Глеб (письмо для деда Мороза)

– Так стало быть, на покой собрался, Глеб Егорыч? – директор института смерил испытующим взглядом пожилого заведующего отделением. – Что так… скоропалительно?
– Всё лучше, чем скоропостижно… – угрюмо зыркнул исподлобья Глеб. – Надоело костлявой со мной в поддавки играть… Данилыч, не трави ты душу!
– Ишь ты, лирик нашёлся… Стихов не пишешь, нет? Ты хирург, Глеб! А распустил нюни как зелёный практикант!
– Старею… Уходить надо вовремя, Паша. Давай читай нравоучения молодым, а у меня за спиной целое кладбище…
– Ладно, извини, Глеб. Не на тебя злюсь… Неожиданно всё это, да ещё и под праздник. Кто там из тяжёлых у тебя? Нечаева?
– Нечаева. Состояние стабильно тяжёлое. В Москву её надо…
– В Москву-у-у... – протянул директор. – А помнится, было время, из Москвы к тебе ездили! Она до нового года-то дотянет? А ты говоришь – в Москву…
– Да пойми, Паша, не могу я оперировать! – в голосе Глеба звучала мольба. – У каждого есть своя грань, свой предел! Пятерых я не вытащил за месяц. Пятерых! Понимаешь?
– Понимаю, Глеб. Пятерых, за которых, кроме тебя, никто не взялся. Скажи… а за Нечаеву взялся бы?
– За неё бы и в Москве взялись…
– Глеб, ты и сам прекрасно понимаешь: не доживёт она до Москвы. В общем, давай так… Решай сам. Вот подписанное заявление, а вот… – директор замялся. – В общем, сам поймёшь. – на стол поверх заявления лёг конверт. – Почтальон сегодня принёс. Догадались, куда передать, нашли... Ну, не буду стоять над душой!
Павел Данилович ободряюще стиснул плечо старого друга и вышел из кабинета заведующего.
Глеб медленно поднял распечатанный конверт и достал из него сложенный вчетверо листок тетрадной бумаги, исписанный пляшущими печатными буквами.

«На северный полюс. Дедушке Морозу.
Дорогой дедушка Мороз!
Я просила у тебя на новый год куклу Барби. Не надо куклу! Моя мамочка сейчас в больнице. У неё очень сильно болит сердце. Пожалуйста, сделай так, чтобы она поскорее поправилась! Я буду очень-очень хорошо себя вести!
Настя Нечаева.»

Несколько минут Глеб сидел неподвижно, тяжело опустив локти на стол и закрыв ладонями лицо. Руки пожилого хирурга слегка подрагивали. Но постепенно дрожь унялась, вернулось выработанное годами самообладание.
Глеб отнял ладони от лица и откинулся на спинку стула, закрыв глаза.
«Сочтёмся ещё, костлявая, не спеши…» – глухо процедил он в пространство.
Скрипнул, выдвигаясь, ящик стола. И захлопнулся, скрывая в своих недрах заявление и письмо.
Привычным движением Глеб снял трубку телефона, набрал внутренний номер и произнёс уверенным деловитым голосом: «Алло, Лида? Здравствуйте, Морозов беспокоит. Готовьте операционную.»