и имеет на это право.
— Мой знакомый! Из сорок седьмой школы. А что? — с вызовом спросила она.
— Как его зовут? И кто его родители?
— Дмитрий Рокотов. Папа полковник, как ты. Только еще не в отставке. Мама завуч в его школе. И я его люблю — так и знай.
— А не рано ты начала этим заниматься? Может, сначала хоть в институт поступишь?
— Ничем таким я не занимаюсь! — У Маринки от возмущения на щеках выступили красные пятна. — И в институт поступлю, можешь не сомневаться. Он, кстати, тоже туда собирается. Лучший программист города. Победитель олимпиады, между прочим.
— Митя, иди сюда, — позвала мать из кухни. — Оставь ее в покое. Раздевайся, дочка, небось, вся промокла.
— Ничего я не промокла, я же с зонтом.
Маринка разделась, прошла в свою комнату и выглянула в окно. Он стоял на том же месте и, задрав голову, смотрел на ее окна. Счастливо засмеявшись, Маринка постучала в стекло и помахала ему рукой. Он послал ей воздушный поцелуй и только тогда пошлепал по лужам к воротам. В душе у него все пело.
Как хорошо все сложилось! — радовался Дима. — Какая чудесная девушка! Чистая, как росинка. Повезло мне. Теперь такая девушка редкость. Буду с ней встречаться. А потом, может, и женюсь. Надо ее с мамой познакомить — она в людях разбирается, как никто другой. Если одобрит, точно женюсь. Года через три. Или два.
А у Маринки зазвонил телефон.
— Мой совет: до обрученья не целуй его, — голосом Мефистофеля пропел Гена. — Ну, как ты? Вся в процессе?
— Подглядывал? — взмутилась Маринка. — Как не стыдно!
— Зачем подглядывать? Я любовался открыто. Вы же стояли, как на сцене. А все жильцы — как на галерке. Сплошной театр! Ну давай, рассказывай.
— Гена, все замечательно! Он мне в любви объяснился. Представляешь?
— Сам объяснился? Как это было?
— Ну, он меня поцеловал - а я спросила: “Ты меня любишь?” А он сказал: “Ну конечно, люблю, очень люблю!” И еще повторил: “Люблю, люблю, люблю!”
— Значит, напросилась?
— Гена, ну зачем ты так? Все настроение испортил. Почему напросилась? Я же его за язык не тянула. Он говорит: раз целую, значит, люблю.
— Ничего это не значит. Целовать это одно, а любить — совсем другое. Мало ли кто кого целует.
— А ну тебя. Тебе просто завидно — вот что я тебе скажу. Он меня любит — я в этом уверена. Ты бы видел, какое у него было счастливое лицо.
— А он тебя не спросил, любишь ли ты его?
— Нет, а зачем? Это же и так видно.
— Все равно, плохо, что не спросил. Лучше, если он будет хоть чуть-чуть в этом сомневаться.
— Вот уж чего-чего, а притворяться я не умею. Ну тебя! Не хочу больше слушать.
И она положила трубку.
