Моя няня была простой польской женщиной, волею судеб попавшей из тихого Кракова в шумный и яркий Баку. В ее маленькой чистой комнатке было много интересных вещей: старинные вышивки, плюшевая зеленая скатерть, этажерка с пустыми фарфоровыми пудреницами и фарфоровой же статуэткой балерины, изящно отставившей ножку в сторону. Справа и слева от этой статуэтки стояли два поблекших от времени маленьких портрета. На одном портрете был запечатлен ее умерший в младенчестве сын, на другом - поэт Александр Блок.
Это был не тот портрет, о котором одна из героинь фильма «Весна на Заречной улице» сказала встревоженному герою Рыбникова: «Кто, кто? Хахаль ейный». На этажерке в темной деревянной рамке было лицо немолодого уставшего человека. Глаза его напряженно и грустно смотрели на меня.
Блок – поэт не для маленьких. Естественно, я с большим удовольствием слушала в нянином прочтении пушкинские и некрасовские строки, не говоря уже о сказках Чуковского. Но иногда няня брала в руки гитару и глуховатым голосом напевала, будто рассказывала:
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою
Слова эти моментально завораживали, невидимой нитью привязывая меня к табурету, а няня продолжала томительно:
Так пел ее голос, летящий в купол
И луч дрожал на белом плече
И каждый во мраке стоял и слушал
Как белое платье бьется в луче.
Уже потом в институте, изучая историю серебряного века русской литературы, я добросовестно определяла размеры стихов и типы строф и рифм, пыталась проникнуть в дебри символизма, а в душе продолжало звучать:
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Новую жизнь себе обрели.
На этом месте моя всегда жизнерадостная няня вытирала ладонью покрасневшие глаза и говорила тихо:
- Простые слова, Лямашенька, а ведь сердце плачет от такой красоты.
Ах, няня моя, Елизавета Станиславовна! Ей я обязана впечатлительностью и неистребимым духом любопытства ко всему красивому и завораживающему.
Сегодня читают мало. Время мчится с такой бешеной скоростью, будто кто-то специально убыстряет его ход, чтобы люди не могли опомниться. С экранов телевизоров льются потоки негативной, или намеренно завлекательной информации. Причем, завлекают, почему-то воздействуя больше на низменные человеческие чувства. Стихи Блока услышишь мало, впрочем, как и любые другие стихи. А интересующиеся жизнью поэта, почему-то лучше запоминают то, что он выпивал, что от него уходила жена, что у него в квартире стояли гнутые венские стулья , что тесть его был знаменитым химиком Дмитрием Менделеевым, и что, наконец, он умер от рака мозга в 41 год. То, что при этом он был высокообразованным, прекрасно воспитанным человеком и замечательным поэтом как-то остается в тени. Ну, что же времени, как видно, не изменить, да и человеческую природу тоже.
И голос был сладок, и луч был тонок
И только далеко у царских врат
Причастный тайнам плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
Да, Александр Блок вовсе не был ни падшим ангелом, ни поверженным демоном. Почему-то в предисловиях к сборникам блоковских стихов его нередко награждали этими эпитетами. Александр Блок вовсе не подъезд, и не лестничная площадка, как недавно услышала я такое «определение» поэта от одного из юных представителей нынешнего поколения. Да, в жизни и во взглядах его было много непонятного и противоречивого. Но именно Блок был человеком, разглядевшим на ноже «пылинку дальних стран», и тем самым открывшим невероятные возможности для полета человеческой фантазии. Именно Блок написал изумительную «Незнакомку» и «Снежную маску». И, наконец, именно Блок провозгласил деликатность как высшее милосердие. А милосердие, как известно, наиболее всего заслужено человеком.
Не подходите к ней с расспросами.
Вам все равно, а ей довольно.
Любовью, грязью иль колесами
Она раздавлена. Все больно.
Имена поэтов выше их грязного белья, в котором так любят копаться некоторые обыватели, выше их повседневного существования, их быта, подчас, действительно тяжелого и неприглядного. А тем, кому от великих имен нужны лишь сально-жареные факты, Блок давно и насмешливо ответил:
Пускай я умру под забором как пёс,
Пусть жизнь меня в землю втоптала, -
Я верю: то Бог меня снегом занёс
То вьюга меня целовала!
Блока не стало 7 августа 1921 года. Более полувека спустя, я разглядывала его портрет на няниной этажерке. Потом этот портрет в потемневшей деревянной рамке затерялся. Но почему-то мне казалось, да и теперь кажется, что запечатленному на нем усталому седеющему человеку было бы радостно услышать песню моей няни на свои стихи.
Блок - однозначно, поэт не для маленьких детей, но видимо чем-то отдались в твоей душе его строчки, если ты с таким вниманием слушала свою няню. Все наши восприятия родом из детства. И понимание того, что "милосердие наиболее всего заслужено человеком" - тоже.
Твоя няня, Ляман, большая умница, раз сумела в тебя заложить любовь к "простым словам, от красоты которых плачет сердце". Не каждому дано это объяснить и не каждому дано это понять.
Наверное, поэтому Блока у нас если и читают, то воспринимается он с трудом.
Я помню, как наша школьная учительница, суровая коммунистка, велела нам перелистнуть те страницы в учебнике литературы, где была информация о Блоке (единственном представителе "Серебряного века", о котором разрешили писать в учебниках!). И мы в два раза дольше изучали Маяковского. Потом она то ли поняла свою ошибку, то ли просто решила всё же не отступать от программы, но нам было разрешено прочитать стихотворение "Скифы". Вот и осталось у меня с 16 лет впечатление, что Блок - поэт нелирического плана, резкий и тяжёлый для восприятия.
Эх, мне бы твою статью тогда бы увидеть... Но жизнь, как известно, в сослагательном наклонении не живётся.
Спасибо тебе, Ляман. За такое эссе - просто низкий поклон.