Мой дедушка воевал где-то под Сталинградом. Хотя я могу ошибаться, потому что по малолетству не очень внимательно слушала его рассказы. Да и дед не любил много разговаривать. Он в основном молча строгал, копал, поливал, спал. На единственной военной фотографии из госпиталя не было никакой надписи - просто три раненых безымянных бойца. Но два шрама по сторонам спины бывшего солдата довольно ясно «рассказывали» о том, что ему довелось испытать . Пуля прошла на вылет, и одному Богу было известно о последствиях ее визита. Дедушка не тратил время на размышления о том, сильно ли она подорвала его здоровье. Он просто жил и работал. А после смерти старшего сына и младшей снохи вдруг слег.
Первый инсульт случился при мне. Это произошло в летние каникулы. Тетя забрала меня из детского дома на весь июль и я в счастливом неведении радовалась домашней жизни, полагая что это будет длиться вечно. Я просто летала на крыльях, путаясь под ногами стариков, постоянно щебеча разную чепуху.
В тот день бабуля с утра копошилась в огороде – полола, прореживала, подвязывала. Дед читал газету на кровати и велел мне помалкивать, поэтому я развлекалась тем, что шлепала мух, соскребая их с побеленной печки.
- Принеси очки - вдруг попросил дедушка – Я плохо вижу.
Подав ему футляр, я продолжила увлекательное занятие. Но через минуту с кровати послышалось бормотание, что ничего не видно в этакой темноте и что лучше перейти поближе к свету. Дедушка как-то неуверенно встал и двинулся к окну, через шаг молча рухнув на пол кухоньки, служившей старикам жильем.
- Бааабаааа! – я с диким криком вылетела на крыльцо, размахивая мухобойкой как саблей. Но напугала я только бабушку, а беда, видимо, уже прочно обосновалась в нашем доме и уходить не собиралась. У деда парализовало всю правую сторону, у него отнялась нога, рука, не слушался язык. Было очень страшно видеть любимого дедушку беспомощным и не узнающим никого из окружающих.
Вскоре меня увезли в детский дом, а через несколько дней из больницы забрали обездвиженного и онемевшего деда. У бабушки началась очень трудная пора. В неполных восемьдесят лет ей пришлось ухаживать за тяжело больным супругом. Она впоследствии рассказывала, как в бессильной ярости старик бросал в нее подушку здоровой рукой, как скидывал на пол одеяло. Он не мог объяснить жене чего ему хочется, а она не понимала его и не могла выполнить просьбу.
- Дай! – говорил дед – Пить!
- Воды? – спрашивала бабушка.
- Да нет! – крутил он головой.
-Квасу? – предлагала она.
-Нет! – у старика заканчивалось терпение, и он начинал хвататься рукой за привязанный к спинке кровати ремень, чтобы подтянуться и присесть.
- Молока? – предлагала бабуля последний из имеющихся в доме напитков.
- Нет!!! – больной обессиленно падал на подушку.
- Воды? - жена опять протягивала ковшик.
- Да, да – яростно кивал головой дед, показывая, что наконец-то его поняли.
Это было нелегко.
Когда через год я снова приехала на каникулы, дедушка уже мог приподниматься и свешивать ноги с кровати. В такой позе он и встретил меня в начале июля тысяча девятьсот восьмидесятого.
Вбежав в комнату, я первым делом бросилась к бабушке и уткнулась в ее старенький несвежий фартук. Затем с опаской подошла к несвязно мычавшему деду. Один глаз его не двигался, веко не моргало. Я затаила дыхание. Здоровой рукой старик погладил меня по голове, и я увидела, как из левого его глаза выкатилась крупная слеза. Одна, вторая. Мой суровый несгибаемый и, с некоторых пор «страшный» дедушка плакал. Слезы хлынули и у меня.
- Наталья, загляни под подушку - сказала бабуля. Он целый год не дает мне наволочку поменять. Все думает – я выкину его запасы. Постоянно жалуется, что у него во рту горчит, поэтому я каждый раз покупаю ему карамельки, а он по две-три штуки тебе откладывает.
Дедушка сам откинул подушку. Под ней оказалась большая куча конфет в разноцветных фантиках. Ирис «Кис – кис», «Золотой ключик», «Дунькина радость», «Дюшес», подушечки и еще много разных недорогих сортов. Целое богатство, забытое мной за год, проведенный в детском доме. Улыбаясь кривым ртом, дедуля осторожно сложил в подол моего платьица сладости, пошарив по всей кровати – вдруг какая затерялась.
В тот июль, пока жила дома, я объедалась дедовыми гостинцами. Когда в порыве щедрости предлагала старику конфетину, он почему-то отказывался.
Странно...Почему? Ведь это же было его лекарство от горечи.
