Диссидюга проклятый!

дверь.
- Понимаете, Пётр, у нас во дворе изнасиловали девочку. Шестилетнюю. И задушили. А обвиняют в этом моего Серёженьку. Но он этого не делал! Его хотят посадить безвинно! Только Вы можете помочь, прошу Вас…
- Всё это, конечно, очень грустно, - Пётр сочувственно покачал головой. – Только помочь я могу едва ли. Я знаю хорошего адвоката, могу дать Вам его контакты…
- Серёженьке подбросили улику. А алиби у него нет. Вернее, есть, но подтвердить некому. Кроме Вас. Серёжа говорит, разговаривал с Вами на трассе.
- Так значит Вы…
- Шауркина Анна Павловна, мама Серёжи. Пожалуйста, только на Вас вся надежда! Пойдите в суд, скажите, что видели его. Его же посадят ни за что!
Сочувствие к несчастной женщине и её сыну тут же уступило место негодованию. Пётр взглянул на гостью так, что внутри у неё всё похолодело. Наверное, именно так глядят убийцы, прежде чем вонзить в сердце нож.
- Значит, на меня? – переспросил он ледяным тоном. – Вы хотите, чтобы я спас от тюрьмы Вашего сына? А он Вам не рассказывал, как я, по его милости, сам сидел ни за что? Три года плюс шесть месяцев. Как оговаривал меня в суде, не рассказывал?
- Я в курсе, - смиренно кивнула головой Анна Павловна. – Но проявите благородство души, умоляю! Ну, хотите, полы у Вас буду мыть бесплатно? Хотите, квартиру, дачу продам, отдам Вам деньги? Только спасите моего Серёженьку!
- Денег мне от Вас не нужно! – резко оборвал её Пётр. – Полы и я сам могу помыть. А про благородство души – это Вы будете говорить со своим Серёженькой. Раз в детстве так плохо воспитали… Простите, Анна Павловна, у меня нет времени на пустые разговоры. Если у Вас всё, то до свидания.
С этими словами он открыл дверь, давая понять гостье, что не намерен её задерживать. Она взглянула на него как голодная собака, которой вместо кости бросили камень. Всё ещё не веря, что унижалась напрасно, она жалобно пролепетала:
- Неужели Вы, Пётр, можете быть таким жестоким?
- В тюрьме научился, - был ответ.
Женщина ушла, сгорбив плечи и повесив голову. Пётр закрыл за ней дверь и вернулся к хлопотам с грибами.
Однако как он ни старался, визит Анны Павловны, её слёзы, отчаяние – всё это не выходило у него из головы. То же самое, должно быть, чувствовала его мать, когда его самого сажали. Только его мать не пошла бы унижаться перед «потерпевшими» и свидетелями. Напротив, в интервью она говорила: «Ни я, ни мой сын, на колени перед президентскими холуями не встанем!».
«Но не слишком ли я с ней сурово?» – думал Пётр.
Всё-таки старая женщина так переживает за сына, бежит к нему, как к последней надежде, а он её грубо отталкивает…
А с другой стороны, заслужила ли она лучшего обращения? Она, вырастившая такого подлого сыночка! Небось, когда её Серёженька получал квартиру, за которую он, Пётр, заплатил своей свободой, радовалась, ни о чём не думала. Когда его мама носила в тюрьму передачки, Анна Павловна поздравляла своё чадо с новосельем. Так пусть теперь своему передачки носит!..
Но сажают ведь Шауркина не за лжисвидетельство и не за то, что незаконно митинг разгонял и избивал людей. Его сажают за изнасилование и убийство ребёнка. За то, чего он не совершал. По крайней мере, в момент их встречи на трассе он точно никого не насиловал и не убивал. Если только не вёз в багажнике труп несчастной девочки. Или преступление не совершалось в том районе. Но тогда Анна Павловна скорее умоляла бы молчать о встрече. А раз она просила рассказать в суде, значит, его слова могут доказать невиновность её сына.
Неужели это ты, тот самый Пётр Григоренко, который выходил на Болотную и требовал справедливости? И который протестовал, когда несправедливо арестовывали других болотников (пока сам не оказался в их числе). И теперь ты просто так позволишь посадить ещё одного невиновного? По-твоему, это справедливо?
Да, эту девочку Шауркин не трогал. Но это вовсе не доказывает, что он не педофил. Может, на его счету не один десяток малолеток? А до этой – ну просто не успел – кто-то добрался раньше…
Вот именно, что кто-то добрался. И этот кто-то гуляет на свободе. Скольких девочек он ещё изнасилует и убьёт, пока Шауркин будет сидеть? Наивно думать, что маньяк ограничится одной.
«Очнись, Пётр, тут ребёнок погиб, а ты со своими обидами за Болотную! О чём ты только думаешь!»
К тому же, если этот педофил такой умный, что подбрасывает улики, сколько ещё невиновных сядут его стараниями?
Ну уж дудки! Неизвестно, прислушается ли суд к показаниям свидетеля, да ещё и бывшего узника Болотной, но своего молчаливого согласия он, Пётр, давать не намерен. Того самого согласия, с которого и происходят все подлости мира.

Зал суда… Тот же, что и лет пять назад. Та же судья, только чуть располневшая. Скамейки заполнены адвокатами, прокурорами, следователями, членами семей подсудимого и потерпевшей. Почти как тогда.
Почти. Только теперь он, Пётр, не за решёткой, а у кафедры для свидетелей, той самой, с которой капитан Шауркин давал против него показания. Зато сам теперь сидел на скамье подсудимых, где пять лет назад сидел Пётр. Выглядел он понурым, несчастным. Не было на этот раз в коридоре криков: «Свободу!» и белых ленточек.
- Вы утверждаете, свидетель, что пятнадцатого сентября между пятнадцатью и шестнадцатью часами видели подсудимого на трассе в районе Костерёва Владимирской области?
- Именно так, Ваша честь.
- Можете быть свободны.
Пётр не взглянул ни на сидевшую в зале Анну Павловну, ни на самого подсудимого, но нетрудно догадаться, что после этих слов в их глазах появилась надежда. Весь как раз в это время несчастную Иру Вохмянцеву насиловали и убивали в Москве, в районе Речного вокзала. Далеко. За час при всём желании не доберёшься. Особенно по извечным московским пробкам.
Безутешные родители убитой смотрели на Петра с недоверием, будто считали соучастником. Поэтому он совсем не удивился, когда во время перерыва к нему подошли отец и мать Вохмянцевой.
- Вы, правда, тогда разговаривали с ним на трассе? – спросила мать. - Поклянитесь своими детьми!
- Детей у меня пока нет, - ответил Пётр спокойно. – Но поклясться готов чем угодно.
- Вы нас простите, если что не так, - проговорил отец, смахивая слезу. – Но нам важно знать, кто сотворил такое с нашей Ирочкой.
- Я думала, это Серёжа, - продолжала женщина. – Может, он действительно не виноват?
- В этом – не виноват. Хотя мне он насолил ещё как. Так что прикрывать его я не стал бы ни за что на свете.
- А я же, прости Господи, пожелала, чтоб он сдох!
- Бывает, - понимающе проговорил Пётр.
Оправдательный приговор. Нечасто от наших судов такого дождёшься. И уж конечно, куда более редкий случай, когда решающими оказываются показания бывшего политзэка. Не иначе рак на горе свистнул!
Пётр поспешил покинуть здание суда, опасаясь, как бы сияющая от счастья Анна Павловна не распростёрлась у его ног со словами благодарности. Впрочем, той, похоже, было не до него – кинулась, плача, к родному сыночку, обрадованному не меньше, чем она. О Петре оба забыли, как только услышали вердикт.
Вохмянцевы тоже кинулись к Шауркину: прости, Серёжа, что мы тебе сгоряча наговорили! С ними единственными Пётр, уходя, попрощался.
- Держитесь, - сказал он напоследок. – Желаю, чтобы поскорей нашли настоящего преступника.

Улица Беловежская… Где же она? Эта? Или параллельная? А то номера домов – пожалуйста, а вот название улицы… Пётр посмотрел на карту. Вроде как должна быть здесь, но лучше для подстраховки спросить ещё кого-нибудь.
На детской площадке увлечённо лазал по горке мальчик лет примерно пяти. Этот едва ли чем поможет, был бы кто постарше…
Мужчина средних лет быстро приближался к мальчику. Должно быть, его отец. Может, у него спросить?
- Мальчик, твою маму в землю закапывают!
Мальчик тут же перестал лазать и испуганно уставился на мужчину:
- Где?
- Вот там, - он указал рукой в сторону гаражей – как раз на пустырь, мимо которого Пётр только что прошёл. – Бежим! Скорее, а то будет поздно!
Мальчик сорвался с места, готовый следовать за незнакомцем хоть на край света, но Пётр живо встал между ними.
- Сейчас полиция разберётся, кого там закапывают! – заговорил он, глядя мужчине прямо в глаза.
Похотливый взгляд незнакомца сделался испуганным. Такого поворота он никак не ожидал.
- Да Вы чего, молодой человек, - проговорил он, заикаясь. – Я же пошутил. Хотел ребёнку сюрприз сделать. Что же вы, люди, такие дикие, шуток не понимаете?
А сам бочком-бочком, пока не скрылся за углом ближайшего дома. Шутник, ёлки-палки! Одной уже сделали «сюрприз»! Как раз в этом районе.
Ребёнок с надеждой уставился на Петра.
- Так маму не закапывают?
- Да нет, конечно! – ответит тот. – Дядя соврал, чтобы ты с ним побежал. Хотел тебя обидеть.
- Зачем? – удивился мальчик.
- Потому что злой. Ну, сам посуди, кому нужно закапывать твою маму? А главное, зачем?
- Я утром вазу разбил. Нечаянно. Мама очень ругалась. Она говорит: я плохой мальчик. А у плохих детей злые дяди отбирают мам и закапывают.
Пока Пётр тщательно подбирал слова, обдумывая, что сказать ребёнку (не говорить же прямо, что его мамаша – дура набитая), женщина, появившаяся из-за поворота, вдруг кинулась к мальчику, крича:
- Глеб, ты почему с чужими дядями разговариваешь? Я же тебе говорила! Говорила я тебе или нет? Почему ты меня не слушаешь?
Мальчик, завидев её, тут же кинулся к ней на шею:
- Мама! Мамочка!... Дядя сказал, что тебя закапывают, - объяснил он минуту спустя ничего не понимающей матери. – И я испугался.
Женщина, услышав эти слова, метнула в Петра взгляд, не предвещающий ничего хорошего.
- Не этот дядя – другой. Который у нас краны крутил. А этот выскочил и стал его ругать.
- Так Вы… - взгляд женщины смягчился.
- Вовремя появился и услышал. А то бы Ваш ребёнок побежал с этим мужиком. Спасать Вас, между прочим, - не удержался от замечания Пётр.
- Спасибо Вам, молодой человек! Вы наш ангел-хранитель! Простите, что я на Вас так. Понимаете, у нас во дворе девочку изнасиловали…
- Я знаю. Сам присутствовал на процессе. Неделю назад.
- Надо в полицию заявить. Вы же видели… Теперь понимаю, кто нам трусы подбросил. Моего мужа из-за них чуть не посадили.
- Так Вы Шауркина? – пробормотал ошеломлённый Пётр.
- Да, Шауркина. А Вы кто?
Эх, да что же это такое, твою дивизию! Опять это семейство! Куда бы ни направился – всюду они. Даже после отсидки от этих Шауркиных покоя нет! И ведь мало было судьбе просто устроить им встречу – она ещё, словно в насмешку, назначает его, Петра, их спасителем. Как будто он только об этом и мечтал! Сначала его показания от тюрьмы спасают бывшего потерпевшего, а теперь его вмешательство – его сына. Эх, знать бы заранее!
И что бы изменилось? Неужто позволил бы педофилу расправиться с ребёнком? Да ну, глупости! Не виноват же Глеб, в самом деле, что у него такой папаша.
Однако не успел Пётр открыть рот, чтобы объяснить жене Шауркина, кто он, собственно, такой, как во дворе появилась старая бабулька.
- Лидка! – закричала она ещё издали. – Твоего убили!
- Как убили? – только и смогла произнести женщина.
Старушка принялась сбивчиво рассказывать про пьяную драку. Да, капитан Шауркин, хорошо ты, называется, отпраздновал своё освобождение! Выпил с друзьями. Сначала было слово. Потом – кулачные бои, а закончилось всё это поножовщиной…
Пётр опасался, что новоиспечённая