не носит меня мать сыра-земля,
    Мне не придано тут ездить на святую Русь,
    Мне позволено тут ездить по горам да по высокиим,
    Да по щелейкам по толстыим”
                    (“Онежские былины, записанные Александром Фёдоровичем Гильфердингом летом 1871 года”, т. I, №1, с. 5, С.-Петербург, 1894)

    А Святогор, встретившийся с Микулой Селяниновичем, после упражнений с сумой перемётной (которую он всё-таки поднял, пускай и до колен), как только узнал, кто стоит перед ним, тут же принялся расспрашивать Микулу о своей