Дырявая сковорода

Через каждые десять лет по одному сборнику рассказов – такая «производительность» моего писательского труда.
Собираясь к сестре в деревню, я заглянул в кладовку.  Тиражи и первого сборника рассказов, и второго, и третьего не полностью ушли к читателям. «Валентине хоть немного книг поубавлю».
Раньше я как-то стеснялся дарить сестре свои сборники. «Подумаешь, писатель нашёлся!». Валентина всю жизнь проработала дояркой. По России текла её молочная река.  А я - далеко не кисельный берег той реки.
На въезде в Красавку мне встретилась Валентина. Она возвращалась с большой своей сковородой от старшей дочери.
- Да Зина попросила напечь блинчиков, - отдышавшись от волнительной встречи и от поцелуев, объяснила она. – Нынче у неё очередная годовщина новоселья…
Никто во всёй Красавке не печёт блинчики лучше моей сестры. Они получаются у неё тонкие поджаристые пахучие и большие, потому что сковорода большая.
Чугунную сковороду эту Валентина унаследовала от матери лет сорок тому назад. Говорят, что именно в сковороде причина её успеха. Наверно, так и есть. Иначе разве стала бы она ходить то к одной дочери, то к другой, то к третьей со своей-то сковородой? В домах дочерей сковороды и получше имеются. А она со своей старинной «чугункой», как с гитарой то в один конец Красавки, то в другой, то в третий…
Валентина ничего кроме блинчиков, блинов и оладий на этой сковороде не готовит. И это один из  секретов её замечательной стряпни.  Она уж давно позабыла пословицу, что первый блин комом. Не бывает у неё такого. Сковорода всегда готова к применению. Валентина лишь смажет её растительным маслом и только успевает снимать  поджаристые блинчики. Иной раз кажется, что они сами по себе соскакивают со сковороды и ложатся на чистое льняное полотенце. Приятный аппетитный запах от них распространяется по всему дому.
- Это сколько ж, Валя, можно съесть этой прелести?! - сажусь я за стол с приезда.
- Да ешь, сколько хочешь! Подумаешь невидаль, какая?! - Сестра подвигает ближе ко мне стопу блинчиков, сметану, сливки, масло, творог и мёд. – Ешь, с чем хочешь.
Блинчики тонкие-тонкие и ровные ни единого запеченного комочка.
- Ты, наверно, тесто миксером взбиваешь? – интересуюсь я.
- Да каким миксером?! Я про него и знать-то ничего не знаю. По старинке «венчиком» размешиваю, а потом жидкое тесто через сито пропускаю.
- Ну, вкуснотище! – нахваливаю я блинчики.
Я сворачиваю их клинышком, окунаю то в растопленное сливочное масло, то в сметану, то в мёд или в сливки.
- Ну, молодец, Валя!  Тебе бы в Москве, в доме литераторов,  угостить писателей такими блинчиками. Сочинители захвалили бы тебя.
- Да зачем Москва, Витя? Меня и в деревне многие хвалят. А больше люди интересуются: почему блинчики хорошие получаются…
- Ну, и почему, Валя, если не секрет?
- Секрета нет. Я объясняю всем, что у меня дырявая сковорода, оттого и блинцы удаются.
- Как это?
- Да очень просто. Я говорю, что сорок лет лью тесто в материнскую чугунную сковороду, а ещё ни одного блинчика не осталось. Дырявая сковорода.
Сестра посмотрела на меня пристально: понял ли я её мудрость.
- Да ты доедай последний блинчик, Витя. Последний – самый вкусный. А если не наелся, я ещё мигом тесто заведу. Говорю же: сковорода дырявая…
Съел я и последний блинчик. А потом под вечерние деревенские звуки долго размышлял на терраске о людях, об их способностях и талантах. Вспомнилась кладовка моей городской квартиры. Это сколько ж надо заниматься познанием жизни, сколько ж надо работать над словом, чтобы однажды кладовка «прохудилась». И сколько не пиши, сколько не издавайся, в кладовке – ни одной книжки. Кладовка «прохудилась», в кладовке свирепствуют «сквозняки».