Сергей Ведерников
Пятицарствие Авесты
Часть первая
Осознание
Он знал, что спит. Он знал, что должен проснуться, но тело и сознание словно свело судорогой, и ничего нельзя было поделать с собой, с ужасом, охватившим его. Это было не видение, это было ощущение почти физическое, почти осязаемое, ощущение неизвестно чего, но чего-то материального, что нельзя было определить, но это что-то тянулось и тянулось бесконечно и обязательно должно было порваться, оборваться, кончиться. Бесконечность длящегося: годы, столетия, вечность — неизбежность обрыва и ужас, бесконечный ужас, переполняли его; и он закричал. Он кричал и кричал, пока его не растолкала Лу, проснувшаяся от его крика и со страхом смотревшая на него, а рядом хныкал её ребёнок. С другой стороны беспокойно шевелились Ра и её подрастающие дети.
Он приподнялся, Лу прижала ребёнка к груди, съёжилась и затихла. Укрыв их пересохшей козьей шкурой, встал и, осторожно переступая через спящих, пошёл к выходу из пещеры. Старый, скрюченный от болезни Го, с единственным слезящимся от дыма глазом, стоя на коленях, раздувал почти потухший костёр, подкладывая в него хворост здоровой правой рукой, тогда как больная и потому высохшая левая беспомощно висела вдоль туловища. Од помог ему в его хлопотах и, когда костёр разгорелся, подбросил в огонь сушняк потолще, а старый Го виновато улыбнулся и улёгся на своё место, неподалёку от костра. Он уже третью ночь бессменно следил за костром, а заснув от усталости, чуть было не потушил огонь, что и случилось бы, не закричи со сна Од, чем и разбудил старика.
Костёр горел ровно, дыма в пещере стало меньше, съёжившиеся от холода люди, согреваясь, начали распрямляться. Од вышел из пещеры. Слева, сквозь пелену тумана, просвечивал горизонт готовым к восходу солнцем, а внизу, под каменной осыпью перед пещерой, шумела в тумане река на перекатах. Было довольно холодно, и Од забеспокоился от ощущения того, что они, видимо, рано поменяли сезонную стоянку. Хотелось есть, но об этом не стоило думать до полного рассвета, когда можно будет наловить моллюсков, а если повезёт — черепах и змей, когда будет потеплее.
Од решил спуститься к реке и попить, чтоб не так сильно мучил голод, но вдруг снизу донеслись какие-то странные звуки, и эти посторонние звуки временами нарушали привычный для уха шум реки; забеспокоившийсь, вернулся в пещеру, взял один из сложенных в кучу у входа дротиков и спустился к реке, а скоро сквозь не очень густой туман уже различал голый и невысокий противоположный берег. Он опустил ногу в воду — она была теплее камней на берегу, но желания войти в неё не было. Выше по течению снова раздались непонятные звуки, и Од, внимательно вглядываясь в туман, двинулся вперёд, чтоб, пройдя до первого отмеченного взглядом валуна, понять, что это были за звуки. Пробежав ещё некоторое расстояние, прыгая по камням, он различил в начале порога слабо шевелящуюся в воде раненую лошадь и ликующе закричал, словно над своей добычей, а затем быстро вернулся в пещеру, где проснувшийся Ро уже стоял у входа. Од быстро объяснил ему, в чём дело, и они разбудили мужчин-охотников, а потом, торопливо спускаясь к реке, Од подумал, что, с тех пор как погиб Оз, их стало меньше, чем пальцев на обеих руках.
Лошадь была ещё жива. Застряв между валунов с приподнятой мордой, она, не имея сил освободиться, не могла и захлебнуться. Охотники окружили её, уже не сопротивлявшуюся, за ноги, за хвост вытащили на сухой берег.
Это был старый жеребец, смертельно раненный соперником или покалеченный при переправе табуна, и было очевидно, что табуны снова остановились в этих местах и людям не придётся менять стоянку весь сезон.
Ор поднял копьё, чтобы ударить жеребца, но Од решительно остановил его, тот оскалился, показывая, что готов к ссоре, однако Ро мрачно посмотрел на него, и он отодвинулся; потом Ро ударил копьём в горло жеребца, который слабо дёрнулся и остался неподвижен. Ро встал на колени, выдернул копьё из раны и припал к ней, а Ор нервно переминался с ноги на ногу. Сделав несколько глотков, Ро зажал ладонью рану и взглянул на Ода, но тот отрицательно мотнул головой и отступил назад, а Ор радостно упал на колени и впился в рану; когда же дошла очередь до последнего охотника — это был Од, — кровь уже иссякла, но и он достаточно утолил свою жажду и голод. Жеребец потерял много крови ещё раньше, и хотя охотники не насытились вдоволь, но были довольны тем, что им перепало, и Од чувствовал, как тепло разливается от живота по всему телу и приятная слабость охватывает мышцы, туманя сознание.
И всё же ему было скверно. Скверно от того, что уступил право второго, и хотя поставил себя на особое место, исключающее соперничество, он не мог рассчитывать, что Ор не вообразит, что завоевал место второго по праву, а когда Од пил кровь, то спиной чувствовал злобный взгляд Ора и потому знал, что когда-нибудь в такой момент тот может ударить копьём. После того как погиб Оз, Ро был третьим по положению охотником в роду, а первенство оспаривали Од и Ор; но Ор добровольно не захотел бы уступить своё право быть вождём, и Од понимал, что такой вождь, как Ор, погубит род или, во всяком случае, принесёт ему много горя. Стычка была неизбежна, и это происходило в тот момент, когда приближалось время охоты, а охотников в роду и так было немного, поэтому Од предложил выбрать вождём Ро; Ор между тем яростно запротестовал, но Ода поддержали многие члены рода и несколько охотников при молчаливом невмешательстве остальных. Ро был хорошим, справедливым вождём, и при поддержке Ода и сторонников его власть была прочна, однако Од понимал, что Ор не успокоится и будет стремиться стать вождём, а главное препятствие на его пути — он.
Когда принесли кремнёвые ножи, выпотрошили и освежевали тушу, солнце уже поднялось достаточно высоко, туман рассеялся, а разбуженные кем-то остальные соплеменники высыпали из пещеры и возбуждённо столпились около туши; но даже дети, не находившие себе места от нетерпения, не смели прикоснуться к ней. По приказу Ро внутренности животного разделили на четыре части, две из них отдали старикам и женщинам с малыми детьми, ещё одну — женщинам с грудными детьми и подросткам, а четвёртую — охотникам, каждый откусывал от общей доли кусок и передавал её другому. Тем малым, что им досталось, нельзя было насытиться, но люди несколько утолили голод, а тушу на шкуре перенесли в пещеру, соорудили вертел, и вскоре пещера наполнилась пьянящим запахом жареного мяса. У всех было праздничное настроение — после долгих полуголодных дней перехода им наконец-то улыбнулось счастье. Остывшую тушу разделили, как и прежде, и приступили к трапезе, где один из членов группы отрезал большой кусок мяса, откусывал от него, сколько мог прожевать и проглотить, и передавал другому; в таком порядке проходила еда без больших ссор и обид, лишь дети несколько капризничали, но потом и они успокоились, насытившись. Заметив, что в группе женщин и подростков мясо кончается раньше, чем у остальных, Ро отрезал большой кусок от доли охотников и передал им; хотя Ор и посмотрел недовольно, но и он не посмел возражать.
После еды Од прилёг на то место, где спал ночью. Он плохо выспался из-за того сна, когда его разбудила Лу, при этом у него было подозрение, что это не совсем сон, поскольку нечто похожее с ним случалось в детстве, запомнившись на долгие годы. Рядом присела Лу, кормя грудью ребёнка, а её длинные светлые волосы местами прилипали к потной белой спине — в пещере было жарко, — и Од смотрел на её умиротворённое привлекательное лицо, на её пухлую грудь кормящей женщины, на тугие бёдра, и в нём зарождалось желание. Мотая из стороны в сторону возбуждённым фаллосом, к Лу подошёл Ор и взял её за плечо, она взглянула на него, потом вопросительно посмотрела на Ода, он же, приподнявшись, скинул руку Ора с её плеча, а тот выпрямился было угрожающе, но, успокоившись, отошёл к группе женщин, откуда сейчас же донеслось хихиканье и игривый смех. Лу передала ребёнка подошедшей Ра, принесла большую лошадиную шкуру и, укрыв ею Ода, юркнула под неё сама.
После короткого послеобеденного сна Ро послал четверых охотников в два соседних рода, принадлежащих к тому же тотему лошади, чтобы договориться о начале большой охоты, тогда как остальные занялись своими делами. Вода в речке уже несколько прогрелась, поэтому женщины и подростки отправились на ловлю моллюсков, рыбы, черепах, хотя и не было надежды, что последние уже появились, а старухи отправились в лес собирать хворост и сушняк. Здоровых и крепких стариков-мужчин в роду не было, а были лишь трое калек, включая одноглазого, однорукого Го, и двое из них тоже ушли за дровами, пещера опустела, лишь дремал у костра старый Го да тихо лежала в стороне заболевшая после перехода одна старуха, укрытая шкурами.
Ро собрал оставшихся охотников и повёл их осматривать местность — нужно было выяснить, где пасутся табуны лошадей. Они вброд перешли реку, а за ней начиналась знакомая им местность, и это были бескрайние просторы с редкими островками негустого леса, одиночными деревьями да кустарниками — край быстроногих скакунов. Охотники направились к месту прежнего водопоя табуна и через некоторое время заметили следы лошадей, а немного позднее увидели весь табун на водопое; потом, укрывшись за кустами, долго наблюдали за ним. Было не жарко, лошадям не досаждали мухи, поэтому они не заходили в реку далеко и пили неторопливо, словно нехотя, а напившись, выходили на берег, катались на спине или лежали, отдыхая. Молодняка в табуне ещё не было. Ро подал знак, охотники незаметно отступили, зная теперь, что табун не поменял пастбища, а нападать на него в этой ситуации было бесполезно, опасно и бессмысленно, потому что самым худшим последствием было бы то, что лошади оставили бы водопой и привычные для них и охотников пастбища. К вечеру вернулись охотники, посылаемые к соседям, с сообщением, что род Зора готов начать охоту и уже связался со своими соседями рядом, но второй соседний род не удалось обнаружить — на прежней стоянке его не было, и это несколько встревожило охотников.
После ужина, состоявшего из того, что удалось собрать женщинам и подросткам, Ро собрал охотников, приказал взять несколько головней и, держа на вытянутых руках голову убитой утром лошади, в сопровождении всего рода направился в дальний угол пещеры, где стал на колени и опустил ношу на пол. Неподалёку виднелось несколько лошадиных черепов — каждый год люди оставляли здесь голову первой главной добычи в этих местах. Они жили рядом с лошадью, за счёт лошади, поэтому она была как бы членом их коллектива, их рода. Ро уложил вокруг лошадиной головы несколько поданных ему камней и, не поднимаясь на ноги, начал отползать назад, остальные попятились вместе с ним, а он пятился до тех пор, пока неровный свет головней позволял видеть место захоронения.
В пещере воцарилось необычное бесшумное возбуждение; все знали, что с утра наступит особый день, поэтому женщины не отходили от мужчин. Утомлённый ласками Лу и Ра Од устало лежал в полутемноте пещеры, где рядом посапывала спящая Ра, а Лу кормила грудью ребёнка, между тем как на свету, около костра, сидели
Помогли сайту Реклама Праздники |