- Прочь!
Я и глазом моргнуть не успела, как гадалка, схватив меня за плечо худыми скрюченными пальцами, вытолкнула за дверь. Следом за мной выбежали нервно хихикающие подруги – инициаторы неудавшегося похода к местной знаменитой ведунье бабе Варе. Странно: для моих приятельниц старуха безропотно раскинула карты, но стоило подойти к столу мне…
Гадалка затряслась, как сломанный вентилятор, на губах выступила пена, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Бабка завопила с силой иерихонской трубы, требуя, чтобы я немедленно покинула ее дом.
- Наверное, она тебя узнала и решила, что ты собираешься про нее статью в газету тиснуть, - предположила одна из моих подружек. – Я, между прочим, у гадалки в прихожей на журнальном столике подшивку «Ведомостей» видела. Напрасно ваш редактор велел каждую статью в газете снабжать фотографией автора. Никакой личной жизни для корреспондентов!
Все верно. Наш Каштан, а точнее, Константин Ашотович Тан, редактор городской газеты, в которой я имею честь служить, побывав на очередных курсах повышения квалификации, уверовал, что для-ради повышения рейтинга издания необходимо показать народу, то бишь читателям, авторов, чтобы последние были узнаваемы и любимы своей аудиторией. Мне лично такое «узнавание» пока выходит боком. Ни в булочную спокойно зайти не могу, чтобы на меня не вывалилась очередная порция жалоб от населения (есть еще наивные люди, которые по-прежнему считают СМИ четвертой властью), ни, как теперь выясняется, к гадалке…
- Не горюй, Люда, - старались приободрить меня подруги, - мы в следующий раз на сеанс гадания в другой город съездим. Чтобы «фанаты» не докучали.
Я усмехнулась:
- Не слишком и хотелось слушать всякую лабуду от выжившей из ума маразматички. Зря я поддалась на ваши уговоры. Так что все к лучшему!
Мы уже выходили за ворота двора, как гадалка выползла на крыльцо и окликнула меня:
- Эй ты, журналистка! Как тебя там… Потапова! Умывайся святой водой и как можно тщательней промывай глаза. Да не пялься понапрасну ночами на чужие окна. Ну, чего вылупилась?
Я и в самом деле «вылупилась»: более нелепого совета я в своей жизни еще не слышала. Умываться святой водой! Не заглядывать в чужие окна, да еще ночами! Нет, как вам это нравится? Старуха точно малость чокнутая.
Через неделю, когда уже почти забылся неприятный инцидент, я встретилась в продуктовом магазине с этой самой гадалкой. Взяв с полки пакет кефира, я повернула было к кассе, но столкнулась со старухой, которая, оказывается, стояла за моей спиной, опираясь на обшарпанную, бывшую когда-то полированной, палку.
- Ну, - ядовито сказала гадалка, - в церковь ты не ходила и святой водой по моему совету не умывалась.
- Какое вам дело? – грубовато ответила я.
- А такое… Видно, нравится тебе быть в прислужницах у костлявой. Чего морщишься? Думаешь, бабка из ума выжила? Психушка по мне плачет, да? А то, что по твоей милости люди раньше срока на тот свет отправляются, нисколько не тревожит знаменитую журналистку?
Пакет кефира упал на пол. Откуда? Откуда старая ведьма узнала, что несколько героев моих публикаций, кстати, отмеченных повышенным гонораром, действительно умерли, причем преждевременно?!
Я хорошо помню Никифоровых, победителей конкурса «Семья года», про которых три месяца назад написала статью. Мне очень понравились и Николай, спокойный, уверенный в себе мужчина, и его жена Галина, пампушка-хохотушка, и их очаровательные сыновья-близнецы, девятилетние Павлик и Степа. Никифоровым тогда, на конкурсе, вручили путевку в один из Черноморских санаториев. Я искренне радовалась за эту семью, где каждый жил заботой и любовью друг к другу. А через месяц узнала, что Николай и сыновья поехали кататься на катере, но внезапно налетевшая буря перевернула легкое суденышко. Несколько пассажиров, в том числе и Никифоров-старший с детьми, утонули. Галина не сумела справиться с обрушившейся на нее трагедией и сошла с ума. Несчастную женщину поместили в психоневрологический интернат, из которого она уже никогда не выйдет.
Я до сих пор помню двадцатилетнего пианиста-самородка, которому прочили звездное будущее и овации в самых знаменитых залах мира… Бедняга скончался от инфаркта прямо за роялем, дома, за разучиванием музыкальной пьесы. Владимир Зеленских. Так звали этого мальчика. За неделю до его смерти я подготовила с ним интервью для нашей городской газеты.
Не забыть мне и Свету Порошину, восемнадцатилетнюю студентку политехнического института, ставшую стипендиатом премии губернатора области. Какая светлая голова была у этой девочки! Такие умницы и красавицы вообще редко на свет рождаются, а награждая Светочку талантами, бог расщедрился. Но… через три дня после выхода номера «Ведомостей» со статьей о Порошиной какой-то психопат зарезал Светлану в подъезде ее собственного дома.
Еще…
- Вспоминай, вспоминай, - приободрила гадалка, покалывая меня маленькими колючими глазками. – Всех своих жертв вспоминай.
- Вы сумасшедшая! – прошипела я, невольно оглядываясь по сторонам: еще не хватало, чтобы покупатели услышали странный разговор.
Та рассмеялась, словно прокаркала:
- А, ты тешишь себя иллюзиями, что все эти смерти – простое совпадение? Нет, милочка, ты уже давно на службе. С тех пор как… - Старуха пожевала губами: - Ну да, как написала статейку про гибель пятилетнего ребенка в канализационном люке. Месяца четыре с тех пор прошло, не ошибаюсь?
Я отшатнулась. Опрометью бросилась из магазина, а вслед неслось:
- Умойся святой водой. Умойся…
- Бред сивой кобылы!
Так заявила коллега и подруга Таня Сизова, которой я рассказала о встрече с гадалкой:
- Надеюсь, ты всерьез не считаешь себя прокаженной?
- Не знаю…
Я задумчиво вертела в пальцах карандаш.
- Помнишь, я несколько дней назад ездила в психоинтернат на интервью с главврачом? Ничего интересного, в общем-то. Но я видела тогда Галину Никифорову.
- Никифорову? – Сизова прищелкнула пальцами, вспоминая. - Кажется, на конкурсе «Семья года» у нас победили Никифоровы, а потом разбились на самолете…
- Утонули в море, - поправила я подругу. – Да, Галина осталась одна после смерти мужа и детей. И сошла с ума.
- Несчастная женщина, - пробормотала Татьяна. – Ну и что?
- Я как раз выходила из больницы, а Галину нянечка с прогулки в палату вела. Никифорова меня узнала! Она вырвалась из рук санитарки, кинулась ко мне и прошипела: «Ведьма! Это ты моих родных со свету сжила! Будь ты проклята!» Знаешь, в этот момент она не показалась мне безумной! В ее глазах плескалось только безраздельное горе и уверенность, что именно я – причина всех ее страданий!
- И ты, конечно, в тот же миг поверила, что своим «волшебным пером» свела целую семью в могилу? – коллега громко хохотнула. – Нельзя же быть настолько впечатлительной! Ты еще сходи к священнику, исповедуйся!
- Я ведь и вправду хотела зайти в церковь, взять святой воды. Но и за ограду зайти не смогла: ноги точно к земле приросли, и никак! Голова закружилась, как на карусели, все перед глазами поплыло. А стоило повернуться к церкви спиной – все словно рукой сняло. Танька, может, меня сглазили? Я, конечно, в такое не верю… Не верила до сих пор, но чем черт не шутит?
- Ты, Потапова, совсем…
Подруга покрутила пальцем у виска. Я посмотрела на ее палец и замолчала. А ведь хотела рассказать, что меня особенно мучило последний месяц – чужие окна. Точнее, их призрачный красновато-фиолетовый свет. Я видела этот свет в некоторых окнах, когда проходила по городу и мельком бросала взгляд на многоэтажки. Независимо от времени суток: утром, днем или вечером. Этот красновато-фиолетовый свет меня нервировал; я догадывалась, что это не просто свет. Там, за чужими окнами скоро появится смерть. Если окно воспалилось красновато-фиолетовым заревом – через день-другой кто-то из жильцов этой квартиры отправится на погост. Но я не виновата, что я это вижу!
Переворошив подшивку «Ведомостей», я нашла свои статьи за последние четыре месяца, затем проглядела некрологи на последней странице и с ужасом обнаружила, что чем праздничнее и радостнее я писала о человеке, тем меньше у него оставалось шансов на жизнь. Я съездила по адресам своих недавних респондентов, и, глядя с улицы на окна их осиротевших квартир, с душевной болью разглядела отголоски красновато-фиолетовых отблесков.
Мне казалось, я действительно схожу с ума. Я начала отказываться от интервью и статей и уговорила ничего не понимающего Константина Ашотовича перевести меня в отдел писем. Наш Каштан – в общем-то, добряга, и он, видимо, решил, что у подчиненной просто сдали нервы. От стресса. А я никак не могла объяснить ни редактору, ни коллегам, что начала бояться своей профессии: мне чудилось, что очередной герой моей публикации обязательно умрет. И это уже не будет случайностью, совпадением. Я – тот проводник в мир теней.
Каштан, видя мое состояние, предложил пойти в отпуск. Я с радостью согласилась.
Мгновенно написав заявление и бросив на стол начальнику, я выскочила из редакции, и ноги понесли меня в парк. Я присела на лавочку, прикрыла глаза. Хоть здесь нет никаких многоэтажек… Нет никаких окон.
- В церкви, вижу, так и не была?
Я вздрогнула. Отомкнула веки. Передо мной стояла старуха-гадалка.
- Вы что, преследуете меня? – я хотела закричать, но из горла вырвался жалкий шепот.
- Меня зовут Варвара Михайловна, - представилась старуха и подытожила: - А ты – Людмила Потапова. Журналистка. Работаешь в газете «Ведомости».
- Ну и что?
- Много заметок-то накропала? – продолжила допрос моя мучительница.
- Нет. Больше не пишу. Боюсь, - сама не зная почему, призналась я.
Старуха покивала седой головой, погрозила пальцем:
- И сколько окон ты насчитала за последнее время? – вдруг спросила она.
Я тихо охнула.
- Откуда… вам все известно?!
- Конечно. Я могу тебе помочь. Если… ты будешь искренна.
Язык сначала еле слушался. Но слово за слово, и я начала рассказывать о своих страхах полоумной бабке. Может быть, потому, что она единственная знала, что странные смерти всех героев моих публикаций за последние четыре месяца как-то связаны с моим проклятьем? Знала, как избавиться от этого чудовищного дара? Она дала совет, к которому я не прислушалась. И даже если гадалка все-таки сумасшедшая, то хуже мне уже не будет. Мне и так каждую ночь сняться мои жертвы. Они плачут и укоряют меня в своей безвременной кончине. Сколько еще этому продолжаться? Я больше не выдержу. Я сама сойду с ума.
- А церковь меня не пускает, - пожаловалась я напоследок.
- Идем, - гадалка крепко взяла меня за руку и повела. – У меня есть… святая вода.
Показалось, меня ударили по лицу что есть мочи раскаленным в кипятке хлыстом, а ведь старуха всего-навсего плеснула из бутыли святой водой.
- Горячо! – всхлипывала я, закрываясь руками. – Варвара Михайловна, у меня сейчас кожа слезет!
- Терпи, - строго говорила знахарка, - чай, волдырями от дурости своей не покроешься.
Я задыхалась от боли и обиды, фыркала и плакала, а гадалка знай поливала меня из бутыли.
- Надеюсь, святая вода поможет, - приговаривала старуха.
Наконец она сунула мне полотенце:
- Вытирайся. Знаешь, почему тебя Смерть в помощницы определила?
Я настолько устала за последние дни и
