ВЕРА, АРМИЯ, ЧЕЧНЯ 1995г.

Летом 2015 года исполняется 20 лет с того момента, как я попал на войну в Чечне.
Много солдат и офицеров прошли через эту войну. И у каждого есть своя история. Она есть и у меня, но есть что-то, что выделяет  меня из большинства: я пошел служить в армию,  глубоко веруя в Иисуса Христа. Сейчас, анализируя мое  пребывание в Чечне, я могу сказать, что,  по меньшей мере,  три раза Господь спасал как мою жизнь, так и жизнь солдат нашей бригады. За что Ему вечная благодарность от меня, и слава, и честь, и хвала!
О том, как я пошел в армию, попал на войну, какие испытания проходил, будучи верующим человеком, как Господь спасал наши жизни, помогал и поддерживал во всем, читаем дальше.
ВЕРА
До 17 лет я считал себя православным верующим. Лет в 12 я был крещен вместе с отцом и младшим братом, что дало мне право носить крестик, который должен был меня спасать и оберегать. Так я думал,  потому что  мне так говорили. Таким образом, маленький кусочек металла в виде крестика стал моим идолом вместо великого Господа, в которого я был крещен. Вы думаете, что-то изменилось во мне после этого крещения? Я начал читать Библию, чаще бывать в церкви, изменил свое отношение к греху? Не то, не другое и не третье. Как я обманывал, так я и продолжал это делать. Как брал чужое,  все, что плохо лежит, так и продолжал это делать. Как желал зла своим недругам, так и  продолжал.
Осенью 1993 года я попал на служение евангельской церкви в Ульяновский Христианский Центр. Здесь-то  и произошло мое полное покаяние, после которого я уже никогда не чувствовал себя прежним. Я открыл свое сердце для Иисуса Христа. Что можно сказать об этом периоде жизни -  от покаяния до армии (1год 3 месяца)? Господь изменил меня во многом. Опишу лишь несколько ситуаций.  Я вернул назад то, что когда-то взял у кого-то без спроса или, попросту говоря, украл (многие были шокированы, т.к. не знали об этом). В это время я учился на 3 курсе в авиационном колледже на техника-технолога и стабильно был троечником, но после прихода в церковь я просто не имел перед Богом права учиться плохо.  3 курс весной я закончил  ударником - без троек. Следующий,  4 курс я начал  учиться еще лучше, в итоге,  защитив диплом на 5 и сдав все гос. экзамены также на «отлично». Я регулярно посещал собрания в церкви, постоянно читал Библию.
АРМИЯ. 1995-1996г.
Вообще, когда я прошел все медкомиссии,  я должен был стать пограничником согласно приписному билету. Мне это нравилось,  и морально я настраивал себя стоять на страже наших границ.
В это время уже стало  модным косить от армии, т.к. общий бардак и дедовщина  сделали свое дело в умах многих парней. С детства я знал, что должен служить, как служили мои деды и отец. Конечно, перед армией я волновался, так как я был,  можно сказать,  «домашним» мальчиком: учился, ходил в церковь, неплохо играл в настольный теннис. Я знал, что там будет трудно и порой даже больно, но службой в армии я хотел доказать себе, что я не слабак, а самое главное -  испытать свою веру в Бога.
31 января 1995г. я сдал последний экзамен в колледже.  2 февраля получил диплом на руки и 3 февраля был уже на призывном пункте с вещами.
Прапорщик, который за нами приехал,  сказал, что мы будем служить в элитной бригаде спецназа, что мы прошли спецотбор и что мы лучшие на данный момент . Я помню, как я стоял, смотрел на себя сверху вниз и недоумевал,  в каком месте я лучший. На тот момент я весил 49 кг. Прапорщик, который казался нам крутым спецназовцем, в итоге оказался трубачом из бригадного духового оркестра.
Так я стал солдатом 21 Софринской бригады оперативного назначения ВВ ВМД РФ, которая располагается в Пушкинском районе Московской области.
КАРАНТИН
«Карантин» прошел в разведроте с сержантами разведчиками. Нас часто поднимали ночью, строили, пробивали в грудь «фанеру» и отправляли  дальше спать. Все это казалось, как само собой разумеющееся, что в столовую сходить. Это было время, которое надо было просто перетерпеть.    Кто не мог, тех просто опускали.  Тогда я молился за себя, за солдат, за наших сержантов и против этого произвола. Господь берег меня, и мне порой доставалось меньше всех. Когда разведчики в очередной раз выбирали «жертву», на которой собирались оттачивать мастерство рукопашного боя, меня ни разу не выбирали.
Помню один случай. Все мы по очереди заступали в наряд Дневальным по роте. У дневального есть обязанности, которые он должен знать наизусть. Почти всем солдатам выучить их полностью было очень трудно, и никто не мог рассказать их сразу. Сержантам-разведчикам это надоело. Они посадили всю нашу роту в коридоре на «взлетке» и сказали, что терпение их лопнуло,  и сейчас они будут вызывать по одному,  и каждый должен рассказать этот перечень  обязанностей. Кто не расскажет, тому удар по почкам «пиво». Мы сидели,  как в школе,  уткнув носы в конспекты, боясь поднять глаза, чтобы не встретиться с  взглядом сержанта,  высматривающего первую «жертву». В этот момент я почувствовал над своей головой указательный палец сержанта и услышал голос, как у терминатора: «YOU!». Таким образом, я стал первым претендентом на бесплатное «пиво» по почкам. Я встал перед тем, кому должен был  рассказывать, а второй разведчик,  размером с Арнольда Шварценеггера,  встал позади меня и стал уже прицеливаться своим кулаком к моим почкам,  слегка постукивая по ним. Вот в этом состоянии я начал свой доклад: «Дневальный по роте подчиняется Дежурному по роте… и т.д. и т.п». Примерно после трети моего доклада, тот,  кому я рассказывал, сказал тому разведчику, который ждал моей осечки: «Подожди, подожди, он знает». Это помогло мне, и я без запинок  зачитал все обязанности до конца. После этого они взяли стул, поставили его в центр коридора, сказали мне подняться на него, и при всех похвалили меня, как первого, кто знает наизусть все обязанности дневального.
1 РОТА
После присяги меня распределили в первую стрелковую роту. В это время вовсю уже бушевала первая Чеченская кампания. Наша бригада принимала в ней непосредственное участие. Дембеля из нашей роты почти все были там в командировке, поэтому жизнь в роте была относительно спокойной по части «дедовщины». Наш призыв должен был позже сменять их в Чечне, так как срок их службы подходил к концу.  Поэтому нас  усиленно готовили. Часто проходили стрельбы, тактические учения, нас учили преодолению преград, освобождению захваченных зданий. Помню было метание гранат при большой отрицательной температуре. Пока ледяная граната лежала в теплой руке, она успевала слегка примерзнуть к ней. И потом, когда я метнул ее, то почувствовал, как она оторвалась от руки вместе с частичками моей примерзшей кожи.
В марте 1995г. ко мне на свидание приехали братья из нашей церкви и привезли мне целый пакет карманных синих Новых заветов. Я раздал их в нашей роте, хватило даже Старшине.  На удивление, никто не смеялся, не издевался над этим. Все с пониманием отнеслись к этой книге, кто-то  даже начал читать.
В роте я не стеснялся своей веры, всем от души рассказывал библейские истории, молился за тех, кто об этом просил. Часто это было после отбоя. Тогда дембеля просили меня  рассказать о вере еще что-то, спрашивали о моем отношении к курению, алкоголю,  к женщинам. Когда на вопрос: «Дай закурить?», я говорил, что не курю, то меня убеждали, что здесь в армии я обязательно закурю.  А позже в Чечне, когда предлагали выпить и получали отказ, то говорили, что здесь в Чечне все пьют,  и ты запьешь. Они не знали, что у верующих внутри есть железный стержень  веры, который не дает согнуться под грехом. На данный момент я так и не знаю ни вкуса водки, ни сигарет.
Командир взвода, старший лейтенант, который нас готовил к поездке в Чечню,  знал, что я верующий, и часто ему было интересно, как в той или иной ситуации будет поступать такой человек. Помню,  у нас было занятие по преодолению высокого бетонного забора. Перед занятием он построил роту перед ним и специально вызвал меня, чтобы посмотреть, как я решу эту задачу. Я взял с собой крепкого солдата, нагнул его в поясе, залез на него и далее перелез через забор. Я  оказался  почти прав, единственно,  нужно было взять 2 солдат: одного поставить на четвереньки, другого согнуть в поясе, таким образом  соорудив подобие  ступенек.
В другой раз у нас было занятие по рукопашному бою, а в конце спарринги. Он поставил меня в пару с другим солдатом, я хотел было отлынить, сказав  что-то вроде:  «Товарищ старший лейтенант, но вы же знаете, что драться не моё». На что он привел железный аргумент: «Если ты,  мол, пойдешь с девушкой гулять,  и к ней пристанет хулиган, ты будешь просто стоять и молиться?».  После такого я молча надел перчатки и отработал в бою как следует.
7 апреля 1995 года стал черным днем для нас. В Чечне в с. Самашки наша бригада попала в засаду, был жестокий бой. Из нашей роты погибло несколько солдат-дембелей и один офицер, многие были ранены и контужены.
После этого началась плановая смена личного состава в Чечне на солдат из нашего призыва. Сначала стали возвращаться дембеля с контузиями и легкими ранениями, нас пока не отправляли. Да,  они были героями для всех, некоторым за тот бой даже вручили краповые береты,  насколько я помню. Но что-то произошло с их психикой. Они могли легко достать алкоголь и когда распивали его, строили «под градусом» нашу роту.  И,  как бы странно это не звучало,  обвиняли нас в смерти их товарищей, говоря, что пока мы тут отдыхали, они там гибли. Все это сопровождалось избиением строя. Часто под влиянием контузий, воспоминаний о смерти друзей и спиртного у них происходили срывы, когда они  избивали первого попавшегося солдата. Бывало, что они сами теряли сознание от всего этого. Это было ужасное время. Командиры смотрели на это сквозь пальцы, ведь они были герои. Мой призыв понял, что оставаться в роте с дембелями очень опасно,  и каждый старался провести в ней как можно меньше времени. Мы сами просились в караул, в наряды по столовой и другие наряды,  какие были, только бы  не быть в роте.
В это время объявили первый набор нашего призыва в Чечню. Пока небольшой, где-то человек 8-9. Спрашивали по желанию. Желающих было довольно много, но отобрали лучших, по мнению командиров. Я не просился. Примерно в начале мая 1995г. они уехали.
Дембеля из Чечни и из госпиталей продолжали прибывать, делая нашу жизнь практически невыносимой. Вскоре объявили новый набор в Чечню из нашего призыва, самый большой. Процентов 70 из нашей роты должны были отправиться туда. Спрашивали по желанию, кто не хотел, тот не ехал, но таких почти не было. Как бы парадоксально это не звучало, но наш призыв бежал в Чечню,  лишь бы не оставаться в роте с дембелями. Чечня для нас казалась более безопасным местом, чем  рота с дембелями, вернувшимися