Моста через Волгу ещё не было, и переправа транспорта осуществлялась паромом. Место переправы – Дегтярная площадь. Здесь скапливалась очередь до 200 автомашин, Среди них находился и наш «козёл» – вездеход наподобие американского виллиса. Дядя Коля взял меня к себе на лето в село Кочетное (16 км. от райцентра Ровное), где с весны гостила и баба Настя. Ждали переправу. Делать было абсолютно нечего и мы (я и два сына д.Коли – погодки Сергей и Колька) маялись от жары и бездействия. Часто ходили к реке купаться. Но это не приносило прохлады – вода была теплая и грязная. Часы тянулись медленно. Мы переправились поздно вечером, когда уже было темно. А ехать предстояло ещё 90 км. по грейдеру. Грейдер – это дорога со щебёночным покрытием, без асфальта. Она тянулась вдоль Волги, но река была далеко – 1-2 км. справа от дороги. Мы тряслись на задних боковых сиденьях (скамейки, обтянутые коленкором) «козла», отшибая и без того тощие зады. Фары вырывали из темноты кусок грейдера. Пыль сваливалась влево и перед машиной хорошо была видна лента дороги. Мошки и кузнечики постоянно ударялись в переднее стекло, оставляя на нём грязно-рыжие следы. Вдруг в этот кусок света сбоку ворвался заяц и, задирая длинные задние ноги, помчался вдоль дороги, пытаясь убежать от машины. Напрасно! Мы его сбили, и машина резко затормозила, моментально окутавшись пылью. Дядя Коля подобрал сбитого зайца, завернул его в какую-то тряпку и бросил на пол кабины, нам под ноги. «Вот и щи на завтра прибежали!» - весело сказал он. А мне было не по себе. И зайца я видел живого впервые, и его нелепую смерть - тоже! Те щи я не смог себя заставить есть, чем вызвал презрительную насмешку тети Нины, жены дяди Коли, которая обозвала меня городским неженкой! Было обидно, потому что я себя таким не считал.
Дядя Коля был внуком бабы Насти и мне приходился двоюродным братом. Он был начальником Кочетновского МТМ (Машино-тракторной мастерской). Тетя Нина – бывшая доярка, сидела дома и была очень горда, что у неё муж – начальник. По деревенским меркам это считалось очень удачным браком!
***
Приехали в Кочетное за полночь и тут же улеглись спать – на больших тюфяках на полу в отдельной комнате. Спали, как мертвые! Я проснулся от гомона домашней птицы. Солнце было уже высоко. Я вышел во двор. Подворье было большим. Дядя Коля держал двух свиней (на откорм), десятка полтора куриц с петухом, десятка два гусей и десятка три утят. Ещё были с десяток черных овец цигайской породы и корова Маня. При корове обретался теленок Кузя. Больше всего я полюбил утят, которые на моих глазах в течение лета превращались в уток. Но пока это были забавные желтоватые вытянутые комочки, которые без умолку крякали и, переваливаясь, ходили по двору, постоянно теряя равновесие и присаживаясь на попы. Потом вдруг перетягивала голова, и они утыкались грудью в пыль. Смотреть на них можно было бесконечно. Шеи ниже голов у них были вымазаны синей краской, в прочем также, как у гусей и кур. Теленок постоянно просил, чтобы ему дали пососать ладонь. Он подходил и, вытянув голову вперед, жалобно подмычивал. А иногда мог и головой боднуть в спину или в плечо, если не дашь пососать ладонь. Корова Маня была бело-черной, крупная, с большой головой и огромным выменем. Глаза её были необычайно грустными. Она шумно вздыхала, выпуская из больших ноздрей теплый ароматный воздух. Доили её два раза в день – это делала тетя Нина. Утром Маню выгоняли в стадо, а домой под вечер она приходила сама и стояла, мыча, у калитки, пока её не запускали во двор.
Скотину кормили зерном, отрубями и комбикормом. Баба Настя в большой 20-ти литровой бадье запаривала зерно. Им кормили птиц и добавляли в корм для коровы и теленка. Мы тоже любили есть это зерно.
***
Семья жила в большом каменном доме коттеджного типа на четыре комнаты с кухней. Печек не было – отопление было центральное от котельной. Дом находился с краю, ближе к пруду, в новом микрорайоне, который тянулся вдоль асфальтовой дороги, что шла с плотины пруда, двумя рядами домов по её обочинам.
За домом слева в двухстах метрах блестел огромный пруд. А за ним было старое село.
Я, как заядлый рыбак, имел при себе леску, грузила и крючки. Поплавок легко сделать из гусиного пера. Проблема была с удилищем. В селах в заволжской степи почему-то не принято заводить сады. Максимум два-три дерева и то не в каждом дворе.
Возможно это из-за проблем с поливом. Наконец, на крыше сарая я нашел что-то наподобие удилища. (потом дядя Коля привёз мне прекрасное удилище из ивы) Удочка была готова. Когда я спросил у Сереги с Колькой – есть ли в пруду рыба, то был удивлен тем, что они об этом ничего не знали. Эти лентяи жили здесь уже третий год и не знали – что у них водится в пруду! Потом Сергей вспомнил, что прошлой осенью приезжали какие-то люди и огромным неводом протралили пруд. Рыба была! Следующим утро я отправился на рыбалку. На берегу были деревянные мостки, с которых я и начал удить рыбу. Ждать пришлось недолго. Минут через 10 на мостках уже прыгал зеркальный карпик грамм на 200. Почин был сделан! Ходил я рыбачить каждый день, и мы постоянно ели жареную рыбу. Мой пример оказался заразительным и через неделю на пруду постоянно удили рыбу десятка полтора местных пацанов.
***
Только спустя лет 20 я осознал – какую здоровую пищу мы тогда ели. Яйца, молоко, творог, сметана, спахтанное масло. В хозблоке была погребица в полуподвале – там висел целый свиной окорок, и лежал длинный острый нож. Им срезали тонкие куски окорока и ели с хлебом. В селе была пекарня, но хлебы пекли по старинке – ржаной, кругами. А пшеничный хлеб «кирпичиком» дядя Коля привозил из райцентра.
На погребице также стояли 20-ти литровые чаны с хлебным квасом. Квас варили на черных сухарях с изюмом, и он был кислый-кислый, и шибал в нос до слёз! Из него мы ещё делали газ-воду, добавляя в квас соду и сахар. При размешивании всходила высокая пена, и надо было успеть выпить, пока пена не осела!
Дядя Коля много ездил по району, практически каждый день, и постоянно привозил яблоки, груши, сливу, огурцы, помидоры, зелень и конечно, арбузы и дыни. Арбузы были огромными – по 12-16 кило. С крупными коричневыми семечками. Ели их во множестве и обязательно раздевались перед этим, чтобы не пачкать майки и штаны.
Сладкие и ароматные дыни назывались «колхозница»! Ели их «от пуза»!
На задах подворья был огород, где росла картошка и тыквы. Тыквы вырастали под стать арбузам, а картошку-скороспелку уже к началу июля её копали и ели!
В пруду ловили ещё и раков на сетку-раколовку, и баба Настя нам их варила с лаврушкой и укропом. Мы их ели, запивая квасом!
Единственное, что отравляло нам вольную жизнь – это пахтанье масла. Нас заставляла баба Настя. В специальный полый деревянный цилиндр с одним дном заливали сметану (до половины) и вставляли типа поршня с длинной ручкой. Поршень надо было гонять туда-сюда, пока сметана не превращалась в масло. Это занимало часа три непрерывного пахтанья. Время тянулось долго, масло пахталось ещё медленнее.
***
За огородом начиналась низина, в которой имелся ряд мелких прудков (в простонародье – баклуши), и в них водились утки-нырки. Они ныряли, а мы спорили на шелобаны - в какой стороне утка вынырнет. Вдоль баклуш рос мелкий полынный кустарник . Баба Настя посылала его рвать на веники, которыми мели полы. Поэтому в доме всегда стоял легкий аромат полыни.
Низина тянулась с километр до самой Волги. Весной полая вода доходила почти до огородов – собственно так и образовывались баклуши. Когда вода уходила, в баклушах оставалась рыба, которую вылавливали местные пацаны и утки.
Через эту низину мы ходили к Волге. В этих местах Волга была шириной 5-6 км. Мы стояли на низком обрыве песчаного берега и любовались этой ширью, от которой захватывало дух. Здесь всегда дул ветер. Пахнущий рекой и прохладой, если ветер шёл с реки, и сухой и знойный, если - из степи. Однажды на берегу, мы обнаружили остов огромной рыбы. Ребра у неё были толщиной с мой указательный палец! Это был сазан. Такого большущего сазана я никогда больше не видел.
Как-то прошёл сильный ливень и на следующий день ребята сказали, что мы идём по грибы! Я посмеялся над ними, но они, промолчав, повели меня по низине на дальние огороды. На огородных грядках действительно торчали белые, величиной с кулак, шапки шампиньонов. Мы набрали два ведра и ещё набили ими майки, связав узлом плечики. Потом дня три ели жареные грибы со сметаной и картошкой. Вот тебе и степь!
Однажды дядя Коля, приехав с работы под вечер, объявил, что сегодня мы едем на Волгу на настоящую рыбалку. Поехали по сумеркам. Приехали к большому заливу около села Яблоневый гай. Оказалось, что дядя Коля взял у друзей шестиметровый бредень с двухметровой мотнёй! Мотня – это удлинение, типа кармана, середине бредня – куда сваливается рыба, когда бредень выволакивают из воды. Боковые большие палки, за которые привязана сетка бредня, называются «клячи». Мы долго бродили и выловили ведра два рыбы – щуки, караси, плотва и окуни. Мне такая рыбалка не понравилась – это была скорее ДОБЫЧА рыбы, но никак не ловля. И я испытывал типа угрызений совести по отношению к выловленной рыбе. Я считал, что ловля на удочку является честным поединком с рыбой.
