Как долго продолжалась борьба между жадностью и жаждой! Внезапная решимость озаряла его лицо, из вместительного кармана извлекалась смятая пачка денег. Тщательно отмусоливались три бумажки. Остальное, также тщательно, пряталось в карман. Три бумажки аккуратно разглаживались на ладони, разворачивание уголков банкнот доставляло особое удовольствие владельцу денег. Закончив эту длительную процедуру, видимо так нравившуюся ему, он поднимал голову, жадно облизывал пересохшие губы и, крепко сжав купюры в ладони, делал решительный шаг к аппарату с прохладной газировкой и вдруг замирал, озаренный какой-то, неведомой окружающим, мыслью…
Его руки начинали вздрагивать, двумя ладонями он хватал деньги так, будто их кто-то пытается отнять, сминал их в комок, засовывал глубоко в карман и, тяжело вздыхая, как измученное огромное животное, медленно возвращался в тень от крыши остановки автобуса, останавливался, не поворачиваясь, опустив плечи. Автобус все не шел…
Через некоторое время следовал медленный разворот лицом к аппарату. Потом начинались с редких и кратковременных, становились все более продолжительными и страстными страдальческие взоры на беспечно пьющих газировку, сменяя друг друга со скоростью карусели, людей. Его одолевали сомнения. Мучительно и назойливо заявляла о себе жажда. Нещадно светило июльское солнце. Плавился асфальт. А автобус все не шел…
Он пытался отворачиваться, но аппарат с бурлящей прохладной водой словно притягивал его взгляд. Манило сверкание влаги и мерцание пузырьков в стаканах их счастливых обладателей. И он снова, бесконечно мучаясь, лез в карман, доставая комок банкнот…
Это продолжалось минут двадцать…Он так и ушел пешком, зажав в потной ладони смятые деньги, не выпив ни капли живительной влаги…
Если бы его взгляд обладал способностью плавить металл, я осталась бы без рабочего места…
