Месяц светлых поэтов

Вот и опять, в который раз наступает июнь, томительный , трепетный месяц. Замирает  в предгрозовье природа, взбухает темными тучами. Вот, кажется, сейчас разразится гром, и наконец-то хлынет яркий летний ливень. Но, нет! Покуксится  небо, и снова солнце, и снова ожидание: ну когда же, когда? Скорее бы накатилась и прошла гроза, голубыми молниями вспоролся бы небосвод, обрушился бы на землю сплошной водяной стеной и явил бы нам бесценный дар – озон, те самые 3 атома кислорода в воздухе, от которых  хочется смеяться и верить в счастье.
Я люблю июнь. В самом названии его есть что-то волнительное, намек на чудо. Не предвкушение, а только зыбкое  (не спугнуть бы!) ожидание нового.
Я люблю июнь. В этом месяце много лет назад Бог решил сделать мне самый главный подарок в жизни и подарил дочь – 3 кг радости, независимого характера и ироничной улыбки.
Я люблю июнь. В этом месяце родились два поэта, навсегда завладевших моим сердцем. Два, совершенно разных по времени и мироощущению, но огромных  по таланту. Один из них вошел в мою жизнь с младенчества, другой в восемь лет. С разницей в один день они появились на свет: один в России, другой, почти сто лет спустя – в Испании. Один из них - Федерико Гарсиа Лорка, другой – Александр Пушкин.
О жизни последнего написано так много, что глупо было бы перепевать уже известное. Да, солнце русской поэзии, родившийся 6 июня 1799 года в Москве, да автор бессмертного романа в стихах и множества изумительных стихотворений, поэм, драм  и сказок. Да, погиб на дуэли в возрасте 37 лет, защищая  свою честь и честь красавицы-жены. Редко в каком учебнике не встретишь его портрет и статьи, тщательно анализирующие  любой этап его творчества. Да что там статьи, целое учреждение в Академии Наук посвящено ему – Пушкинский Дом, тот самый, которому тихо кланялся Блок, «уходя в ночную тьму».
О втором известно тоже достаточно. Один из ярчайших представителей испанской поэзии 20 века. Родился  в Гранаде 5 июня 1898 года, учился музыке и праву, профессиональный систематизатор и аранжировщик народных песен. В 1921 году вышел в свет первый сборник стихов, принесший ему славу: «Канте хондо»- «глубинное пение» на основе андалусской народной поэзии. Потом были сборник «Цыганское романсеро» со знаменитой «Неверной женой», «Диван Тамарита» – дань арабскому наследию Гранады, пьесы «Кровавая свадьба», «Йерма», «Дом Бернарды Альбы» и др., литературные статьи и выступления. Был другом многих выдающихся людей своего времени, в том числе и скандального Сальвадора Дали.  Расстрелян в 1936 году после прихода к власти Франко.
В советское время упорно отстаивались политические мотивы убийства поэта.  Сейчас больше склоняются к личным. Особенно ясно это прозвучало в фильмах «Сокровище царя Соломона»  и «Отголоски прошлого» о  юности Сальвадора Дали и Гарсиа Лорки. Что ж, - имеющий уши да услышит! - понятия морали и нравственности варьировались всегда. В конце концов, не своими личными пристрастиями и ориентацией интересна творческая личность, а силой своего дара.
Очевидцы его расстрела, вспоминали, что он до конца надеялся на спасение, не верил  в близость смерти. Его руки с трудом смогли оторвать от крыла вишневого автомобиля, будто в этом багровом металле заключалась для него последняя связь с жизнью. И потом, расстрелянный, он долго еще царапал красноватую влажную землю, ту самую, что дала ему жизнь 38 лет назад.
Смертельно раненный Пушкин тоже не верил  в близость конца. «Не может быть, чтобы этот вздор меня пересилил», - повторял он в предсмертные часы. Увы, это был далеко не вздор, и он оказался сильнее.
Два поэта, таких любимых. От знакомого до боли, уютно-воркующего: «Три девицы под окном пряли поздно вечерком», и «Буря мглою небо кроет» до непонятно-завораживающего: «Любовь моя, цвет зеленый. Зеленого ветра всплески. Далекий парусник в море. Далекий конь в перелеске».
Я печалилась о судьбе Пушкина и ненавидела Дантеса, делала доклады и защищала дипломную по Лорке. Они часть моей жизни, моих детства и юности. В них не было боли и горя, не было тревоги за будущий день и заботы о хлебе насущном. В них были Пушкин и Лорка, папа и еще живая мама, лелеявшие мою душу, воспитывавшие разум, и дарившие мне встречу с прекрасным. А чем же еще, как не «разумом и лелеющей душу гуманностью» определяется истинный поэт?
Они были такими разными. Но, если на поэтическом небосклоне провести черту между звездами Пушкина и Лорки, незакатным светом вспыхнет пушкинское:
На холмах Грузии лежит ночная мгла;
        Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
        Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой... Унынья моего
        Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит - оттого,
        Что не любить оно не может.

И лоркинское:

И тополя уходят -
но след их озерный светел.

И тополя уходят -
но нам оставляют ветер.

И ветер умолкнет ночью,
обряженный черным крепом.

Но ветер оставит эхо,
плывущее вниз по рекам.

А мир светляков нахлынет -
и прошлое в нем потонет.

И крохотное сердечко
раскроется на ладони.

А все же замечательно, что опять, в который раз наступает июнь, томительный, трепетный месяц. Месяц светлых поэтов.