Произведение «Кромвель Бенджамина»
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Рассказ
Автор:
Баллы: 22
Читатели: 529 +2
Дата:
Предисловие:
"Согласись, что перерезать волосок уж наверно может лишь тот, кто подвесил?"

Кромвель Бенджамина

Кромвель убёг из дома, прихватив «гробовые» и двадцатилетнего Бенджамина в китайском вазоне. По-мужски демонстративно - пока домашние спали, положил ключи от квартиры на стол, вышел в предутренний туман и растворился в нём, умчавшись на «бмв» старшего зятя.

- Живите, как хотите, только без меня..., - приговаривал он, выжимая газ, - Куда глаза глядят...  от вас, от всех...  сволочи!

Глаза глядели на дачу покойной тёщи. Косая халабуда, вросшая в чертополох по самые ставни, всегда казалась идеальным местом для самоубийства.

По дороге заехал в "минимаркет" купить туалетной бумаги.  На всякий пожарный взял три рулона, хотя рассчитывал пожить сутки от силы.  Будучи мужчиной без в/п, но уважающим традиции, попросил ящик водки и пачечку изящных «Данхилл».  Подумал: «Такие Люся курит».
Люся – женщина, к которой его не отпустила семья, и которая за это изменяла ему с его старшим зятем.

Зашёл в дом, открыл ставни. На стене висела молодая тёща в золочёной рамке.

- Так-то вот, милочка, - угрожающе подмигнул ей Кромвель, и пошёл в сарай.

Там нашёл верёвку, обмылок отыскался на ржавом рукомойнике в саду. Соорудил виселицу по рисунку, что видел однажды в справочнике судебно-медицинской экспертизы, примерил петлю. Огляделся и развернул табурет к зеркалу. Принёс Бенджамина, установил на стол, встал под петлю и снова примерил.  Полюбовавшись отражением, слез с табурета и пошёл к машине  - за водкой и сигаретами. Вернулся, выдул из стопки мёртвого паука, налил водки, выпил, закурил, выдохнул:

- Ну, всё..., - встал на табурет, всунулся в петлю, и... вспомнил о туалетной бумаге.

Вышел к машине, а когда вернулся за столом сидели двое. У того, что сидел слева от Бенджамина на голове был пакет. С пакета капало. «В таком же пакете я давеча мусор в окно выбросил» - заметил про себя Кромвель и покраснел.  
Справа сидело нечто похожее на кролика в спортивном костюме. Кромвель надел очки, прищурился и в сарафане покойной тёщи разглядел мокрого воробья.
Дыхание перехватило – так велико было возмущение, но вспомнив о пакете с мусором, Кромвель сконфузился и спросил виновато:

- Там дождь, что ли?
- Там – да, а тут – нет? – съязвил Пакет.
- Ну, во-первых, доброго вечера Эдуард Иванович, - проворковал, улыбаясь, Воробей.
- Доброго, - опускаясь на краешек табурета, промямлил Кромвель. На мгновение в физиономии воробья мелькнуло старушечье личико в крупную конопушку.
- Мы, собственно, к вам по делу, - зашептал Пакет, отмахиваясь от весящей между ним и Кромвелем петли.
- Вы пейте, пейте, - Воробей подлил водки, - а то уйдём...
- Я вообще непьющий, но если вы настаиваете, - ёрзал Кромвель, - Так вы говорите, по делу? Если, вы от Люсьен, то уверяю вас, я бы с удовольствием к ней, и навсегда, но Нина Семёновна пригрозила...

Гости внимали каждому его слову, подавшись вперёд так, что пакет и старуха буквально заглядывали Кромвелю в рот.

- Ой, - смутился Кромвель, - так, может, вас Нина Семёновна и прислала? Так я всё верну. Бес попутал, оступился, с кем не бывает...
- Вы это, - Воробей подлил водки, и трагическим тоном продолжил, - не желаете написать предсмертную записку?
- Фу, - поморщился Кромвель, - пошлость, банальность, знаете ли...., - но перед ним уже лежал развёрнутым початый рулон бумаги. Остальные два стояли рядом.
- Нате, - Воробей выдернул из своей пухлой голени перо, послюнявил старушечьим клювом и отдал его Кромвелю, - пишите, Эдуард Иванович,  так положено, понимаете?
- Неужели нельзя обойтись без этих условностей? Я в затруднении, право – кому писать? Нине Семёновне или Люсьен? Или обеим?
Пакет сказал:
- Без разницы.
Кромвель вдруг обеспокоился:
- А вы читать станете?
Гости переглянулись:
- Да, как вы могли такое подумать? – зашумели они, перебивая друг друга, - Мы пока в лавку сгоняем за лимончиком, а вы пишите.

И Кромвель приступил к письму – грыз перо, ходил из угла в угол, курил, пил, отрывал от рулона, опять грыз перо...

«Любимая моя, Нина Семёновна, в последние минуты жизни...», «Любимая моя Люсенька! Люсьен, в последние минуты жизни...», «...Прощай, Нинусик, и прости, навеки твой Эдик», «...Прощай, Люсьеночка, и прости, навеки твой...», «...я ухожу, но знай, Нинусик, я любил только тебя!», «Я ухожу, Люсенька, но знай, любил я...».

В конце концов, пьяный и заплаканный, он изорвал свои многочасовые труды в клочья - «Глупость! Гадость! Враньё!» , и вдруг, на последнем клочке, стал размашисто писать зятю.

Написал, сложил бумажку в треугольник, на коем обозначил "куда, кому, индекс", и только хотел спрятать письмо под шляпу, чтоб опустить с оказией в почтовый ящик у "минимаркета", а тут и Пакет с Воробьём тут как тут.
Воробей выхватил записку, вспорхнул на печь и, кривляясь, зачитал под гогот и улюлюканье Пакета следующее:

- Виталик, я на тёщиной даче, машина со мной. Прости, что взял без спроса. Тут со мной ещё двое. Довольно странные типы, возможно беглые преступники. У одного на голове пакет, в котором я вчера мусор в окно выкинул, а второй – элементарный, казалось бы, воробей, но с лицом старушки, похожей на покойную тёщу. Пока они уехали в магазин за лимонами - на твоей машине, кстати, бери такси, а лучше полицию, и приезжай сюда. Если меня убьют, имей в виду – на воробье тёщин сарафан.

Дочитав и утерев слёзы, Воробей спрыгнул с печи, вытащил из Пакета револьвер и приказал Кромвелю:
- Вешайся, гад, а то пристрелю!

Эдуард Иванович сиганул в окно, летел, наверное, вечность, если видел одновременно и Красную Площадь, и шпиль Адмиралтейства, и Арарат, и папу Римского в исподнем; однако, угодил в тот самый пакет, и через миг стоял на табурете с петлёй на шее.
- Я жить хочу,  - верещал несчастный, но петля уже затянулась, позвонки хрустели,  - Ммаммочки..., - и очутился висящим на рождественском Бенджамине.

На ветке слева улыбался Пакет - весь в красном, справа – Воробей в газовой тёщиной косынке. За столом сидела его семья с Ниной Семёновной и Люсьен в центре.

- Помянем идиёта, Люсенька? – говорила Нина Семёновна.
- Помянем, Нинусик, - отвечала Люсьен.

Дамы приподняли фужеры и, глядя точно на висельника, выпили и обменялись поцелуями.

Эдуард Иванович пытался кричать, но горло его было намертво сжато праздничной тесёмочкой. Засучил ножками, задёргал ручками и очнулся на полу тёщиной дачи - один. Чертыхнувшись,  поднялся и вышел прочь, бросив на столе ключи от «бмв».  

Кто говорит, что видел его в Ватикане, кто – у подножия Арарата, но что доподлинно известно – ни домой, ни к Люсьен Кромвель так и не вернулся.
Послесловие:

Оценка произведения:
Разное:
Реклама
Обсуждение
     19:54 27.07.2015 (1)
2
аааааааааа!
Таня!
     20:53 27.07.2015 (1)
привет, Вова
чего смешного,
я сочиняла - плакала))
     20:59 27.07.2015 (1)
1
ой, обнимаешь ты сильно, аж кости трещат...
настроение хорошее...
за окном ураган, а у меня - настроение...
везёт, мог бы - поплакал)))
     21:04 27.07.2015 (1)
я скучала, крошка
видать, ты - альбатрос, что ищет вечно бури.
Я тоже шторм люблю. У нас завтра обещали.
     21:12 27.07.2015 (1)
1
нее, милая, ураган сдам по описи москвичам, а там уж вам что останется... мы субординацию знаем - поляну сечём...))
     21:17 27.07.2015 (1)
да ладно, это от нас - в Питер - Москву, а вам - что останется
     21:23 27.07.2015 (1)
1
нифигасе, да мы их придумали, столицы пользуются, а вам впаривают в три дорога...
     21:29 27.07.2015 (1)
да-да-да, у нас своих, балтийских ураганчиков - море морское,
нафига нам азовские да ещё и втридорога.
     21:33 27.07.2015 (1)
1
какие азовы, обижаешь красавица, речка Везёлка, мега штормы и ураганы...
     21:37 27.07.2015 (1)
уй, боюсь-боюсь...
а красавица Везёлка-то, фоты глянула.
     21:39 27.07.2015 (1)
1
где?!
     21:51 27.07.2015 (1)
название
в инете, где ещё. Или это другая Везёлка?
     22:09 27.07.2015 (1)
1
во, блин, точно!))
а я живу, в истоках... в Однк, есть...
     22:17 27.07.2015 (1)
1
Речка, небо голубое,  это все мое, pодное!
Это Родина моя! Всех люблю на свете я!  (с)
     22:24 27.07.2015
1
золотые слова, Танюша!))
а вот с морем в сердце надо родится... я даже океян не променяю на свои холмы))
     18:35 27.07.2015 (1)
2
ну ТАТЬЯНУШКА ПОРАДОВАЛА
САМ КОГДА-ТО ХОТЕЛ ЗАСТРЕЛИТСЯ ДА ПИСТОЛЕТ НЕКУПИЛ НЕНАШЕЛ
     20:51 27.07.2015
привет, Андрюша.
Спасибо.
жалко тратить деньги на дырку в голове))
     22:28 26.07.2015 (1)
3
А почему согласись?
У Михал Афанасьича вроде бы уважительная форма.
     22:38 26.07.2015 (1)
точно?
книгу поднять, что ли? Из "цитатника" взяла, может, врёт.
     22:42 26.07.2015 (1)
3
Нет, всё правильно: согласись.
     22:45 26.07.2015 (1)
ага,  уже нашла
Скрытый текст
Показать скрытое
Спрятать скрытое
Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы:
    - Я могу перерезать этот волосок.
    - И в этом ты ошибаешься, - светло улыбаясь  и  заслоняясь  рукой  от
солнца, возразил арестант, - согласись, что перерезать волосок уж  наверно
может лишь тот, кто подвесил?
     22:51 26.07.2015 (1)
3
Да это у меня  в голове совместился воландовско-берлиозовский кирпич с пилатовско-га-ноцриевским волоском.
     22:55 26.07.2015 (1)
это от бегемотовского чистого, точно))
     22:57 26.07.2015 (1)
3
Ну, у Булгакова же тоже есть немножко такого... фугированного. Если раз провёл тему, потом ещё раз-другой повторит.
     23:07 26.07.2015
есть-есть, особенно в главах о Иешуа и Пилате.
     22:45 26.07.2015 (1)
3
И я ещё всё никак и не могу разузнать: вот тот цветок, с которым не расставался герой Жана Рено в "Леоне", что это было: то ли спатифиллум, то ли нет...
     22:49 26.07.2015 (1)
англаонема это.
     22:52 26.07.2015 (1)
3
Да?..
Аглаонема у меня была. Даже в стишке каком-то...
     22:56 26.07.2015
если честно, по мне так всё, что зелёнолистное и большое - фикусы.
Реклама