Может, мы где-то не там свернули? Других вариантов нет. Ладно, ориентируемся по стене и кукушке. Поднимаюсь, выкидываю и затаптываю окурок.
— Я на вышку, сориентируюсь, где мы. Ден, поищи платок или следы, их должно было много остаться. Ромк, паси рюкзаки.
Забравшись на кукушку, ничего нового я не нашел. Щурясь от бьющего в глаза солнца, разглядывал стену: бутоны, которые я фотографировал утром, раскрылись, и яркие крупные цветы приветливо кивали головками. Сзади на меня смотрели два барака и бетонная стена.
Весело, а где же рабица? Вместо нее ползли лианы, цепляясь стебельками за щербатые серые плиты.
Вот уж наебали так наебали. К горлу подкатывает волна тошнотворного предчувствия и детской растерянности. Я твердо уверен, что напротив меня должна быть сетка. Так же, как и в том, что река Банька через трассу от нас, а по правую руку — деревня, которую я не вижу только из-за леса.
Охеренно встряли. Выход чёрт знает где, мы в зарослях, скоро стемнеет.
А выходить с фонариками рядом с охраной не есть гуд. Хотя, с другой стороны, как бы мы ни заблудились, фонарик всегда выведет их к нам. Ну надерут уши, может, отпиздят, но отпустят. Не звери же. За нарушение частной границы по головке не погладят, но и не съедят. Так что на крайний случай фонарь и глотка в помощь.
Вернувшись, подбираю рюкзак и подхватываю Денисов. Вместе с Ромкой идем навстречу Дену, все равно нам в сторону забора.
— Попробуем влево прочесать, выход скорее всего там. Если нет, то вернемся. На крайний случай здесь и заночуем. Лишний раз хавать рентген не здорово, но все же. Кстати... Надо проверить, сколько сейчас. Вытягиваю из рюкзака дозиметр: 0,027. На порядок ниже, доза не опасна, так что не сдохнем. Видимо, эпицентр за забором, а мы близко к нему подошли у того дома.
Отдав сумку догнавшему Дену, показываю ему показания.
— Теперь понятно, почему здесь птички не поют. И почему башня выпала. Ктулху — это радиация.
— Отъебись со своим Ктулхом. — Рома раздраженно закидывает рюкзак на плечо и шагает вперед. — Не вешать нос, гардемарины*...
Изрядно фальшивя, напевает под нос. Оборачивается: — Ну, что притихли? Вперед, нет времени стоять, сопли жевать.
— Я не хотел ехать. Чувствовал, что лучше в аэропорт, у меня дед был летчиком...
— Ты уже рассказывал про деда, — странно все же, что здесь забор. Вроде топографическим кретинизмом** не страдаем, чтоб выйти непонятно где. И медпункт... уверен, что здание было тоже. Я снимал его, помню каждую трещинку на дереве. В кабинете шприц лежал именно там, где я его положил, чтобы заснять, рядом — бутылка с физраствором, но ведь зал мы тогда не проходили. Не могли же проворонить помещение в три окна? Чувство, словно комната открылась только перед самым моим приходом, а до этого была спрятана.
— Потайная дверь?
— Белая на зеленом фоне? Мы не могли ее пропустить. Тем более что она сразу же после комнаты с обрушившимся потолком. Кстати, ее я не нашел. Только пустую комнату со столом. Вот такие пироги.
— Сон. Ктулху — повелитель снов, и это нам снится. Поэтому появился забор, комната, — Ден вытаскивает из внутреннего кармана колоду и перебирает карты. Яркие картинки мелькают между белеющими в сумраке пальцами. Протягивает мне карточку. — Вот, карта может трактоваться как фигурально, так и прямо. Точнее, изображенное на ней.
Серая башенка, на которую взбирается нечто, похожее на яичницу из десятка яиц. Какие-то серые бесята ползут к ней с другой стороны: ждут, когда Ктулху сломает, башню чтобы прорваться.
— Отъебись со своим Ктулхой, — практически хором затыкаем Дена. И так тошно. Тревога разливается по телу, меня потихоньку начинает потряхивать. Выдыхаю и, стараясь не сорваться, тихо успокаиваю Дена, который судорожно теребит колоду в кармане:
— Честное слово, ладно еще карты. Но демоны, огромная амеба... Ден, тебе к психиатру пора, пока с катушек не съехал. — Продолжаю чуть мягче: — А то ненароком до мягких стен доберешься, и будет поздно.
— Он не амеба. Он всевидящ. Это око. Сотни глаз, тысячи рук, и идет за ним войско из тысячи тварей.
Не выдержав, стону и ускоряю шаг:
— Чувак, это радиация, а глаз будет у тебя тысячи, чтоб все видел и знал, когда стоит помолчать в тряпочку.
Дальше идем в тишине, но забор не хочет кончаться, хотя по моему внутреннему компасу мы уже и так довольно далеко забрали влево. Солнце садится, и начинает резко темнеть. В городе темнота не заметна, а здесь вполне ощутима.
— Она играет с нами, здесь нет прямых путей и нельзя вернуться назад. Прямой путь не всегда самый короткий...
М? Оборачиваюсь на бубнеж.
— Сталкер. Тарковский, — Ден смущенно пожимает плечами. — Мы же прямо пошли, вот и заблудились
— Выйдем, куда денемся.
— Не под землю же провалимся, — нервно усмехается Ромка
Через полчаса я не выдерживаю.
— Ребят, херня какая-то, мы сюда не так долго шли, даже вдоль забора от места, где охранника встретили. Территория не настолько велика. Давайте назад. Уже смеркается, скоро совсем стемнеет. Покурим и пойдем.
Ден присаживается у стены и вытаскивает бутылку колы.
— Перекус, — желудок урчит. Согласно киваю и снимаю рюкзак, запихивая злополучную карту в карман джинс, опускаюсь рядом на землю, опираясь спиной о забор.
— Выход должен быть где-то под носом. Не обнесли же нас забором, пока мы шарились? — хмыкаю, прикуривая.
— Мы б услышали, — робко предполагает Ден, вытирая потный лоб и топорща черную челку.
— Услышали бы, конечно, — согласно киваю, — жуй, жуй. Нам еще до машины ползти.
Сам я есть не хочу, а вот к бутылке с прохладной газировкой с удовольствием прикладываюсь и вытаскиваю приготовленную шоколадку — на ходу погрызть.
Приходится светить под ноги, чтобы не споткнуться о камень или корягу. Ден сайгаком скачет впереди, его налобный фонарь видно, пока он мечется от дерева к дереву. Мы с Деном шагаем, изредка касаясь плечами, Разговаривать не охота, так что мы молча обмозговываем ситуацию, молчим каждый о своем и об общем.
Хорошо хоть комарья нет.
