Вера смотрела в окно. Уже около получаса она не отрывала взгляда от пышного багряного клёна, росшего во дворе. Вера загадала желание: если с клёна упадёт хотя бы один, пусть даже самый маленький листик, желание – сбудется. Но клён, казалось, был выкован из металла: меди, золота, бронзы… Он застыл в голубом просторе двора и ни один листок на нём не шевелился. Позади Веры, по всему периметру комнаты, стояли чемоданы, громоздились связки книг, лежали свёрнутые ковры и узлы с бельём. Приходили какие-то люди: торговались, рассчитывались с хозяином, выносили ковры, мебель, матерясь от натуги, совершенно не обращая внимания на стоящую у окна Веру.
Вера помнит это как сейчас: шёл 1972 год и её мужа, капитана связи, отправляли служить в группу Советских войск в Германии – в Дрезден. В то время это считалось большим счастьем, ещё бы: двойная зарплата, а значит и возможность накопить деньги на машину, купить множество красивых вещей (мебель, аппаратуру, одежду…). Многие, в военном городке, завидовали Вере, поздравляли, но она только криво улыбалась в ответ. Её раздражала тотальная распродажа, устроенная супругом, накануне отъезда. Но она не хотела ни во что вмешиваться, пусть её инициативный муж делает так, как считает нужным. Ей было всё равно. Последний год её мало что радовало. Оставаясь одна, она часто любовалась старым развесистым клёном, росшим во дворе. Её казалось, что клён, много повидавший на своём веку, знает всё и про всех. Знает, но молчит. Она даже начала разговаривать с ним мысленно…
– Ну, что с тобой, Верочка? – муж, обнявший её за плечи, подошёл так тихо и неожиданно, что Вера вздрогнула. Резко отвернувшись от окна, она, не поднимая головы, сказала негромко, но твёрдо:
– Продавай всё что хочешь, но книги мои трогать не смей.
– Вера, – муж нежно приподнял её голову, – пойми «там» есть магазин «Русская книга» и все твои авторы любимые пылятся в том магазине в шикарных переплётах! Зачем тащить лишний груз? Ты пойми…
– Я сказала: продавай всё что хочешь, но книги мои не трогай!
– Ну ладно, ладно… – отмахнулся Виктор, выбегая в прихожую, где снова звонили в дверь.
Вера с грустью посмотрела вокруг: полупустая квартира, тяжёлые чемоданы, отпечатки чужих подошв на полу, журналы, пожелтевшие старые газеты, пыльная стеклотара былых застолий… Среди всего этого, Вера, неожиданно, ощутила себя лишней, ненужной… Взгляд её остановился на кукле – её кукле и у куклы этой была своя история. Ещё во время войны, когда отец Веры командовал батальоном, он, вместе с солдатами, спас от голодной смерти больную немку и её дочь. Они-то и подарили отцу куклу: длинноволосую, темноглазую красавицу. Переводчик сказал:
– Они преподносят русскому офицеру маленький презент для его дочери, они говорят, что он принесёт ей счастье.
Отец тогда не признался, что у него нет детей и вообще он не женат, но куклу сберёг и когда женился сразу сказал, что у него обязательно будет дочка. Так и случилось. Сколько Вера себя помнит эта кукла всегда была рядом с ней. С ней она спала, ей она пела песни, убаюкивала, кормила с ложечки, шила обновки, а когда выросла: шёпотом, по ночам, как лучшей подружке, доверяла свои сокровенные девичьи тайны. Год назад Вера, с ужасом, узнала, что никогда не сможет иметь ребёнка. Жизнь померкла и как-то потеряла смысл. Вера замкнулась. Теперь кукла стала её ребёнком, её единственным никогда не взрослеющим ребёнком.
Вера присела около чемодана, осторожно взяла куклу на руки, поправила ей волосы, погладила по голове, поцеловала и, твёрдой рукой, уверенно усадила на свои чемоданы, стоящие в углу. Вера никак не могла найти подходящую коробку, чтобы упаковать туда свою любимицу. Куклу звали «Надя». Никто, кроме Веры (после смерти отца и матери) не знал как зовут это длинноволосое чудо. Именем Надя, Вера мечтала назвать свою дочку, свою настоящую дочку, дочку, которой, видимо, у неё никогда не будет…
Вера снова подошла к окну, мельком взглянула на багровеющий в полуденном солнце клён и не глядя на договаривающихся на кухне каких-то незнакомых людей, считающих деньги, вышла из дома. Она бесцельно бродила по городу, долго сидела на скамейке в парке, где все деревья светились осенним золотом, но листья ещё не падали. Всё ждало какого-то мгновения… Наконец Вера увидела свою школьную подругу с тяжёлыми сумками в руках:
– Верка! Сколько лет, сколько зим! Ты, говорят в Германию уезжаешь? – защебетала та, – Во счастливая! Через пять лет вернёшься вся в золоте! Ой, как я тебе завидую: молодая, красивая, муж не пьёт не курит, детей нет – живи в своё удовольствие! А у меня: двое оглоедов, да еще благоверный, который копейки получает… Веришь, даже в парикмахерскую сходить некогда! Ой, как я тебе завидую!
Вера слушала подругу, что-то отвечала, чувствуя, что завидует-то как раз она сама, этой, нагруженной продуктами женщине, спешащей к своим детям, к мужу, который получает копейки… Ей представился собственный дом: вот она войдёт, Виктор достанет пачку денег, начнёт хвастаться, как выгодно распродал имущество, затем примется мечтать о собственной машине, доме, где будет всё, абсолютно всё, только никогда не будет ребёнка – их ребёнка. Представив это, Вера начала прощаться и, поцеловав подругу, пошла уверенно и быстро, но, свернув за угол, тут же замедлила шаг, нехотя двигаясь по направлению к своему «счастью». На пороге её встретил муж, радостно сообщая:
– Смотри! – гордо распахнул он дверь, – Продал всё! Осталось только наше личное, да твои книги, как ты хотела, хотя я не понимаю зачем…
Первое, что бросилось в глаза Веры – куклы на чемоданах не было…
– Где Надя? – впервые вырвалось у неё имя.
– Какая Надя? – не понял Виктор.
– Кукла моя где? – с дрожью в голосе переспросила Вера, продолжая ощупывать взглядом пустую комнату.
– Понимаешь, – запинаясь начал Виктор, – пришёл тут полковник в отставке, представился Василием Семёновичем, фамилию я не запомнил… Продай, говорит куклу, да продай, для внучки говорит…
– Да как ты смел! Эту куклу мне отец в кроватку положил, когда я только родилась. Я с ней всю жизнь прожила! У меня из всего нашего барахла это, может быть, самая дорогая вещь, самая дорогая… Ты же ничего не понимаешь, ничего не чувствуешь… Что ты знаешь обо мне, что? Ты же кроме денег ничего не видишь… Тебе же никто не нужен… Ты, ты… – Вера пыталась что-то сказать, но у неё перехватило горло. Она села на чемоданы и зарыдала взахлёб, непрерывно повторяя: «За что мне это всё, за что?..
– Верочка, да прости ты меня идиота, прости… Милая… Дорогая, – начал утешать её Виктор, – я и денег-то брать не хотел, когда узнал, что он внучку сам воспитывает, а ему самому «семьдесят три» уже… Понимаешь, родители той девочки в аварии погибли… Ему кто-то сказал, что меня в Дрезден переводят, вот он письма и принёс, ну, чтоб я знакомым его передал… Жалко мне стало девочку, да и его тоже – старый он уже…
– А меня, меня тебе не жалко!!?
– Верочка, дорогая, ну, сколько можно в куклы играть? Ты вся извелась, что думаешь я не вижу? Вижу, понимаю… Хочешь, ребёнка из детдома возьмёт, когда вернёмся?
– Где он живёт? – Вера поднялась, направляясь к двери.
– Рядом, напротив нас, – Виктор показал рукой в окно и растерянно добавил – номер квартиры он не назвал…
– Дай письма! – Вера протянула руку.
– Возьми… – Виктор достал из кармана три письма.
Вера взглянула на обратный адрес, с презрением посмотрела на мужа и еле сдерживая негодование спросила:
– За сколько ты её продал?
– Да не продавал я её! Он просто положил на подоконник 25 рублей и ушёл.
– Дай их сюда.
– Вон они там и лежат, – Виктор головой указал в сторону окна.
Вера сгребла деньги, зажала их в кулаке и выскочила на улицу. Её душила обида:
– Мою куклу девчонке! Она же сломает её, оторвёт руки, ноги, проломит голову, если уже не проломила… – эти мысли заставили её ещё больше ускорить шаг и вскоре она уже бежала. Задыхаясь она влетела на третий этаж, позвонила резко, настойчиво. Дверь открыл совершенно седой и уже сгорбленный мужчина. Вера вошла не спрашивая разрешения, протянула деньги, сказав при этом кратко, жёстко и требовательно:
– Мне нужна моя кукла.
– Да, но… – попытался мягко возразить мужчина.
– Где моя кукла? – Вера отодвинула мужчину рукой и решительно вошла в комнату. На полу, среди разбросанных игрушек, сидела девочка. Ей было годика три. Спутанные, распущенные волосы, спадая закрывали лицо. Она сидела и, наклонясь, сосредоточенно укутывала Верину куклу в какую-то тряпку, что-то тихо лепетала, забыв обо всём. Услышав шаги, девочка вздрогнула, испуганно обернулась и изо всех сил прижала к себе куклу. Казалось, в мире нет ничего, что могло бы разлучить их. Увидев Веру, девочка тут же перестала бояться: широко раскрытые глазёнки смотрели доверчиво и так открыто, как могут смотреть только дети и больше никто.
– Это моя дочка, – пролепетала девочка, – хочешь на неё посмотреть?
Вера опешила и не поняла, что произошло… Куда-то мгновенно улетучилось негодование и вместе с ним – обида.
– Как зовут твою дочку? – неожиданно для себя самой, ласково спросила Вера, осторожно присаживаясь рядом.
– Верочка, – склонив голову пропела малышка.
Вера смутилась, заглянула в тёмные глаза девчушки и произнесла тихо-тихо:
– А тебя как зовут?
– Надя.
– Как? Как ты сказала?
–На-дя!!! – уже громко, как навсегда заученный урок, произнесло создание, не сводя глаз с Веры.
У Веры что-то ёкнуло в груди и ей безумно захотелось прижать эту маленькую девочку к себе и никому никогда не отдавать. Она еле сдержалась. С полными слёз глазами, как бы ища поддержки, оглянулась. В проёме двери застыл старый, седой полковник.
– Извините меня, – Вера медленно поднялась и сгорбившись направилась к двери.
– Тетя, не уходи, – услышала она голос, – хочешь, я буду твоей дочкой?
Теперь уже Вера не смогла сдержаться. Она рванулась, схватила девочку, прижала к себе и начала целовать. Тонкие ручки обвились вокруг шеи, кукла выпала… Беззвучные слёзы потекли из Вериных глаз, но это были уже другие слёзы, совсем другие…
Проходя, во дворе, мимо клёна она остановилась, потрогала шершавый ствол и вдруг почувствовала, что «что-то» лёгкое коснулось её щеки и легло на плечо. Она повернула голову и увидела: на плече, как некое чудо, лежал огромный, пылающий кленовый лист и Вера поняла: чудо произошло.
