Хлеб

            Возвращаясь из булочной с тёплым ещё хлебом, я с горечью обнаружил, что ключ оставил в квартире. Растяпа! Придётся целый час ждать правнучку из школы. Хотел приготовить Светлане чего-нибудь вкусненькое на обед, а вот - торчи в сквере!
Хотя чего готовить?! Есть суп с курицей, картошка с сосисками, кефир и фрукты... Не пропадёт ребёнок!
           Мысленно собирая обед, я, сам того не замечая, отщипнул подрумяненную корочку батона и стал её есть. Пахнуло хлебным запахом - удивительно вкусным, пьянящим, сытным... Я отщипывал от батона кусочек за кусочком и ел его с удовольствием - без масла и чая, без молока, ел всухомятку, смакуя и радуясь, как не часто приходилось есть в своём военном детстве. Даже подумалось: а вдруг из-за кустов выбежит соседский Петька и требовательно крикнет:
         - Чур, делись!
         Жалко. Но половину хлеба придётся отдавать.
         Таков был Закон. Неизвестно, кто его придумал и кто отменил потом. Наверно, - война.
         Выйти на улицу с ломтем хлеба было рискованно. Но и престижно показаться с хлебом, как, скажем, теперь престижно выйти с «крутым» смартфоном
         Хлеб выпекали наполовину с тёртой картошкой, если она была. А то и с просяной лузгой или с лебедой... О том, что существует белый хлеб мы и понятия не имели. Когда с фронта демобилизовался раненый Петькин отец, по деревне слух прошёл:
          - Клеванки килограмма три привёз.
          - Да что вы говорите?!
          - А что такое - клеванка?
          - Да - сеянка.
          - А сеянка - что?
          - Ну - мука белая. Пшеничная мука.
          - Ну и ну! Вот счастье-то!
          На другой день мы долго подстерегали Петьку, не выдержит ведь, выйдет с белым хлебом на улицу похвалиться. Нам не то, чтобы хотелось попробовать, а хотя бы посмотреть: какой это такой – белый хлеб?!
Наконец, Петька вышел. Гордый и важный, будто индюк надутый, он прошёл мимо нас с ломтём белого хлеба, как с флагом - не подступись! Боже, да разве бывает такой совершенно белый хлеб?! Без картошки, без лузги и лебеды, не ржаной, а чисто пшеничный - ноздреватый с румяно-поджаристой корочкой... Вот бы попробовать, вот бы намять эту белизну за обе щёки! Но никто из нас не крикнул: «Чур, делись!» будто держал Петька не ломоть хлеба, а нечто святое, неприкосновенное, чем невозможно поделиться.
А был-то у него всего-навсего белый хлеб. Да и не такой уж белый. И ломоть-то - хилый: на два-три глотка - не больше.
           Нахвалившись, наконец, своим ломтём-флагом, Петька сбросил вдруг надутость и важность, Петька снизошёл без всякого «Чур. делись!». Он разломил кусок хлеба пополам.
            - Нате. Это тебе, Витян, а это тебе, Катюшка. Ешьте!
            - А себе?
            - Мне не надо. Мы этого хлеба объелись.
            Ну и хвастун! Да разве можно объесться!
           Сам-то Петька заморыш тоже, одни уши да нос торчком...
          Я осмотрел хлеб со всех сторон: надо же такой белый; я сжал его в руке - он мягкий, податливый; я лизнул хлеб - не корявый - без лузги. А как его есть? Можно одним глотком: раз - и нету. Так собаки едят, они вкуса не понимают, не смакуют, лишь бы брюхо набить. Нет уж! Мамка научила есть иначе: понемногу, по чуть-чуть. Пользы больше.
          Вкус белого хлеба буквально одурманивал меня. Ещё кусочек с корочкой, ещё чуточку мякиша... Какая прелесть! Какая вкуснятина! Какое счастье на земле - есть хлеб!
          Было это очень давно, но вкус белого «Военного» хлеба не забылся. Такого хлеба мне больше не приходилось есть. Иногда я подолгу рассматриваю несказанные богатства в булочных: хлеб заварной, богродинский, орловский, измайловский... батоны нарезные, батоны с изюмом к чаю... пирожки, булочки, пышки, плюшки и ватрушки... - радость на душе. Но всё - не то.
          - Небось, всю муку испекли? - спросила Катюшка, отправив в рот последнюю крошку хлеба.
          - Да нет, - ответил Петька. - Осталась ещё. Мамка лапшу натереть хочет. Выходите под вечер, я вам кружку лапши молочной вынесу...
          И зачем всё это всплыло в памяти?! Вспомнилось, как привиделось. Тугой комок подступил к горлу. Подбежала Светлана, и я едва успел смахнуть набежавшие слезы.
          - Ты чего, дедуля? - удивилась девочка половине съеденного батона.
          - Да вот дверь захлопнул, растяпа...
           - А шоколадку ты мне купил?
           - Купил, купил, конечно, купил. - виновато (а почему - не знаю) засуетился я.
           - С орешками?
           - С орешками.
           Я привлёк девочку к себе, прижал её плечики к своей груди. «Счастливая... Не потянулась ведь к хлебу. Да и что такое - хлеб?! Ничего! Он, как воздух, он - всегда. Его, как и воздух, не замечают, пока он есть, пока его вдоволь».
           - Ты чего, дедуля, плачешь, что ли?
           - Да, нет, с чего ты взяла, Светик? Пыль глаза запорошила…