спросил гость, посланный Небом.
- Нет! Дух Эдгара присоединяется ко мне, когда я пишу. И говорите мне «ты», хорошо?
- Стало быть, дух Эдгара к Вам, извини, к тебе, присоединяется?! Хм! Ну и странные же вы люди – творцы. Мне повезло, что я был свидетелем истории жизни Глории и Андрея. О таких ребятах, как они, книги надо писать. Вы были в бухте Инал? Там…
- Да! Разбрасываю цветы по склону! Я читала романы Эдгара и знаю, где находится это место.
- Ясно. До встречи, Стелла, - гость пожал руку молодой писательнице, взял книги и направился к выходу.
- Борис Юрьевич, спасибо Вам за всё: и за архив, и за рукописи Глории. Это всё так важно для меня. Вы просто не представляете, какой бесценный подарок Вы мне сделали.
- Они в надёжных руках! - сказал гость. - Теперь я спокоен…
Борис уехал. Стелла села за стол, включила лампу и стала читать рукописи Глории, девушки, которую она полюбила, которой подражала, да так, что её жених однажды заметил: «Стелла! Ты ведёшь себя так, словно подражаешь кому-то, точнее говоря, ты вошла в роль и не можешь из неё выйти. Но мне нравится…» И хотела, чтобы в один прекрасный день состоялась их встреча. Но жизнь распорядилась иначе. И чем внимательнее читала Стелла рукописи Глории, тем громче она плакала. Скорее она не плакала, она отпевала свою богиню, свой идеал. Ах, детство, детство! Ей было тогда всего тринадцать лет. А в этот период нашей жизни, если мы привязываемся к человеку, то это на всю оставшуюся жизнь.
Наступило утро. Стелла почувствовала усталость. Она встала, подошла к окну, раскрыла его, вдохнула свежего воздуха и сказала:
- Я написала книгу, Глория. Книгу, которую должна была написать ты. И в наших рукописях много общего. Я чувствовала, что твой дух, сотканный из света, всегда помогал мне, когда я оказывалась в творческом тупике. Сегодня мне почти двадцать четыре года. И та девчонка, тринадцатилетняя, мечтавшая стать писательницей, с твоего благословения стала ей, благодаря тебе.
***
В ТО САМОЕ ВРЕМЯ, когда Стелла начала читать рукописи Глории, которые её так потрясли лёгкостью слога, мелодичностью и поэтичностью предложений, на втором этаже двухэтажного большого дома, выложенного из итальянского красного кирпича, по той же улице, в посёлке Октябрьском лежали в кровати, в своей спальной комнате родители Стеллы. Отец, Демидов Анатолий Максимович, работающий заместителем начальника Московского метрополитена, был к тому же и другом мэра. Они вместе окончили один университет и подружились, будучи ещё студентами. Они дружат, как говорят люди, семьями и все дни рождения справляют вместе в одном из самых дорогих и красивых ресторанов столицы. Мать Стеллы, Марина Владимировна, психотерапевт и психоаналитик, принимает нуждающихся в её услугах людей в своём кабинете на улице Мира в Москве, недалеко от магазина «Дом обуви». Они лежали и разговаривали:
- Марина, когда я летел к вам, думал о наших дочерях. Кем же они станут, когда вырастут? Какие у них будут семьи, мужья, дети, наши внуки? О работе… Но больше о Стелле и Кире. И меня стало беспокоить…
- Станут? Не беспокойся. Занимайся своей работой, а нашими девочками занимаюсь я. Я – психолог. Глядя на наших дочерей, я изучаю их со всех сторон. Расслабься, дорогой. Предоставь дочерей и заботу о них мне. Думай о работе. И с чего вдруг ты стал?..
- Я стал беспокоиться за них. Я знаю, ты воспитываешь наших принцесс. Ты – мать, и тебе с девочками управляться легче. Если бы у нас были мальчики, то…
- Что «то»? Ты бы занялся их воспитанием, образом жизни, мыслями? Изучал их? Нет! И тогда, безусловно, всем этим занималась бы я.
- Дарье двадцать восемь лет. У неё дочка, Анна, ей четыре годика, и Игорёк. Стелле будет двадцать четыре года, она не замужем, но вся в работе, и мне порой кажется, что она вряд ли когда-нибудь выйдет замуж, ибо она так увлечена литературой… Она встречается уже больше года…
- Не увлечена! Она живёт литературой. Это её образ жизни. Нельзя увлекаться литературой, это искусство! И она…
- «Молодая, красивая, талантливая, уже богатая, известная писательница, образованная и импульсивная россиянка. К тому же ещё – русская католичка». Всё это я слышал много раз. Её читают, издают. И жених, если у них это серьёзно, богатый, к тому же в свои двадцать восемь лет известный и уважаемый в деловых кругах человек. И он – иудей, - опередил супругу муж.
- О чём ты, Анатолий? – запивая таблетку, спросила супруга. - Ты забыл ещё о Кире, младшей нашей дочери, которую, как мне кажется, ты любишь больше Дарьи и Стеллы.
- Что за вздор, Марина?!
- Да, да! Я это чувствую. Но…
- Продолжу. Когда я летел из Москвы к вам в посёлок Октябрьский, рядом со мной, в соседнем кресле, сидела женщина и читала книгу. Я обратил внимание на название – «Трафик Рака», было написано золотыми буквами на обложке.
- «Тропик Рака» - так называется книга, которую написал в Париже Генри Миллер, вернее, роман, - уточнила мать трёх дочерей.
- Точнее, разврат и непристойность! Читать противно! Что в ней есть от литературы? Я, взрослый человек, прочитав пять страниц, покраснел! Стыд и срам! Когда женщина уснула, книга упала мне на колени. Я стал её читать, вспомнив, как ты подключила все свои связи девять лет назад на поиски этой книги, чтобы её прочитала наша пятнадцатилетняя дочь. Да ещё на английском языке! На русский язык её, видимо, никто не осмелился перевести. Прочитать такое от корки до корки в таком возрасте!.. - возмущался отец Стеллы, глядя в глаза супруги. - Как это повлияло на неё? Вот и пишет…
Через минуту он начал читать по памяти отрывок из книги: «Она просто тихо стояла, а как только я скользнул рукой вверх по её ногам, шевельнулась, чтобы открыть чуть шире промежность. Мне кажется, никогда моя рука не попадала в такую сочную промежность. Я засунул все четыре пальца, взбивая её сок до пены. Рот у неё был полон, а сок проливался на ноги…» Как тебе эта гадость? - возмущался отец дочерей, одна из которых стала писательницей.
Возникла пятиминутная пауза, после которой взволнованный супруг продолжил:
- Если бы я раньше знал, какими книгами ты её пичкаешь, я бы это дело, само собой, запретил! Но я полностью доверял тебе, Марина. Объясни, пожалуйста, что происходит?..
Жена лежала и слушала, не перебивая мужа. Через минуту она спросила:
- Что ответила тебе женщина, когда ты спросил её: «Как книга?» Она ответила тебе: «Интересная». Так ведь она тебе сказала?
- Как ты догадалась? – приподняв голову и устремив удивлённый взгляд на жену, спросил Анатолий.
- Я – психолог, родной мой! Раз ты прочитал целых пять страниц самого непристойного текста в мире, значит, книгу стали издавать на русском языке. Всё-таки осознали, что эта книга не столько об откровенных интимных отношениях, подробно и смакующе описанных несмотря на грубость языка, сексуальные откровения, тошнотворные подробности, за буффонадой повествования автора распознаётся отчаянное переживание абсурдности человеческого бытия, и наконец они поняли... Именно так и поняла Стелла. Ты не читал и других книг, которые Стелла прочитала в пятнадцать лет: «Цветы зла», Бодлера, «Дневник Анны Франк», «Голый завтрак», «Листья травы», «Над пропастью во ржи» и другие книги, бывшие раньше в индексе…
- В индексе? – переспросил муж.
- Значит, в запрете. Их не разрешали публиковать. Издателей сажали даже в тюрьмы или приговаривали их судом к большим штрафам. Вольтер, Руссо, Бодлер, Чаадаев, Шиллер, Гёте, Бомарше и так далее. Все либо сидели в тюрмах, либо были оштрафованы на большие суммы.
- Всё перечисленное тобой - такая же, видимо, непристойность. Ты в ответе за душевное состояние Стеллы. Она… особенная. Сколько мы с ней хлебнули всего…
- Вот и ты это признаёшь, милый. Да, особенная. Что ты так разволновался? Хочешь выдать её замуж? Альберт - хороший человек, не спорю. Может, вы тайком уже договорились обо всём, а? Вы ведь встречаетесь на совещаниях у мэра, премьер-министра? Что скажешь? – спросила Марина Владимировна.
- Мы об этом не говорим. Пусть Стелла решает сама. Но Альберт – хорошая партия. Мне кажется, наша дочь этого не понимает. Только вот…
- Что «только»? Это то, о чём я подумала? Не думай об этом. Она - католичка, он – иудей. Его дедушка Яков – ортодокс, и он не позволит успешному, известному в деловых кругах страны, любимому внуку жениться на католичке. Хоть она русская и должна была бы выбрать скорее православную веру. Да и твои, и мои предки все были верующими православными… Я – неверующая. А вот почему Стелла выбрала именно католицизм как веру, до сих пор для меня загадка…
- Это и есть - первые плоды твоего воспитания и, возможно, чрезмерного внимания к Стелле. Ты любишь её больше, чем Дарью и Киру. Так что первые всходы или побеги налицо! Смотри, уже два часа ночи, а её нет. Пишет или читает. Да у неё и детства-то не было. Детство и юность она просидела взаперти в своей комнате. Читала, писала… И ещё, я не пойму одного: почему ты не отдала её в общеобразовательную школу? Учила её сама, дома. Ребёнок так и не понял, что такое студенческие годы, дружба…
- Анатолий, с чего ты вдруг стал после стольких лет интересоваться именно Стеллой? После прочитанных в самолёте пяти листов? Раньше тебя не беспокоило душевное состояние Стеллы.
- Теперь интересует. Она ещё так молода, а живёт уже как взрослая женщина. В стороне от семьи, от всего.
- Любимый, Стелла – особенная девочка. И стала она такой после травмы головы, помнишь? Пролежала в коме неделю, и мы готовились уже к худшему, как она вдруг открыла глаза. Вспомни, через что нам пришлось пройти? И я стала замечать за ней после того, как она поправилась, тягу, возможно, даже страсть к книгам. Думала, пройдёт. Не придавала этому значения, пока не нашла, ей было тогда двенадцать лет, рассказ на пятнадцати страницах. Прочитав рассказ, я сразу всё поняла. И вот результат: она известная, богатая, талантливая и востребованная писательница. В Москве и Питере ей нет равных. Она автор пяти книг, пока пяти книг, подчёркиваю. И все перечисленные мной книги, которые ты называешь непристойными, оказали на неё положительное влияние. Ей нельзя было их не прочитать, если она выбрала своей путеводной звездой в этом воплощении литературу.
- Воплощение! Снова твои штучки. Но то, что ты сказала, впечатляет, - одобрил муж.
- Поверь, нагрузки, с которыми она справлялась в детстве, могли убить любого ребёнка её лет. Да и сейчас среди её современников, сочиняющих книги, ей нет равных. Почитай критику столичную. А они, критики, щадить не будут. Есть ещё три писательницы, из них одна, забыла её фамилию, живёт в Калининграде.
- Что верно, то верно. Меня на работе спрашивают часто: «Как там Стелла? Скоро напишет новую книгу?»
- Вот и результат. А всё – травма… Что-то произошло в центральной нервной системе или в мозге. Так бывало со многими знаменитостями и гениями. Загорского током било, он остался жив…
- Тот, о котором она писала? - спросил отец писательницы.
- Да. И пишет сейчас в этом доме, где он провёл свои последние творческие годы, диссертацию о его поэзии, - пояснила мать писательницы.
- Кто у неё идеал? Должна же она кому-то подражать, если не в литературе, то в жизни. Говорить мысленно с ним, со своим образом, входить в него. Кто ею
