банкой, наполненной под самую крышку янтарной жидкостью.
Когда в банке осталась половина, мужики засобирались домой, - в то самое Приветное, куда указывал синий дорожный указатель. Мы уже настолько все к тому времени подружились, что, естественно, были приглашены в гости к самому молодому, пожелавшему недавно узнать, хотим ли мы выпить. Один из троих наших новых друзей исчез сразу, - он был как раз из в третий уже раз упоминаемого хуторка, а мы вчетвером нетвёрдой походкой пошли по грунтовой дороге в сторону Приветного.
Сначала шли дружно, говорили о приятных вещах, много и с чувством смеялись, то и дело прикладываясь к ещё не опустевшей банке, но потом старший, лет пятидесяти пяти мужчина, уже еле волочащий свои нетвёрдые ноги, - пришлось его придерживать, чтобы он не свернул в кювет, - угрюмо замолчал и вдруг выдвинул неожиданное утверждение, что мы с Андрюхой, вероломно втёршись в доверие, идём теперь к нему домой, чтобы соблазнить его то ли дочку, то ли внучку, причём оба сразу. Сначала мы хотели превратить всё в шутку, убеждая его, что таких планов отнюдь не имели, поскольку даже не знали о существовании у него каких-либо молодых родственников женского пола, но он никак не хотел уняться, стал принимать угрожающие позы и раза два махнул в воздухе своими кулаками, стараясь попасть в кого-нибудь из нас, включая своего односельчанина.
Тем временем мы уже дошли до деревни, и второй мужчина, сохранивший ясность ума, посоветовал усадить дедка на ближайшую скамейку и идти дальше без него, - не пропадёт, дескать, не впервой. Мы так и сделали, - держа с двух сторон слабо вырывающегося неугомонного попутчика с явными признаками белой горячки, усадили на скамейку возле какого-то дома, и он, выдав напоследок порцию угроз в наш адрес, склонил свою буйную голову на грудь и погрузился в глубокий сон.
Нельзя сказать, чтобы жена пригласившего нас нового друга была обрадована нашим появлением, но она безропотно нажарила мяса с салом, и мы продолжили винопитие уже из третьей банки, припрятанной дома. На Украине их называют бутыльками с ударением на последнем слоге, например: «есть бутылёк? - нет бутылька, - ну так сходим за бутыльком».
Вино пилось, как вода, - мы восхищались его качеством, хвалили всякий раз, как очередная порция живительного напитка переливалась в нас, но кончилось всё довольно печально, - через некоторое время, довольно длительное, поскольку уже наступило утро, я проснулся на столе той самой сторожки, где начиналось наше растянувшееся на несколько часов празднество. В голове остались только обрывки воспоминаний, которые включали в себя мои блуждания в каком-то бескрайнем саду, потом бег в одних носках по той самой дороге, по которой мы пришли в Приветное.
Надо сказать, что утро то было не совсем обыкновенным, - оно было утром моего двадцать второго дня рождения. Но сначала меня обожгла мысль о другом, - а где же мой друг Андрюха? Я вышел из сторожки, ополоснул лицо в бочке с водой, не забыв посмотреть на отражение своего припухшего лица, по моде того далёкого времени обрамлённое волосами почти до плеч, - своих собственных ушей, по крайней мере, я уже давно не видел, - и тут услышал из под соседнего куста какие-то звуки, очень похожие на сопение спящего человека. Заглянул туда и – о радость – увидел там почивающего на травке Андрюху, который от моего прикосновения сразу проснулся и бодро подскочил. Вот что значит, высококачественное вино, – настроение хорошее, приподнятое, и выпить его снова хочется отнюдь не оттого, что голова раскалывается с похмелья.
Андрей поведал мне свою историю. В отличие от меня, ночью он смог добраться лишь до сельского магазина и уснул прямо на его крыльце, благо лето и Крым. Пришедшая поутру уборщица согнала его оттуда, и ему ничего не оставалось делать, как сесть на весьма кстати подошедший автобус и приехать в сторожку, где он и застал меня мирно спящим на длинном и широком столе. Будить он меня не стал, а лёг досыпать в кустах какого-то растения.
Благополучно воссоединившись, мы продолжили свой путь, - у меня были с собой ещё резиновые кеды, поэтому я шёл не босиком. Первым делом мы зашли в уже знакомый нам дом на хуторке и признались, что один из нас – именинник, и сказали кто. Сразу же на стол была поставлена литровый бутылёк с вином, идентичным вчерашнему, и мы, словно почётные гости, были за него усажены,. Уходя в прекрасном настроении, хотели расплатиться, но гостеприимные хозяева денег не взяли, сказали, что это угощение – подарок ко дню рождения.
До Феодосии мы добрались к обеду с пересадкой в Судаке, где нас долго никто не брал, но нашёлся-таки сердобольный владелец «Жигулей», который вмиг доставил нас до отчего дома Жоры Гавриленко. Наташка Силантьева, которую мы все называли Мамой, тоже была на месте, и мы уже вчетвером продолжили празднование моего дня рождения, теперь уже с «Биомицином», - так в народе называли тогда вино «Биле мицне» - «Белое крепкое», - но уже в гораздо меньших количествах, чем накануне.
Потом сходили в музей Айвазовского, вечером погуляли по набережной, а наутро съездили на Карадаг, где я осуществил, наконец, давнюю свою мечту, так и не реализованную в первые два посещения этого удивительного по красоте кусочка Крыма, - проплыл через Золотые Ворота, представляющие собой одинокую скалу в море с большим отверстием посредине, через которое свободно проходил прогулочный катер.
Нам нужно было ещё выкроить время для подготовки к государственному экзамену, поэтому уже на следующий день, после обеда, мы вышли из хлебосольного дома Гавриленко (Жора и Наташа уедут по распределению в Петропавловск-Камчатский и, к сожалению, погибнут там в разные годы и каждый по-своему) и двинулись к выезду из Феодосии в сторону Симферополя. Попутный транспорт нашёлся практически сразу, - на заправке стоял «ПАЗик» с рыбаками из Бахчисарая, возвращавшихся с уловом с Азовского моря. Они взяли нас до поворота на полигон без каких-либо финансовых претензий.
Везение кончилось в Новопавловке, и четырнадцать километров до полигона мы отмахали пешком, - попутных машин в сторону Научного не было. На полигоне мы появились уже в темноте.
Переночевав в одной из палаток, утопающих в ароматах цветущих розовых кустов, мы распрощались с друзьями и через какой-то час были в Симферополе, купили билеты в поезд и на другой день, загорелые до черноты, высаживались на Курском вокзале столицы.
Потом в моей жизни были такие события: государственный экзамен, подтвердивший мою лояльность Советской власти; военные сборы в Гвардейской Таманской дивизии, где мы все вкусили солдатского хлеба и казарменной жизни; получение дипломов на факультете и отъезд на последние перед работой каникулы, - в одной этой фразе уместились два с половиной месяца.
В Лениногорске мы снова встретились с Викой, с которой, покуда я топтал бетонный плац в Таманской дивизии, а она – меловые известняки и мергели второй гряды Крымских гор, мы обменялись парой писем. В самом конце первого я настоятельно порекомендовал ей беречь муравьёв. Как сама рассказывала потом Вика, некоторое время она терялась в догадках, безуспешно пытаясь постичь тайный смысл моего пожелания, пока не рассмотрела картинку на конверте, оказавшуюся плакатом, призывающую умеющих читать людей к хорошему отношению к этим маленьким лесным трудягам.
Потом Вика уехала в столицу учиться на третьем курсе, а я начал готовиться к отъезду на Дальний Восток. Чем всё это закончилось, я уже писал, - мне пришлось брать билет до Москвы и смотреть, как уплывают назад окрашенные в золотистые тона берёзовые леса, взбегающие на пожелтевшие гладкие холмы.
…«Волга» уже блестела, как новая, окаченная напоследок чистой водой из ведра, отчего ручейки с плывущими по ним кораблями-листочками стали ещё более полноводными, когда меня пригласили в комнату, где лежали документы, и мне выдали, наконец, пропуск в погранзону, каковой являлся весь Приморский край. Следующим пунктом, который я посетил, было «Трансагентство» на Ленинском проспекте, - там для меня нашёлся единственный билет на самолёт до Владивостока.
На радостях я зашёл в «Варну», - большой магазин напротив, загрузил в сумку бутылок пять сухого вина «Золотые пески» и вечером устроил небольшой банкет оставшимся товарищам, среди которых была, разумеется, Вика, а также аспирант кафедры геохимии Володя Романенко. На середине банкета появились незваные гости – оперативный отряд особого назначения, который сводил нас в своё особое же помещение, и, немного постращав, отпустил восвояси, - там быстро разобрались, что гуляет свежий выпускник университета, и к нам всем не стали применять обычные в таких случаях санкции. Мы вернулись к «Золотым пескам», а уже назавтра в аэропорту «Домодедово» Вика и Володя провожали меня до самого аэродромного автобуса, сквозь стёкла которого я видел Володю Романенко в последний раз, - полгода спустя его не станет, он трагически погибнет в неполные свои четверть века.
Через двенадцать часов полёта с пересадкой в Хабаровске в аэропорту Владивостока я окунулся в совсем ещё летнее тепло приморской осени, – начиналась моя долгая-долгая жизнь на Дальнем Востоке.
