ГЕНИИ И ЗЛОДЕИ
_________________________________________________________________________
В жизни всегда есть место подвигу, но и от гения до злодея один шаг
и еще чуть-чуть…Да что там злодейство, – сколько ребят в мастерских
заживо сгорели, не счесть.
Сколько по больницам да «канатчиковым дачам». Миша Боярский лечился
от запоев в военно-медицинской академии – три дня под капельницей,
а потом за гитару и круиз по палатам с концертами – сюзерен как никак!
«Девушки наши» тоже пили кастрюлями, не все, конечно.
Что это – профессиональная деформация или производственная необходимость?
Думаю, что и то и другое вместе. Художники еще как-то толерантнее, что ли,
а вот поэты… впрочем, молодняк всегда заносчив, иногда это сохраняется и до седых волос.
Про то, что сейчас твориться в блогах и на лит. порталах можно и не вспоминать
– графомане на дерьмо исходят, такой мерзости в Ленинграде и в Москве даже в 80-е,
конечно, и быть не могло, а тем более в провинции…
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далеко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться…
. . . . . . .
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
______________________________
И.Бродский
Пушкин в Молдавии. Ходил Александр Сергеевич в кавказском архалуке,
в невыразимом головном уборе и с увесистой дубинкой в руке. Да и на дуэли
подраться любил, ох, бретер! (Лермонтов, кстати, тоже).
А с Пушкиным драться желающих было немного, Пушкин стрелял без промаха
и шпагой владел дай бог каждому. Однажды, на балу, он снял сапог и дал этим сапогом
по голове одному дворянину, – иначе вызвать его на дуэль никак не получалось…
Ты вспомнишь все в распадах белой ночи,
в тот самый час, когда не повторим…
Сергеичу? Ему гусиный кончик
пера... и почерк что-то говорил...
Нам огорченье вроде не по чину, –
какая жизнь? каких-то два крыла…
. . . . . .
Молочница уж ноги промочила,
а Аннушка и масло пролила…
Однако…
«...немногие из голосов
я слышу – выпростан из хора...» /В.Кривулин/
* * *
…стенать, с ума сходить и таять,
слагать в оркестре хоровом
стихи средь мартовских проталин
в оконном, каменном, живом,
колючем как сосулек жала,
шершавей шагреневых стен –
в том мире, где не провожала –
бросала! но не насовсем –
нет, не отрава сладкой боли,
не капли Фариа… и всё ж:
– Доколе, – плакала, – доколе,
ты эту песенку поёшь?
* * *
Лермонтов изводил Мартынова бесконечными насмешками, но он не хотел его убивать.
У барьера Лермонтов первым выстрелил в воздух, интересно, а на что он рассчитывал?
Вот так, не рассчитал…Читайте «Княжну Мери» в той части, где герой расстается с Верой –
это сам Лермонтов, он же и «Фаталист»…
.
