И каждый, в лучах небосвода,
Пусть тщетно, но видел себя.
Там била крылами свобода,
Надеждами душу скребя.
Головная боль пыталась проклюнуться в самую сердцевину разума, порождая мучения каждым своим пульсирующим укусом. Можно бесконечно успокаивать себя тем, что боль в голове определяет её наличие, но успокоиться, когда не знаешь, отчего она ноет практически невозможно. Тело ощущалось, мягко говоря, странно. Сложно представить насколько может быть слаб организм, пока не поймешь, сколько видов слабости можно испытывать одновременно. Тем не менее, сейчас это волновало чуть меньше, чем нисколько. Это Сейчас, было переполнено страхом - страхом разлепить, наконец, веки и понять, что же не так.
Неестественно светлое помещение, несомненно, являющееся больничным, было просторно и пусто. Кроме того, на чём приходилось лежать, чем бы оно ни было, в комнате находились лишь прикроватная тумбочка и груда разнообразной аппаратуры, наполняющей комнату отчётливыми монотонными гудками. Было здесь и окно, прикрытое привычными жалюзи, что наполняло и без того нездоровый "пейзаж", чередой раздражающих неровных полос света, просто таки отвратительной желтизны. Казалось порой, что они и вовсе служат неким современным украшением для окна, ибо одна из полосок этого "больничного" света аккуратно ложилась на лицо, мерно заставляя слезиться с трудом приоткрытые глаза. Больше в этой комнате замечать было нечего. Всё вокруг наполнял мёртвый запах омерзительной чистоты.
По законам жанра, здесь небыло только лишь группы людей, с надеждой устремляющих взгляд на очнувшегося больного, что затаив дыхание молили бы небеса о его выздоровлении. Не было вообще ни единого намёка на их существование, хотя и на чьё бы то ни было еще. И даже полупустая память не отвергала эту мысль гневными окриками и спокойно продолжала посапывать где-то в углу сознания, решив попросту переждать тот момент, когда вокруг не происходит ничего интересного. Вокруг было лишь царство стерильной прострации.
Звук шагов в коридоре, не смотря на закрытую дверь, был услышан сразу же, так как он сильно выбивался из размеренного ритма попискивающей аппаратуры. Несколько торопливое шарканье подошв ясно давало понять, что идёт мужчина, и отчего-то не возникало сомнений, что он направляется именно к этой двери. Так оно и было. И хотя, глупо было бы ожидать появления в дверях не зрелого приземистого мужчины в больничном халате, а клоуна в шутовском колпаке с парой мячиков для жонглирования, подобный пёстрый персонаж здорово бы разнообразил бесконечно типичную и однотонную больничную обстановку. Взгляд мужчины был переполнен вселенской усталостью, ей же, должно быть, объяснялось и слегко отстранённое отношение его к каждому больному, которого он посещал. Увы, так сложилось, что в работе каждый привык проводит манипуляции с материей, не мудрено что и больные для докторов давно уже стали не большим, чем сломанные машины для автомехаников. Взгляд врача был устремлён в бумаги, и было не ясно, что он ищет, не то уверенности в правильном диагнозе, не то в себе.
Его голос был странным. Нет, не особенным, не непонятным – просто странным. Таким вот голосом говорят учителя с нерадивыми учениками, с тоном, из-за которого непонятно – общаются ли с тобой откровенно, или же попросту снисходительно, словно с отсталым в развитии. Единственное, что понимаешь точно, так это то, что за всем этим, слегка подвешенным анализом действительности, ты успел пропустить всё начало разговора, и серые глаза уже слегка нервированного доктора изучающе скользят по твоему лицу в поисках признаков того, что он был услышан. Удовлетворившись кивком в ответ, на своё приветствие, а возможно еще и на представление себя, врач продолжил:
-Итак, должен сообщить, что операция прошла успешно, и без каких-либо побочных эффектов. Поясню – вы проходили лечение, с жалобами на расстройство личности, обострившееся в следствие крупных эмоциональных срывов, но мы смогли это поправить. Личность была устранена, вкупе с некоторыми участками памяти, и крайне разрушительной склонности к эмоциям, которая, как показало исследование, и была причиной вашего недуга. Всё это несомненно поспособствует свободному старту вашей новой жизни, без всяческих лишних забот.
Эта тирада, крайне довольный вид говорящего, полное отсутствие привычного всплеска эмоций – от всего этого становилось, мягко говоря, не по себе. Стайки мыслей резво пролетали в голове, где-то в области затылка, оттеснённые в ту местность массивным потоком информации, который еле умещался в голове. Последняя стала болеть еще больше, угрожая вот-вот дать течь. Дальнейшие врачебные разглагольствования о всех плюсах теперешней жизни остались за гранью восприятия, выплеснувшись на неё чёрствой сумбурной кашей. Тошнота вызванная болезненной пустотой всего вокруг достигла апогея. И только одной мысли хватало чтобы заставить весь этот механизм боли работать, разгоняя энергию по временно сформировавшемуся кругу снабжения, каждым новым пульсирующим ударом. Мысль о том, каким же мусором он был, если не существовало никого, кто мог бы не смотря на все гарантии счастья спланированной жизни остановить его, и увезти отсюда наплевав на всё. Всего лишь одна жертва, ради такой маленькой трепещущей жизни..
30.10.2009
