Проба пера

да! Только я не знаю, что ей дарить.
- Ничего не дари. Это я ее попросила тебя пригласить – сказала, в помощники.
- Ты там – тамада?
- Скорее кухарка, официантка и посудомойщица в одном лице.
- Хотелось бы знать причину твоего внимания.
- Мне кажется ты ближе других мужчин к пониманию, что существуют гораздо более важные аспекты любви, чем сумасшедшее торопливое спаривание. Взаимное доверие, например. Или терпение. Или, как это ни странно (кстати, едва ли не самое важное в моем понимании), некоторая хладнокровная и отстраненная автономия.
- Ты хочешь, чтобы мы стали друзьями? – осторожно спросил я.
- О, да! Мне нужен друг. Отчаянно нужен.
- А как же секс? – никогда не выносил подтекстов, предпочитая говорить все напрямую.  
- Всему своему время – но не сразу с него!
- А я полагаю, ты достаточно сообразительна, чтобы стать интересной. Хочу сказать, что ухаживания, целью которых является половой акт, кажутся мне намного противнее, чем знаки внимания из чувства благодарности после чудной ночи любви.
Любаша напряглась.
- Это твое условие?
Я никогда не был тряпкой, обладал достаточной силой воли. Но после позорного стояния на коленях под окном бросившей меня жены создавал себя заново, прилагая к этому титанические усилия, просто героические, хоть и невидимые чужому глазу.
- Успокойся, - добродушно сказал, улыбаясь. – Если хочешь, мы будем друзьями.
Потенциальным мужем Любаши я почему-то не мог себя представить.
Проводил соседку до ворот ее дома. Родители видели и с вопросами.
- Не думаю, что дело дойдет до свахи, - честно ответил.
- Ага! – мама с явным облегчением.  
- А мне она нравится, - сказал отец.
Подавил в себе желание спорить с родителями.
- Теть Дуся Калмыкова пригласила нас с Любой на свой день рождения.
- Ну, будет сплетен! – огорчилась мама.
А я вдруг поймал себя на том, что суть еще ненаписанной статьи о пищекомбинате волнует больше, чем разговоры о Любе. Мне как-то сказала Селезнева, что писать статьи дома – моветон. Но перетряхивать мозги по поводу вряд ли кто запретит. Будем считать, что у меня сдвиг по фазе на газетные темы.
Но предки опять за свое.
- Она тебе нравится? – с сомнением поинтересовалась мама.
- О, да и очень! – обрадовался, что могу сказать что-то хорошее о симпатичной соседке, зачастившей к нам в гости – по делу и так.  
- И каким местом? – вопросила озадаченная мама.  
Представил свой лепет – она чистюля и хлопотунья, вежливая и с высшим образованием….
- Это довольно трудно объяснить, - только и смог выдавить, наконец.  
Пора менять тему.
- Был сегодня на консервном заводе: встретили хорошо – напоили чаем, на начальство жаловались…. Сейчас обдумываю статью.
Отец мгновенно заглотил наживку.
- Да? Критика будет? А тебе за нее не попухнет?
- Надо умно написать.
- Да, - сказал отец, метнув на маму горделивый взгляд. – Помнишь, как мы с корреспондентом Василия Ермолаича пропечатали в газете? – прямо с галошей на голове.
- А наказали кого? – подыграла мама.
- Нас с корреспондентом, - хихикнул отец.
- А я хочу голову председателя райпотребсоюза подать райкому на подносе.
И ухмыльнулся. Улыбка отца была более сдержанной.
- А как в райкоме к тому отнесутся?
- Возможно всякое, но я постараюсь остаться вне критики, используя все возможные пропагандистские методы.
- Ох, уж мне эти головы на подносах, - скривился отец.
Статью писал два дня: переписывал несколько раз. От первого варианта окончательный отличался как день от ночи. Весь разговор крутился вокруг того, что в коллективе пищекомбината напрочь отсутствует воспитательная работа – нет даже Красного Уголка – отсюда и негативы: воровство, прогулы, пьянство на рабочих местах…. и так далее тому подобное. В застрельщиках толстуха Платушина, а удар прошивал все предприятие до самого верха. За словесной шелухой вывод напрашивался удручающий: там, где не ведется партийная работа, процветает антипартийная. Голову даю на отсечение, что кресло закачается под самим председателем Увельского райпотребсоюза Казанцевым Александром Андреевичем. Видел его однажды и впечатление удручающее – в свои пятьдесят он выглядел на все семьдесят пять.
Перечитав статью в сотый раз, нацепил самую сияющую улыбку и потопал к Галкиной:
- Сегодня напечатаете… или я пошел?
- Опять о дырявых крышах на фермах и больных бруцеллезом коровах? Я, как ваши стать печатаю, всегда плачу, а слезы смывают тени. Это ужасно! - вы мне должны.
- Черканите, какие любите – я достану: у меня сестра в торговле работает.
- В конце текста. Ждите….  
В приемной воцарились молчание и веселый перестук печатной машинки.
- Если с пищекомбината принесут взятку, поделитесь – зря что ль печатала?
- И еще тени? Не слишком ли будет?
Вычитав напечатанный материал, понес его ответственному секретарю.
- Это начало новой кампании? – подняла брови Галина Подгайко, недавно вернувшаяся к своим обязанностям после сессии в универе.
Подавил раздражение. Можно подумать, я – еще начинающий радиоорганизатор, а не и о завотделом. Речь идет о серьезном материале, который непременно заметят в райкоме.
- Я говорю о планах. Он включен в твой творческий план?
На мое изумление:
- Все должны работать по заранее утвержденному плану.
- Я отлично справляюсь со своими обязанностями, - принялся защищаться. – Если вам что-то нужно по графику, пишите – я выполню.
- У тебя должен быть график посещения всех четырнадцати хозяйств района и предприятий, перерабатывающих сельхозпродукцию, а еще план материалов по ним в газету.
- Но выбор тем такой огромный!
- Сначала утвержденный минимум, а потом уж свободный поиск.
- Может быть, этот минимум проще спустить сверху?
- Ты хочешь поучить меня работать?
- Творческие планы требует райком или твои профессора в университете?
Галина сбавила обороты:
- Райкому и в голову не придет.
Мне не понравился такой ответ.
- Тогда так: экспериментируй университетские новшества на беспартийных сотрудниках, а меня в покое оставь – я райком в обиду не дам.  
- Эти советы в помощь, - вздохнула Галина, - а не нагрузки ради для.
На мгновение задумался. Билет членства в КПСС не только открывал мне двери, за которыми козыряли мильтоны, но и осаживал таких вот ретивых начальников средней руки. Возьмем на заметку.
- Если вы мне составите творческий план, я принесу вам шоколадку самую большую, какую найду.
Мы с Галиной переглянулись и расстались на дружеской ноте.
- Боюсь, дело обстоит не так просто, - сказал Акулич о моем материале. – Товарищ Казанцев – сильный противник: райком у него по струнке ходит.
- А статья даст партии компромат на всесильного председателя райпотребсоюза.
- Свой компромат Александр Андреевич возит секретарям и заведующим к дням их рождений и прочим праздникам… так что…
- Это дань, а не компромат.
- Три секретаря, да шесть заведующих – прикинь потребности… хм… монголо-татарское иго отдыхает.
- Могло быть и хуже, если б райком не держал в руках райисполком, РОВД, РАПО, суд и прокуратуру….
Акулич послушно улыбнулся:
- И газету. Поедем сегодня получать дефицит?
Ехать пришлось в Денисово – этакий пригород Увелки. Ехать пришлось на автобусе. Магазинчик новенький, с ажурными стеклами в огромных окнах. Лучи солнца били в них, рисуя золотистые полосы на полу. Пока, выстояв очередь, Акулич представлялся, тряся удостоверением: «Мы из редакции!», я, словно загипнотизированный, следил, как удлиняются эти полосы, символизируя течение времени.
Потом еще пришлось подождать.
И, наконец, когда опустел магазин, нас пригласили в служебное помещение. Мы получили и оплатили товары, которых не было на витрине – колбасный сыр и сосиски, набор консервированных морепродуктов, сливочное масло и конфеты…. – месячная норма дефицитов по разнарядке райкома партии. Конечно, чисто теоретически было приятно входить в круг избранных, но на практике – обидно очень за державу.
С дефицитом в пакетах и радостным настроением устремился домой. А мысли все о статье. Наверное, меня пригласят в райком… или вызовут? Похвалят за правильность и своевременность… или накажут? М-дя, что-то сотворят с бедным селькором.
Новостей газета выдавала ворох. Всяких – кто где женился и на ком, кто родился, кто помер в разгар сезона…. Как в хозяйствах живут, что в районе творится. А я с нетерпением ждал статьи своей. Неделю ждал. А вернее сказать, два номера – не было ее ни в пятницу, ни в субботу….
Для себя решил – если не выйдет «Как живешь, пищекомбинат?» и во вторник, иду к ответсеку выяснять отношения.
Она заскочила в понедельник утром:
- Есть информашки на первую полосу?
Подал ей несколько исписанных листов.
- В субботу в Дуванкуле клуб открыли новый – культурная жизнь, на открытии говорили, ключом будет бить.
- Слышала. Давай про клуб. Еще?
- Лидер среди дояров сменился, в честь которых флаг у райкома поднят – теперь это бригада из «Южноуральского» совхоза.
- Годится. Еще?
- Сев яровых закончился в «Приозерном».
- Еще?
- Ну, не знаю… все, стало быть.
Тут ответственный секретарь догадалась сказать о том, что интересно мне:
- Твоя статья у Ольги Александровны – изъяла из папки на подпись «Редактору» и не вернула.
Оставшись один, потянулся до хруста, почесал пятерней затылок, разудало тряхнул отросшими волосами. Пойти разобраться?
Кто-то там, внутри ахнул – с и о редактора?!
А чего? Я где работаю? Или я не член партии? Или у нас не свобода печати?
Живехонько выскочил из-за стола но, наткнувшись на собственное отражение в зеркале на двери, смутился, прицокнул языком. Ольга Александровна мне нравилась, как женщина, а я себе сейчас нет, как мужчина. От этих мыслей запылали щеки. Не по кодексу. Как быть? Что предпринять? Как препятствие преодолеть? Вот бы понять, почему она материал задержала. Зайти просто так, с посторонним вопросом? Но хитрить не хотелось. Рубануть с плеча – мол, что за ерунда? Я поджал губы для суровости лица – чего мне бояться? Мне – шантрапе из Челябинска и заядлому алиментщику?!
Кстати, заявление на алименты написал сам – чем удивил весь коллектив! – ведь мы еще с Лялькой не разведены.
Мысли сразу же унеслись к жене – как она там? с кем теперь?
Идти к начальству расхотелось, и я уехал на попутке в село.
Брал интервью у пожилой пары, когда голосистая бабья песня ворвалась в избу – от грохота грузовика задрожали стекла в рамах. Бабка сунулась к раскрытому окошку, но машина уже проскочила – только пыль клубилась по дороге.  
- Свадьба, что ли? – удивилась старуха.
- Не, то доярки, - проявил осведомленность старик. – В летний лагерь, на дойку с песнями…
- А чего им не с песнями? – фыркнула хозяйка. – Машинами дают и деньжищ загребают – нам не чета.
Она предъявила вещдоками скрюченные профзаболеванием пальцы рук, и в позитивный материал мой вбила занозу – это об ощущениях.
- А как зимой-то… ой-ой-ой… лихо вспомнить.
- Чего-чего? – вмешался хозяин. – Думаешь механизаторская работа хохма?
- Ничего я не думаю. Жизнь на селе не сахар.
Я забыл про блокнот:  
– А природа? А воздух деревенский? Без вина пьянит. И лечит! Я из города сюда приполз еле живой от душевных травм, а здесь возродился! И рад до черта!
- А все равно в деревне живут одни недотепы – мозги набекрень.
И дед, и бабка были едины в своем мнении.
Побывав в