– Сегодня я приступлю к созданию шедевра, который непременно станет бестселлером, – подумала я однажды утром, включая компьютер.
Во мне, действительно, жила уверенность, что всё так и будет, и я даже не сомневалась, что за ближайшие шестнадцать часов напишу, по крайней мере, четыре главы нетленки о чародеях, политике волшебного мира и магических войнах. Открыв Microsoft Word, я трясущимися руками напечатала название: «Aeternum bellum. Бесконечная война» и замерла, предвкушая удовольствие.
Пальцы мои вновь забегали по клавиатуре, и на дисплее появились слова:
«Между богатыми своей историей и достопримечательностями городами Майнцем и Кобленцем, на левом берегу Рейна возвышаются потемневшие от времени стены некогда неприступного и грозного замка Фюрстенберг…»
Перечитав свои первые в жизни прозаические строки, я опять потянулась к клавишам и… тут раздался звонок в дверь. Чертыхнувшись, я пошла открывать. На площадке стоял подвыпивший сосед.
– Шурк, одолжи полтинник! – требовательным тоном сказал он.
– Тебе не стыдно у женщины занимать? – с презрением поинтересовалась я.
Но, чтобы поскорее отвязаться от попрошайки и вернуться к своему занятию, деньги дала. Сев в кресло, я несколько секунд тупо смотрела в монитор, а потом продолжила:
«Последний год, с того дня, как мрачные развалины перешли в собственность нелюдимого местного жителя, отдавшего мне два раза по сто рублей и на год забывшего про долг…».
Через минуту до меня дошло, что написала я нечто странное. Сообразив, что именно, я плюнула и стёрла последние слова, добавив другие:
«… местного жителя, непреложно хранящего какую-то тайну, чёрный замок стал пользоваться дурной славой».
Постепенно успокаиваясь, я вдохновенно строчила:
«Самые восприимчивые сначала тихо, а потом в голос уверяли, что древнее сооружение захвачено силой, которая заставляет полутёмные коридоры звучать шагами невидимых глазу людей, а по ночам даёт команду выщербленным окнам вспыхивать огнями факелов».
Зазуммерил мобильник. Скривившись, я приняла вызов и услышала:
– Аллё, ну, ты где? Дома? А что ты там делаешь? Ну, ладно. А я в электричке, уже Фрязево проехал…
И далее последовал односторонний разговор минут на сорок, в ходе которого я узнала, какие мероприятия будут проходить в известном мне доме культуры, сколько человек выступит на концертах, какие песни они будут петь, и кого из них потом выставят на вокальный конкурс.
Почти час я одобрительно мычала, с сомнением хмыкала и согласно поддакивала, мысленно проклиная безлимитные тарифы, позволяющие тратить прорву времени на болтовню. К счастью, Москва находится не в Америке, и, наконец, я вернулась к своим баранам.
С трудом вникнув в содержание последних строчек, я присовокупила:
«Поскольку очевидцев оказалось немало, а сердца простодушных немецких крестьян даже в век высоких технологий оставались склонными к мистике, жители деревни Райндибах теперь выходили на сцену только с радио-микрофонами, игнорируя проводные…»
– Господи!
Перечитав то, что наваяла, я удалила это и начала строить фразу заново:
«… жители деревни Райндибах теперь решались приближаться к стенам крепости только при свете дня, чтобы обрабатывать поля, охватившие замок плотным полукольцом».
Когда в мозгу уже формировалось следующее распространённое предложение, щёлкнул сигнал сообщения «В Контакте».
– Надо было закрыть, – мелькнула мысль.
Надеясь, что виртуальный разговор не затянется, я развернула страницу. На ней высветилось довольно неплохое стихотворение, написанное в стиле известного автора, с просьбой о прочтении и рецензии. Общение затянулось на полчаса.
Когда всё закончилось, я сосредоточилась и выдала то, что на миг позволило мне почувствовать себя гением:
«Рвусь из сил и из всех сухожилий,
Но сегодня – опять, как вчера,
Обложили меня, обложили!
Гонят весело на номера!
Из-за елей хлопочут двустволки –
Там охотники прячутся в тень.
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень…».
Мне потребовалось довольно много времени, чтобы осознать, что эти строчки давным-давно написал Владимир Высоцкий. Раздражённо захлопнув окно сайта и собравшись с мыслями, я вернулась к «Бесконечной войне».
Я создала целый абзац, но тут… громко звякнуло оповещение из «Одноклассников». Зарычав и с трудом удержавшись, чтобы сразу же не ответить какой-нибудь резкостью, я прочла:
– Привет, Саша! Сегодня на работе я написал ещё два песенных текста. Посмотри, я отправил их тебе по электронке.
Грубить я не стала. В конце концов, человек не был виноват в том, что до него меня потревожили другие. Обречённо вздохнув и проверив почту, я вступила в беседу.
Завершив её в рекордно короткий срок, я выключила интернет, телефон, открыла редактор и принялась лихорадочно строчить:
«Это был мужчина тридцати шести – сорока лет, высокий, атлетически сложённый. Чёрные волосы его, заплетенные в косу, спускались почти до пояса. Когда обладатель столь колоритной внешности аранжировал свои авторские песни, приспела пора задуматься о сольном концерте…».
– Аа, – схватившись за голову, завопила я.
И, в сердцах уничтожая написанное, едва не увела компьютер в режим ожидания.
Посидев с чашкой чая и придя в себя, я решила, что ещё не всё потеряно, и одну главу я сегодня допишу. Но человек предполагает, Бог располагает, и через десять минут в дверь позвонили. Увидев, кто стоит на пороге, я впала в ступор, и в таком состоянии провела оставшуюся часть дня.
Около четырёх часов продолжалось моно-переливание из пустого в порожнее, а я, с пасмурным видом кивая и согласно мыча, кидала в чашку один чайный пакетик за другим. Вскоре мозг мой чувствовал себя выгребной ямой, куда беспрерывно сливалась информация о тонкостях человеческих отношений на пищевом производстве, и в голове у меня не осталось ни единой мысли, связанной с творчеством.
Проводив гостью, я поплелась к компьютеру, экран которого давно погас, и сделала ещё одну попытку продолжить работу. В результате всех стараний из-под моего «пера» вышло следующее:
«В глазах удивительно глубокого синего цвета светились ум и решимость никогда не мыть контейнеры холодной водой. Твёрдо сжатый, но не жёсткий рот и выдающийся вперёд подбородок говорили о недюжинной силе воли и упрямстве, и эти качества помогали герою находиться на рабочем месте до ночи, очищая оставшиеся овощи. Тело обвивал чёрный шёлковый плащ, скрывающий вполне современное того же немаркого цвета платье, за которое мужчина не раз получал выговоры от начальства, требующего, чтобы работники цеха переодевались в спецодежду».
Придя в отчаяние, я отправила электронного друга отдыхать и, дотащившись до кровати, уснула, а в ночных кошмарах передо мной летали микрофоны, исподтишка бьющие меня по голове, бросались под ноги контейнеры для овощей, шкафчики для одежды распластывали по стене, и происходило всё это под шумную музыкальную какофонию.
С того страшного дня прошло два года. Друзья и знакомые узнали, чем я занимаюсь в свободные от основной работы часы, и я была бы рада сказать, что всё изменилось, и они, осознав, что творчество – это трудовая повинность без выходных и перерывов на обед, стали с уважением относиться к моему времени.
Но, увы, мне удалось закончить злосчастный роман, написать ещё четыре и в виде бонуса выдать на-гора десятка полтора рассказов лишь потому, что я постоянно уходила в подполье, отключая все средства связи и держа двери на запоре.
Теперь я всерьёз опасаюсь, что мы с компьютером до конца моих дней останемся отрезанными от внешнего мира. А всё благодаря твёрдому убеждению окружающих, что литературная деятельность, не приносящая гонораров и славы – лишь хобби, которое в наш век считается не заслуживающим внимания чудачеством.
Во мне, действительно, жила уверенность, что всё так и будет, и я даже не сомневалась, что за ближайшие шестнадцать часов напишу, по крайней мере, четыре главы нетленки о чародеях, политике волшебного мира и магических войнах. Открыв Microsoft Word, я трясущимися руками напечатала название: «Aeternum bellum. Бесконечная война» и замерла, предвкушая удовольствие.
Пальцы мои вновь забегали по клавиатуре, и на дисплее появились слова:
«Между богатыми своей историей и достопримечательностями городами Майнцем и Кобленцем, на левом берегу Рейна возвышаются потемневшие от времени стены некогда неприступного и грозного замка Фюрстенберг…»
Перечитав свои первые в жизни прозаические строки, я опять потянулась к клавишам и… тут раздался звонок в дверь. Чертыхнувшись, я пошла открывать. На площадке стоял подвыпивший сосед.
– Шурк, одолжи полтинник! – требовательным тоном сказал он.
– Тебе не стыдно у женщины занимать? – с презрением поинтересовалась я.
Но, чтобы поскорее отвязаться от попрошайки и вернуться к своему занятию, деньги дала. Сев в кресло, я несколько секунд тупо смотрела в монитор, а потом продолжила:
«Последний год, с того дня, как мрачные развалины перешли в собственность нелюдимого местного жителя, отдавшего мне два раза по сто рублей и на год забывшего про долг…».
Через минуту до меня дошло, что написала я нечто странное. Сообразив, что именно, я плюнула и стёрла последние слова, добавив другие:
«… местного жителя, непреложно хранящего какую-то тайну, чёрный замок стал пользоваться дурной славой».
Постепенно успокаиваясь, я вдохновенно строчила:
«Самые восприимчивые сначала тихо, а потом в голос уверяли, что древнее сооружение захвачено силой, которая заставляет полутёмные коридоры звучать шагами невидимых глазу людей, а по ночам даёт команду выщербленным окнам вспыхивать огнями факелов».
Зазуммерил мобильник. Скривившись, я приняла вызов и услышала:
– Аллё, ну, ты где? Дома? А что ты там делаешь? Ну, ладно. А я в электричке, уже Фрязево проехал…
И далее последовал односторонний разговор минут на сорок, в ходе которого я узнала, какие мероприятия будут проходить в известном мне доме культуры, сколько человек выступит на концертах, какие песни они будут петь, и кого из них потом выставят на вокальный конкурс.
Почти час я одобрительно мычала, с сомнением хмыкала и согласно поддакивала, мысленно проклиная безлимитные тарифы, позволяющие тратить прорву времени на болтовню. К счастью, Москва находится не в Америке, и, наконец, я вернулась к своим баранам.
С трудом вникнув в содержание последних строчек, я присовокупила:
«Поскольку очевидцев оказалось немало, а сердца простодушных немецких крестьян даже в век высоких технологий оставались склонными к мистике, жители деревни Райндибах теперь выходили на сцену только с радио-микрофонами, игнорируя проводные…»
– Господи!
Перечитав то, что наваяла, я удалила это и начала строить фразу заново:
«… жители деревни Райндибах теперь решались приближаться к стенам крепости только при свете дня, чтобы обрабатывать поля, охватившие замок плотным полукольцом».
Когда в мозгу уже формировалось следующее распространённое предложение, щёлкнул сигнал сообщения «В Контакте».
– Надо было закрыть, – мелькнула мысль.
Надеясь, что виртуальный разговор не затянется, я развернула страницу. На ней высветилось довольно неплохое стихотворение, написанное в стиле известного автора, с просьбой о прочтении и рецензии. Общение затянулось на полчаса.
Когда всё закончилось, я сосредоточилась и выдала то, что на миг позволило мне почувствовать себя гением:
«Рвусь из сил и из всех сухожилий,
Но сегодня – опять, как вчера,
Обложили меня, обложили!
Гонят весело на номера!
Из-за елей хлопочут двустволки –
Там охотники прячутся в тень.
На снегу кувыркаются волки,
Превратившись в живую мишень…».
Мне потребовалось довольно много времени, чтобы осознать, что эти строчки давным-давно написал Владимир Высоцкий. Раздражённо захлопнув окно сайта и собравшись с мыслями, я вернулась к «Бесконечной войне».
Я создала целый абзац, но тут… громко звякнуло оповещение из «Одноклассников». Зарычав и с трудом удержавшись, чтобы сразу же не ответить какой-нибудь резкостью, я прочла:
– Привет, Саша! Сегодня на работе я написал ещё два песенных текста. Посмотри, я отправил их тебе по электронке.
Грубить я не стала. В конце концов, человек не был виноват в том, что до него меня потревожили другие. Обречённо вздохнув и проверив почту, я вступила в беседу.
Завершив её в рекордно короткий срок, я выключила интернет, телефон, открыла редактор и принялась лихорадочно строчить:
«Это был мужчина тридцати шести – сорока лет, высокий, атлетически сложённый. Чёрные волосы его, заплетенные в косу, спускались почти до пояса. Когда обладатель столь колоритной внешности аранжировал свои авторские песни, приспела пора задуматься о сольном концерте…».
– Аа, – схватившись за голову, завопила я.
И, в сердцах уничтожая написанное, едва не увела компьютер в режим ожидания.
Посидев с чашкой чая и придя в себя, я решила, что ещё не всё потеряно, и одну главу я сегодня допишу. Но человек предполагает, Бог располагает, и через десять минут в дверь позвонили. Увидев, кто стоит на пороге, я впала в ступор, и в таком состоянии провела оставшуюся часть дня.
Около четырёх часов продолжалось моно-переливание из пустого в порожнее, а я, с пасмурным видом кивая и согласно мыча, кидала в чашку один чайный пакетик за другим. Вскоре мозг мой чувствовал себя выгребной ямой, куда беспрерывно сливалась информация о тонкостях человеческих отношений на пищевом производстве, и в голове у меня не осталось ни единой мысли, связанной с творчеством.
Проводив гостью, я поплелась к компьютеру, экран которого давно погас, и сделала ещё одну попытку продолжить работу. В результате всех стараний из-под моего «пера» вышло следующее:
«В глазах удивительно глубокого синего цвета светились ум и решимость никогда не мыть контейнеры холодной водой. Твёрдо сжатый, но не жёсткий рот и выдающийся вперёд подбородок говорили о недюжинной силе воли и упрямстве, и эти качества помогали герою находиться на рабочем месте до ночи, очищая оставшиеся овощи. Тело обвивал чёрный шёлковый плащ, скрывающий вполне современное того же немаркого цвета платье, за которое мужчина не раз получал выговоры от начальства, требующего, чтобы работники цеха переодевались в спецодежду».
Придя в отчаяние, я отправила электронного друга отдыхать и, дотащившись до кровати, уснула, а в ночных кошмарах передо мной летали микрофоны, исподтишка бьющие меня по голове, бросались под ноги контейнеры для овощей, шкафчики для одежды распластывали по стене, и происходило всё это под шумную музыкальную какофонию.
С того страшного дня прошло два года. Друзья и знакомые узнали, чем я занимаюсь в свободные от основной работы часы, и я была бы рада сказать, что всё изменилось, и они, осознав, что творчество – это трудовая повинность без выходных и перерывов на обед, стали с уважением относиться к моему времени.
Но, увы, мне удалось закончить злосчастный роман, написать ещё четыре и в виде бонуса выдать на-гора десятка полтора рассказов лишь потому, что я постоянно уходила в подполье, отключая все средства связи и держа двери на запоре.
Теперь я всерьёз опасаюсь, что мы с компьютером до конца моих дней останемся отрезанными от внешнего мира. А всё благодаря твёрдому убеждению окружающих, что литературная деятельность, не приносящая гонораров и славы – лишь хобби, которое в наш век считается не заслуживающим внимания чудачеством.
Вы озвучили и оформили то, от чего страдает большинство писателей-любителей) А про контейнеры и холодную воду - вообще убойно
улыбнула..Но ведь так и есть
- жёсткие у Вас, Саша, окружающие! Могли и чайку с коньячком, и не только.
Давайте их пожалеем!