Долго не могла сердцем понять афоризм Джалаледдина Руми "Каждая потеря есть приобретение, каждое приобретение есть потеря". Умом - что; умом все понимала, а вот в сердце вобрать не могла. И вот услужливая память подкинула мне наглядное подтверждение этого афоризма. О-о-о-о! Сердце мгновенно поняло и приняло и поклонилось памяти Мевляны.
Случилось это давно, в начале 1980-го года. Мне шел тогда одиннадцатый год. Я была единственным ребенком в семье, первой девочкой на протяжении трех поколений. На меня молились и сдували несуществующие пылинки. Мне это нравилось, но иногда раздражало. Поэтому у меня были все основания желать второго ребенка в семье, желательно брата. Сестра, как потенциальная соперница и очередная дочь Евиного племени мною не рассматривалась априори. Королевы бывают в единственном числе! И эта королева естественно я, - Лямашенька Первая и Единственная!
Итак, сестра рассматривалась мною как некий ящик Пандоры. Иное дело - брат! Какой-то вассал. Его явление в этот мир милостиво допускалось.
Мои родители тоже мечтали о втором ребенке. После нескольких несчастных случаев, мама оказалась в тягости. Чтобы на сей раз все прошло благополучно, ее уговорили лечь в больницу на сохранение. На несколько месяцев.
Это было странное время. Бестолковое, немного тоскливое, но чем-то безумно притягательное. Мы с папой были предоставлены сами себе. Папа с утра цеплял мне в волосы бант, который к концу пятого или шестого урока превращался в мятую тряпочку. Тряпочка печально висела на моих буйных кудрях и подвигала к деятельности сердобольных учительниц. Как бы то ни было,ДОМОЙ я всегда уходила с туго заплетенными и красиво уложенными косичками. Потом мы отправлялись с папой - о, какие чудесные авантюры! - в ресторан. Маме почему-то болезненно хотелось котлет по-киевски и грибного супа. Подавалось это в Интуристе в центре города. Мы шли туда; что ели сами, уже не помню, а вот для мамы наполняли судки. И с какой радостью и гордостью я несла их в отделение акушерства и гинекологии роддома им. Крупской на Баилова! Все папины попытки перехватить у меня судки не увенчивались успехом!
В больнице мама познакомилась с женщиной из Тауза - одного из районов Азербайджана.Разговоры, тары-бары, растабары - что еще делать в больнице двум молодым женщинам?! К выписке они стали близкими приятельницами, и женщина из Тауза - звали ее Флора (в советское время в азербайджанской среде были популярны такие имена) пригласила маму с семьей погостить несколько дней в районе, в большом доме ее родителей.
Кто был на Кавказе, знает, что тамошнее гостеприимство - не пустой звук. Хозяин последнюю рубашку вывернет, а гостя примет по царски. Принять гостя - это честь хозяина, честь дома. Даже поговорка сложена: "Когда гость приходит в дом, он становится слугой хозяина, но зато, когда уходит - поэтом". Слугой в смысле: нельзя отказываться от знаков внимания хозяина, обижать его, не вкусив блюд со стола.
Приехали мы в Тауз ранним мартовским утром. Папа, мама, брат в проекте, бабушка и я. Утро было нежно-серое, весеннее, и сквозь туман виднелись абрисы зацветающих деревьев.Невозможная, почти мистическая нежность красок. Холодное розовое цветение миндаля. Миндаль цветет раньше всех, еще в феврале, и позже всех дает плоды. Но все же он - первый вестник весны.
Встретили нас изумительно, по всем меркам восточного деревенского гостеприимства. Подчеркиваю это определение - деревенского. Ибо в городе такой подвиг просто невозможен.
Огромный двухэтажный прадедовский дом. Четырнадцать комнат изукрашенных коврами, паласами, подушками-мутаками, сундуки вместо диванов, тоже устланные коврами. Громадный подвал, где вдоль стен разноцветно мерцали банки со всевозможными закрутками-заготовками. Два гаража, огромный фруктовый сад с загоном для баранов и курятником, флигель для гостей, кладовая, громаденная кухня, где посуду мыли в ванне, а центр занимало несколько печек-буржуек 1927 года выпуска. Но работали они исправно, огонь в них гудел, грея душу и тело.
Жило в этом доме человек тридцать. По-крайней мере, я столько насчитала. Отец, мать - фундаментальные родоначальники огромного клана, женатые сыновья с семьями, неженатые сыновья, незамужние дочери.
По случаю приезда дорогих столичных гостей подтянулись и замужние дочери с семьями и бесконечными детьми, другие близкие и дальние родственники. За завтраком в 9 часов утра в огромной гостиной, более смахивающей на бальный зал в каком-то герцогском замке, собралось человек пятьдесят. Было еще рано.
Чтобы читатель имел представление о величине гостиной залы, скажу только одно. У одной стены стоял огромный сундук, накрытый ковром и подушками. На нем восседала Мать - несокрушимая и традиционная, как сама Жизнь. Сжатые в кулак, натруженные руки ее были украшены золотыми кольцами и браслетами, и спокойно покоились на коленях. Они уже заслужили Отдых.
У противоположной стены стояла громадная кадка с лимонным деревом, обвешанным плодами. Так вот, если стоять у стены с сундуком, дерево казалось чем-то зеленым с желтыми вкраплениями. Если стоять у кадки - то сундук казался продолговатой табуреткой с пестрым сиденьем. Разделял эти два объекта невероятных размеров обеденный стол.
Завтрак был выдержан в лучших традициях деревенского гостеприимства. Все свое - свежайшее. Мед, яйца, свежесбитое масло, молодой сыр, сметана, и горячий румяный хлеб и лаваш из тендира. И конечно же чай, - терпкий, свежезаваренный в грушевидных стаканчиках-армуды с золотистыми кружочками лимона. К нему подавалось несколько сортов варений.
После завтрака нам показали наши апартаменты. Две огромные комнаты, с фресками на стенах. Фрески изображали пугливых оленей, и девушек с глазами оленей. Где-то на заднем плане был изображен густой лес, в котором опять же проглядывались фигуры оленух и оленят. Оленья тема, очевидно, была близка художнику, поскольку кладовая тоже была расписана ими.
Центр комнат занимали кровати с горой одеял и подушек. В этом доме, видимо, не было ничего маленького. Еду в нем готовили чанами, а овощи солили бочками.
Только мы освоились в наших комнатах и переоделись, нас пригласили к обеду.К обеду подали баклажанную долму - фаршированные молотым мясом баклажаны, перец и помидоры.
Последняя подробность требует пояснения. Это блюдо тоже было особым шиком. Сейчас в любое время года все можно найти. А тогда любое блюдо было сезонным - баклажаны готовили во время их появления, то есть, не раньше июля. Консервировать их на зиму было довольно кропотливым трудом, поэтому приготовление баклажанной долмы в марте из консервированных особым способом баклажан - было знаком величайшего уважения к дорогим гостям.
Вечером пиршество по поводу приезда дорогих гостей продолжалось. Снова в гостевой Зале (рука не поднимается написать это слово с маленькой буквы) накрыли стол. Ужин был более легким по сравнению с обедом - огромная сковородка с жареными бараньими потрохами, и кутАбы (особые пирожки из тонкораскатанного теста) с начинкой из зелени с творогом и тыквы с гранатом и луком!
Хозяева позаботились не только о "хлебе", но и "зрелищах". Пригласили местного ашуга с сазом. (ашуг - народный певец, саз - струнный инструмент). Меня, по причине слипающихся глаз отправили в оленью комнату, где под задумчивый олений взгляд со стены, и рулады, доносящиеся из гостевой, я и отошла ко сну.
На следующий день празднество продолжалось. Нас познакомили с местными достопримечательностями, отвезли на районную ярмарку, где мама приобрела два рулона фланели на пеленки будущему младенцу. На ткани был рисунок, изображающий бегающих футболистов. Увидев его, бабушка глубокомысленно изрекла: "И пусть только попробует родиться не мальчик!"
Чревоугодие этого дня не уступало в изобилии вчерашнему. И, вот, вечером , мы изрядно отяжелевшие (мама особенно), сели на поезд, отъезжающий в Баку, увозя неизгладимые впечатления о деревенском радушии и гостеприимстве. Папа и мама восхищались и умилялись, и только бабушка сказала раздумчиво: "Это все так, сельские люди душу отдадут для гостя, но... Они такого же и ожидают в ответ". На эти слова тогда никто не обратил внимания.
Вспомнились они только на следующий год. Брату тогда было месяцев шесть. Позвонила мамина Флора и, узнав, что брат уже родился, начала поздравлять. И туманно намекнула, что "всем скажет и все придут нас поздравить". Мама как-то не восприняла эти слова всерьез. А зря...
Через неделю, Флора позвонила снова и сказала, что она "со всеми" придет завтра, и чтобы мы ничего не готовили, они придут "просто чай выпить". Когда так говорят, надо, чтобы на столе было как можно больше!
Целый вечер мы с мамой готовили, поручив брата заботам бабушки, благо, та была в отпуске и, срочно, по нашему вызову приехала к нам. Папа сбился с ног, доставая из-под полы (советские времена, 80-е!Талоны на масло, сахар, мясо) кур, мясо, рыбу, рис для плова, майонез, горошек, и прочую снедь. Пятиметровая кухня нашими с мамой совместными усилиями превратилась в химико-технологическую лабораторию, где все булькало, кипело, скворчало, тушилось, пеклось и строгалось! Я взяла на себя салаты, мама - горячие блюда, бабушка, в перерывах, когда спал брат, взбивала крем для тортов! Папа таскал продукты!
Приготовления закончили в четыре утра! Учитывая, что конце мая в Баку уже довольно жарко, а кондиционеры тогда могли позволить себе немногие, можете себе представить в каком мы были состоянии. Ах, да, воду тоже давали по часам, поэтому душ пришлось отложить до утра.
В нашей трехкомнатной городской квартире, смежными были две комнаты, гостиная и спальня. Гостиная могла вместить 15 человек, более тесно - 20. К часу Икс, папа приставил к обеденному столу еще и кухонный, выдвинув его в спальню. Получилось 30 посадочных мест. По количеству домочадцев гостеприимного сельского дома.
Последние приготовления. Стол ломится от всевозможных, затейливо украшенных яств. Мы принарядились. Брат в оранжевом махровом комбинезончике сидит у мамы на груди, как на стульчике. Все в порядке, все готово!
Звонок в дверь. Папа открывает дверь и... растерянно оборачивается на маму. У мамы округляются глаза. Бабушка тоже замерла.
Вся лестничная площадка, и 4 (!!!) лестничных пролета внизу были заполнены людьми! Приехали не только 30 домочадцев, но и замужние дочери с мужьями и детьми, двоюродные сестры, братья, тети-дяди, и даже ашуг. В общем весь тот народ, который побывал в доме у хозяев за время нашего к ним визита!Я особо не считала, но больше семидесяти человек было точно.
Увидев моего брата, который совершенно мирно сидел у мамы на груди, вся эта толпа дрогнула и в один голос закричала "Ай, Аллах!!!!!"(выражение восторга по поводу ребенка!)
Мой, достаточно крикливый в то время, брат онемел и быстро, словно маленькая оранжевая обезьянка, сполз по маме и уполз в неизвестном направлении, но вглубь дома! (это зрелище я запомнила на всю жизнь!) Мама была так ошеломлена, что даже не обратила на это внимания. Она оцепенела, и только машинально подставляла лицо под бесчисленные чмоканья
Ты там поаккуратнее. береги себя..Ой, что же это деется...
).
