Баллады странствий. Песнь 3. Песнь 4.

Песнь 3.
Перед путниками выросла городская стена.
- Что это за город? – спросил дон Сальвадор приятеля, и тот ответил, лукаво улыбнувшись:
- Это город на середине пути между Крепостью и Лиссабоном – Сантарен. Я был тут. Не хочу хвастаться, но за время своего пребывания здесь я стал довольно уважаем. Тогда местный доктор возненавидел меня и решил как-то меня оклеветать, чего у него не вышло – и он повесился с горя.
- Господи! – испугался падре Сальвадор. – Неужели?
Анхель кивнул головой.
Они въехали в город: доктор на рыжей кобыле и падре на ишачке. Оба молчали – каждый думал о своём. Анхель улыбался чему-то, а его спутник сохранял угрюмое выражение лица, разглядывая стены домов, как будто они могли сказать, где жил повешенный. Изредка падре поглядывал на приятеля: как могло случиться, что этот человек стал причиной чьей-то смерти?
Рыжая кобыла медленно ступала по грязной улице. В нос всаднику били запахи содержимого ночных горшков горожан, рыбы и пирогов. Потянувши носом воздух, Анхель вздохнул – он учуял запах из лавки булочника. «Неплохо было бы сейчас перекусить,» - подумал он и направил кобылу к булочной. Сальвадор на своём ослике поехал за ним. Анхель, не спешиваясь, бесцеремонно въехал в лавочку на своей кобылке, пригнувшись, чтоб проехать в дверь. Кобыла остановилась, махнула хвостом, фыркнула и уткнулась мордой в прилавок. Булочник испуганно воззрился на всадника в широкополой шляпе, затем на прижатого к косяку двери задом лошади монаха. Монахом этим был дон Сальвадор.
- Не могли бы вы, синьор, убрать отсюда свою лошадь? – строго обратился к доктору хозяин лавки.
- Никак нет, - отозвался тот и бросил на прилавок несколько серебряных чешуек. – Лучше дайте мне что-нибудь съестного, на что хватает этих денег.
Булочник пересчитал монеты, искоса поглядывая на лошадиную морду прямо перед ним, затем ещё раз повторил просьбу убрать лошадь и скрылся за дверью. Оставшись наедине с приятелем, дон Сальвадор попросил:
- Анхель, правда, убери лошадь.
- Зачем?
Булочник вынес круглый каравай и протянул его Анхелю. Тот поблагодарил и собрался уже было выехать на улицу, как услышал снаружи какой-то топот, звон бьющейся посуды, хлюпанье грязи и крики множества ослов.
- Какого чёрта там творится, а, Сальвадор? – поинтересовался Анхель и, оборачиваясь, не увидел приятеля в лавочке.
Тот бежал по улице, подобрав полы своего одеяния, за стадом ослов. Капли грязи летели во все стороны из-под его ног. Анхель поглядел ему вслед, зажал зубами каравай, резко сжал уздечку своей лошади и во весь опор помчался за стадом ослов. Очень быстро он обогнал уже выбивавшегося из сил падре и догнал последнего осла. Мантия, как крылья, развевалась за его спиной. Прохожие ошарашенно следили за погоней.  В сером стаде мелькала красная попона – это ишачок дона Сальвадора. Поравнявшись с ним, доктор ловко свесился из седла и одной рукой ухватил ослика под уздцы. Лошадь замедлила шаг. Ослик тоже стал бежать медленнее, но всё ещё порывался высвободиться. Вскоре он и вовсе отстал от стада. Когда же скопище ослов скрылось за поворотом, Анхель и вовсе остановил лошадь, привязал уздечку ишачка к своему стремени, вынул каравай изо рта и оторвал от него кусок.
Тут его догнал дон Сальвадор. Остановившись и отдышавшись, он принялся отвязывать ослика.
- Спасибо, Анхель, - поблагодарил он. – Не знаю, что бы и делал.
- Non omittere, - отозвался врач и протянул ему каравай. – Будешь?
- Нет, - отказался Сальвадор, взбираясь на ишачка. – Ешь.
- Именно поэтому я предпочитаю не оставлять лошадь без присмотра.
Доктор поправил шляпу одной рукой, зажал каравай под мышкой.
- Поехали. Я знаю одно местечко, где можно остаться на ночлег.
Вместе они направились по извилистым улочкам города, грязным, источавшим смрад. Прохожие оглядывались на них: что могло быть общего у монаха и безбожника-доктора? А последний сорвал где-то цветок с белоснежными лепестками и украсил им свою широкополую шляпу. Рыжая кобыла под ним устало переставляла ноги. Он особенно и не погонял её. Дон Сальвадор ехал рядом. Оба молчали.
Анхель остановил свою лошадь под вывеской таверны. Вышедшая ему навстречу девочка улыбнулась ему, взяла рыжую кобылку под уздцы и вместе с ишачком священника отвела в стойло. Доктор вошёл в шумную таверну. Спутник его проследовал за ним.
Подойдя к хозяину, дон Анхель попросил две комнаты – для себя и своего спутника. Хозяин отвёл из наверх, но прежде, чем открыть им двери комнат, сказал:
- Подождите служанку. Она принесёт постель, - и ушёл.
Вскоре пришла та самая девочка, которая и встречала путников. Она принесла сложенные в стопку простыни, расстелила их на кроватях.
- А вы доктор, - догадалась она, поглядев на Анхеля. – Вы, кажется, уже были в нашем городе?
- Возможно, - пожал плечами тот.
- Как же? Вы доктор Анхель из Коимбры.
- Вы совершенно правы, сеньорита, - улыбнулся доктор и, вынув из шляпы цветок, протянул его служанке. – Только теперь я из Томара. Доктор-тамплиер.
Девочка удивлённо поглядела на него, принимая цветок. Щёки её покраснели. Слишком уж обаятелен ей показался доктор-тамплиер. Она растерянно улыбнулась, вставила цветок в густые золотистые волосы, в которых запутались древесные стружки, птичий пух.
- А как же тебя зовут, дитя моё? – спросил доктор.
- Агнеш.
- Агнеш, - повторил Анхель, - агнец. Иди, Агнеш. Мне надо побыть одному.
- Хорошо, - кивнула девочка-служанка и покинула комнату.
Оставшись один, Анхель опустился на кровать, упёрся локтями в колени и спрятал лицо в ладони. Плечи его подрагивали, как будто он бесшумно плакал или смеялся. Так он просидел минут двадцать, затем, отняв от лица руки, взглянул на блестевшие влагой ладони, на которых искрились округлые капли. Как роса. Как маленькие кривые зеркала, они отражали перевёрнутое лицо дона Анхеля: его зелёные глаза, длинный нос и веснушки. Он вглядывался в крохотные тёплые капельки на своих ладонях, как будто пытаясь разглядеть в них собственное отражение. «Я плачу? – думалось ему. – Почему я плачу каждый раз, когда вижу девушку, которая неравнодушна ко мне? Потому что это неправильно. Так не должно быть. Я не должен нравиться девушкам».
Отерев руки о чёрную материю мантии, он поднялся на ноги. Он горел желанием свершить таинство, схожее с магическим обрядом метаморфозы. Оно должно было остаться в секрете: в четырёх стенах, за запертой дверью, за ставнями. Не должен его был наблюдать чужой глаз.
И не видел никто, чтобы доктор покидал таверну, но в комнате его не оказалась, когда Агнеш отворила дверь. На кровати распластались чёрные крылья мантии, рядом пристроилась широкополая шляпа, шоссы, камзол и рубаха.  Девочка осторожно выглянула из-за края двери.
- Доктор Анхель! – позвала она, но никакого ответа не последовало.
Тогда Агнеш вошла в комнату, притворила за собою дверь и огляделась. Комната оказалась совершенно пуста. «Сяду здесь и подожду доктора,» - решила она и села на кровать, отодвинув край лежавшей там мантии.
Ждать ей пришлось почти час, но она не сдвинулась и с места, боясь пропустить приход доктора. Вот наконец отворилась дверь. Сердце Агнеш бешено заколотилось, словно грозясь проломить грудную клетку и прорвать кожу, чтоб выпрыгнуть наружу. Как будто такое могло случиться, девочка прижала обе руки груди. Вытаращенными глазами она смотрела на дверь, которая, как ей казалось, открывалась чересчур медленно.
Девочка ожидала увидеть доктора Анхеля, но вместо него порог переступила женщина. На ней было платье с пышной юбкой, чуть ниже колена и длинные сапоги. Так одеваются жёны рыбаков или просто женщины, живущие у самого океана. Русые волосы её были собраны сзади и удерживались гребнем. Лицо и открытые плечи покрывали крупные веснушки.
- Что ты тут делаешь? – удивилась вошедшая слишком знакомым голосом и воззрилась на девочку пронзительно зелёными глазами.
- Я жду доктора, - смутилась та. – А кто вы?
Женщина прикрыла за собою дверь.
- Я его сестра, - сказала она после недолгого раздумья.
- Вы очень похожи, - заметила Агнеш. – Даже голосом.
Женщина вздрогнула. Зелёные глаза её налились кровью. Лицо покраснело. Казалось, она внезапно впала в ярость.
- Иди вон отсюда!
- Я хочу подождать доктора, - попыталась возразить девочка.
- Считай, я пришёл, - зашипела женщина, понизив тон, и девочке послышался голос самого дона Анхеля.
Она пристальнее поглядела на незнакомку и изменилась в лице: на неё смотрели глаза доктора Анхеля. В животе похолодело оттого, что ей стало понятно: перед нею стоял он сам, только одетый в женское платье. Так почему же и лицом, и фигурой он похож на женщину?
Глаза несчастной Агнеш переполнились слезами. Она быстро сорвалась с кровати, где до сих пор сидела, и метнулась к выходу, но доктор преградил ей дверь.
- Никому не говори, что видела здесь, - попросил он, пронзая бедную девочку строгим взглядом зелёных глаз. – Если хоть словом обмолвишься, я убью тебя. Поняла?
- Да! Да! Выпустите меня!
- Хорошо, - доктор приоткрыл дверь.
Девочка, как кошка, просочилась в образовавшуюся щель и скрылась в темноте коридора. А дон Анхель заперся на ключ и принялся стирать с лица белила и румяна, распускать волосы, снимать платье и сапоги. К ужину он уже был в своём более привычном обличье: шляпа, чуть закрывавшая лицо, мантия, надетая поверх камзола и рубахи и шоссы.
Он сидел в таверне и с аппетитом уплетал куриную ногу, попутно рассказывая сидевшему рядом дону Сальвадору:
- Самую вкусную жареную курицу я ел года два тому назад, когда в одном городе бушевала чума. Мы сжигали привезённые трупы. Я очень проголодался и не нашёл ничего лучше, как насадить кусочек курочки на попавшуюся под руку палку и поджарить на костре. Это действительно было довольно приятно на вкус, только слишком долго пришлось ждать.
Падре с опаской поглядел на приятеля.
- Я тоже ем, - напомнил он.
- Всё время забываю, что не все люди переносят мои рассказы! – улыбнулся врач.
Знал ли он, что бездыханное тельце Агнеш лежало на лесной тропинке, ведшей к озеру, головой на камне? Знал ли он, что в светлых волосах девочки запекалась кровь, и алая струйка змеилась вниз по серому булыжнику? Знал ли он, что застекляневшие глаза пусто смотрят на стволы сосен? Возможно.

Песнь 4.
Доктор и падре покинули таверну ранним утром, когда кухня ещё не работала, так что оба остались без завтрака. Они направились по узким улицам, предназначавшимся для того, чтобы уберегать людей от палящего солнца, к окраине города – туда, где начинался лес. Туманная дымка опустилась на город, ласточки парили над крышами. Дон Сальвадор, борясь со сном, правил ишачка по хлюпающей трясине улицы. Рядом ехал доктор, изредка бросая грустные взгляды на спутника. Он всегда смотрел так только на Сальвадора. Уже в университете он замечал этот взгляд. Так Анхель смотрел лишь на него одного: грустно, задумчиво, восхищённо, нежно.
Копыта кобылки и ослика увязали в грязи, как в болоте.
- Жуткий запах, - заметил Анхель, до сих пор молчавший, и резко дёрнул ремешки уздечки.
Лошадь встала на дыбы, затем ударила передними копытами в землю и понеслась во весь опор. Ишачок падре Сальвадора поторопился за нею.
Вот и городская стена осталась позади. Путники въехали в лес. Ветер принёс