Ох, уж этот Лёнин!, или Свободу Луису Корвалолу! (рассказ)

В обеденный перерыв, в курилке, к Марксэну (для своих - Марксик) подошел бригадир - мужик обширных размеров и заставляющей себя уважать физической силы, но, увы, очень слабой идейно - политической подготовленности. Марксэн, увлеченно изучавший в это время солидный порнографический журнал, заметил его не сразу и поэтому невольно вздрогнул, когда на плечо легла неслабая кувалда, при более детальном рассмотрении оказавшаяся бригадировой ладонью.
-Слышь, ливорюцанер,- раздался у самого марксенова уха рокот космодрома. – Дело есть. Отойдем.
Они отошли от остальных злостных курильщиков и уселись под выцветшим щитом- стендом «Ими гордится коллектив», заброшенным сюда, в курилку, свежим ветром перестройки. Бригадир, набычившись, хмуро уставился в правый верхний угол щита, где красовалась его фотография, потом тяжело вздохнул и раздраженно сплюнул.
-Ты эта... говорил, что на отсидке плакаты рисовал. Не разучился?
-Никак нет. То есть, так точно. «Свободу Луису Корвалолу!», «Руки прочь от нашей Анджелы!», ну и другую хренотень.
      Бригадир задумчиво почесал своей правой кувалдой внушительное ведро, которое у нормальных людей называется носом.
-Корвалол - это от сердца,  - заметил он ( и вполне справедливо!). -  А Анджела? Это которая из рамнокузовного, что ли? Сисястая такая?
-Это негр, - с готовностью пояснил Марксэн и уточнил. – Женский.
- Из рамнокузовного? – неслыханно удивился бригадир.
- Из Америки, - возразил Марксэн – Страна Такая. Соединённые штаты. Оплот мирового империализма и тюрьма народов (про империализм он слышал наверняка, а про тюрьму придумал сейчас вот, для усиления эффекта). А Анджела – женщина. Только негрской нации. Ничего, бикса! – и он цинично щёлкнул языком. – Симпатичная! На Татьяну Ивановну, из бухгалтерии, похожа. Только  Уже и не косая.
-А чего это руки- то от нее прочь? – никак не мог въехатьв тему бригадир. Он был правильным человеком. Он всегда и во всём любил разобраться досконально, до тонкостей.
- Заразная, что ли?
-А кто ее знает.., - поохал плечами Марксэн. - Приставали, наверно, хулиганы всякие. Домогались в открытую. Вот поэтому и прочь.
-Понятно.
  Бригадир громыхнул ведром. То есть, смачно высморкался.
-Значит, секешь в этом деле?
-Так точно, -  с готовностью согласился Марксэн. -  Секу.
Бригадир был из бывших военных. Пребывая в чине  старшего лейтенанта, позволил себе послать замполита дивизии, вследствие чего был экстренно репрессирован, сиречь с позором изгнан из славных красноармейских рядов, но командирские замашки  сохранил и поэтому любил когда его подчиненные выражались коротко и конкретно, строго по делу.
-У нас митинг шестнадцатого,- сказал он. – В поддержку борьбы с жертвами аппартеида из южной Африки. Нужен соответствующий плакат. Вот текст, – и протянул Марксэну бумажку.
-Сможешь?
-Как два пальца! – хвастливо ответил тот. Бригадир поморщился. Он не любил хвастунов.
-Оправдаю высокое доверие -. уже на полтона тише пообещал Марксэн. – Гадом буду.
Бригадир чуть качнул своей башнеобразной головой.
-Ну- ну... Оправдывай. Краски, полотно, еще там чего надо возьмешь у Сивкиной, она в курсе. Рисовать будешь в красном уголке. Все.
-А это...- и Марксэн, стесняясь, потер палец о палец.- Как?
  Бригадир посмотрел на него удивленно, так же удивленно хмыкнул, дескать, думай, чего спрашиваешь. Когда я своих, бригадских, обижал. И ушел. Он, бригадир, мужик каких поискать. Отец- командир. Когда надо - спасибо скажет. Когда надо - в лоб закатит. А как же? Дисциплина есть дисциплина. Ее уважать надо.

    Вообще, сам Марксэн – та еще личность. Взять, например, паспортные данные. Ну, что это за имя – Марксэн? Нет чтобы Ванюшка какой, или Васятка, или даже Парамон. Нет же, Марксэн! Расшифровывается как Маркс и Энгельс. Два артиста- куплетиста, ети их... Спасибо папе дорогому, пьяни подзаборной, придумал как обозвать сыночка. Натуральная страмота, но зато в духе тогдашних коммунистических идей.
    Теперь фамилия- Лёнин. Не через «е» ( ельник, едалово,  етить- их-разъетить, как у вождя мирового пролетариата) а через «»( ёжик, ёлка, ё- ка-лэ- мэ-нэ), но все равно масса неудобств. Кто-нибудь, особенно если слепенький или пьяный, может и не разобрать, кто он, Марксэн: ёжик или вождь. Опять же спецслужбы могут обидеться и другие специфические учреждения. Вот судья, например, культурная, широкая в  телесных размерах женщина с могучей «халой» на голове, так прямо и сказала: « Постыдились бы, гражданин, хулиганничать- то с такой многообязывающей фамилией!». Но реальный календарный год все равно вломила. А ведь могла бы и условно. Как вождю- то...
   А с другой стороны, не сам же он ее выбирал! Спасибо папе дорогому, тихому алкоголику, наградил сыночка! Хорошо еще что Ленин, а не, например, Гитлер. А то та судейская бабища, этот танк в юбке, запросто могла бы его, Марксэна, к расстрелу приговорить. Как военного преступника. А чего, с нее бы сталось! Вон у нее какая «хала»- то на башке!
    С судимостью же, у него приключилась вот какая история. Как- то три года назад жэковские по просьбе жителей их пятиэтажки ко Дню города соорудили у подъезда шикарную скамейку, самое оно для уставших граждан и мамаш с колясками. Но как- то так случилось, что ее сразу захватили ихние подъездные  старушки, все как на подбор отъявленные язвы. И вот каждый божий день, часов с пяти вечера, этот спецдесант в количестве семи- восьми бабок, без всякого объявления военных действий, могуче высаживался на эти, ими, между прочим, не купленные, места. И постонав- поныв о своих болячках и о том, что скоро, видать, помирать ( кому? Этим бабкам? Да они всех мёртвых переживут!), переходили к следующей, теперь уже основной части своего сборища, из за чего собственно здесь и  собирались. То есть, перемыванию костей и полосканию до самого ливера всех проживающих в ихнем доме. Кто с кем спит, кто с кем не спит, кто родил вне брака, а кто и, будучи в браке никак не разродится. Кто пьет каждый божий день, кто ворует, кто самогонку  производит, кто ничего не делает, а это тоже крайне подозрительно, потому что на что же тогда, барбос тунеядный, живёт и даже харю вон какую отъел! В общем, не бабки, а целое информационное агентство. Ассошейтед Пресс местного разлива с аналитическими комментариями «за всё».
  Народ при виде этого беспощадного трибунала проявлял себя по- разному. Кто сатанел, кто терялся, кто самым натуральным образом этих полоумных карателей просто- таки боялся. И ничего удивительного! Только с угла завернешь – и тут же в тебя семь- восемь беспощадных взглядов впиваются. И пока ты идешь от угла до подъезда, то они, эти взгляды, тебя ни на миг из своего сектора обстрела не выпускают. Как армейские радары стерегут каждое твое движение. И упаси тебя Бог, шаг влево - -шаг вправо, или прыжки на месте! Сразу расстрел самым изощрённым г… ном! Век будешь отмываться – не отмоешься! Проверено!

И до того эти бабки всех затерроризировали, что просто не продыхнуть! Народ в  свои подъезды начал  уже чуть ли не по- пластунски пробираться, а другие наоборот – спринтерским бегом окружными путями. А куда денешься? И поползешь, и рванешь как на стометровке, лишь бы избежать понятно чего.
  И тут как- то прелестным летним вечером наш герой, наш Марксэнушка домой  возвращался с любимой работы (он тогда на водокачке номер восемь работал, дежурным наладчиком подачи напора струи). Он как раз  в этот день зарплату получил, и день был пятничный, впереди два выходных, так что шагал Марксэн бодро и радостно, почти не шатаясь, хотя был довольно серьезно заряжен ( как, впрочем, всегда).
  Бабки, как только его, субчика, увидели, сразу - шу, шу, шу, щу...С Кланькой не живеть...шу, шу, шу...баб на квартеру водит каждый день...шу, шу... вчерась у водопроводного колодца дерево обос…л… какое безобразие! До дома свой мочевой пузырь донесть, что ли, не мог… шу-шу-шу…и постоянно пьяный, куда только смотрят наши милицейские органы?
Все эти песни про однополую любовь Марксэн слышал за своей спиной уже не один раз и уже привык, а потому  шагал по асфальтированной дорожке к своему подъезду не таясь, и даже гордо раздвинув плечи. Одно слово - отважный герой! Хоть сейчас с гранатой на тот водопроводный колодец!
-Здравствуйте, бабоньки! – поздоровался вежливо. – Как здоровьичка драгоценные? Как зубы? Не шатаются? А как прямые кишки? Не выпадают? А если да, то, как часто? Вместе с зубами или порознь?
  Бабки же отвечали уклончиво, больше молчали, глядели на разошедшегося Марксэна опасливо: чего у этого пьяного дурака на уме?
-Ладно, вечер воспоминаний будем считать закрытым. Пора и за дело браться! Подержите, пожалуйста, мою кепку!
Он подошел к краю скамейки, схватился за него руками, поднатужился и рывком поставил ее на попа. Бабки, весело кувыркаясь и пронзительно визжа, покатились на землю.
-Вот таконьки, любезные бабоньки! – донельзя довольный, сказал Марксэн. – Хватит вам  народ терроризировать! «Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время!» (Ого! Поэт Блок! Или Крюк… Нет, Блок! Точно! Стихи о Прекрасной Даме!)
-Мы на тебя в милицию! - завизжали старушки. – Ты уже давно просисси!
     И только они эту свою угрозу озвучили, мама моя, вот же она, милиция! Как раз мимо дома по дороге проезжала и заметила столопотворение!
     Дальше было грустно: Марксэнушку - под белы под рученьки, да за цугундер. В отделении зафиксировали факт пьяного хулиганства. Следствие, суд, год. И пишите письма! «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес – солнечная Мордовия!».Ча- ча- ча! Ну, ладно, хватит о грустном. Вернемся в день сегодняшний. Да и пора уже  приниматься за борьбу и за свободу братьев наших негров! А то, что у него, у Марксэна, физиономия навевает кой- кого на грустные мысли, так это ничего не значит. Ну и что, что  нос горбатый и размером с лопату, глаза навыкат и губёнки пухленькие, а сам он черен волосом и невыразимо кучеряв! А возьмите его почти однофамильца, этого самого Вову! Сколько в его организме самых разных кровей намешано? И русская, и шведская, и иудейская, и калмыцкая, и немецкая! И чего? Да ровным счетом ничего! Как был он вождем этих самых рабочих и крестьян, так и сейчас живее всех живых! «Здгаствуйте, догогие товагищи!». А он, Марксэн, в вожди ни капельки не рвется (хотя мог бы, еще как мог!). Нет, ему и здесь, в цеху неплохо. Он без претензий.

  На следующий день в ленинскую комнату, проверить, как у Марксэна продвигаются плакатные дела, пришли двое. Мужик - высокий, худой, со строгим бледным лицом, в очках и при бородке. Примыкающая к нему женщина - прямо- таки мужикова копия: тоже высокая, тоже обезжиренная, тоже строголицая, тоже в очках и с таким же прищуренным взглядом. Единственно - без бороды. И правая рука - без кольца. Значит, незамужняя. Значит, злая. Значит, придираться будет, тем более что они вдвоем. Марксэн, как только они здесь, в комнате нарисовались, сразу понял – проверяльщики. И, скорее всего, убеждённо идейные. Вон как они, ливарюционеры, глазками- то своими очкастыми в него сразу вцепились!
    -Мы из администрации, - сухо, но, тем не менее, со многозначительной интонацией в голосе, сразу выдавшей в нём настоящего марксиста, представился мужик. – Интересуемся степенью готовности плакатно-наглядной агитации на