На крыльях памяти

Сегодня я решила отступить от своей традиции – рассказывать о писателях – именниниках того или иного месяца. Очарование новогодних праздников хочется продлить, хоть и бесснежная бакинская зима не вполне этому способствует. Речь в моей заметке пойдет о человеке, родившемся и умершем в мае, но,пожалуй, нет другого такого автора, чьи строки, благодаря бессмертной  «Иронии судьбы»Рязанова цитируются чаще в новогодние дни.

"Балладу о прокуренном вагоне" знают все, автора – единицы. А между тем, это был удивительный поэт, писавший потрясающую любовную лирику - сильную, нервную, трепетную. Стихи его, чаще короткие, очень образные, обладают невероятной мистической силой.

Александр Кочетков

С любимыми не расставайтесь!

С любимыми не расставайтесь!

С любимыми не расставайтесь!

Всей кровью прорастайте в них,-

И каждый раз навек прощайтесь!

И каждый раз навек прощайтесь!

И каждый раз навек прощайтесь!

Когда уходите на миг!

Не слова – заклинание, по силе равные симоновским «Жди меня, и я вернусь». Только симоновские строки увидели свет в 1942-м году, а «Баллада о прокуренном вагоне» была написана десятью годами раньше.

Написана в одночасье, по реальным событиям. Историю этого стихотворения я услышала от внучатой племянницы поэта Наташи Кочетковой, с которой училась вместе в школе. Наташа была девочкой очень сдержанной, сосредоточенной, ранимой, будто отблеск пронзительной поэзии деда лег и на нее. Она не была излишне общительной, хотя прекрасно играла на гитаре и пианино, пела низким голосом романсы на слова Есенина и была постоянной участницей школьных поэтических вечеров. Как-то я обмолвилась, что самым ярким эпизодом фильма «Ирония судьбы» считаю момент, когда герои Брыльской (в неподражаемом исполнении Валентины Талызиной) и Мягкова читают стихотворение «С любимыми не расставайтесь».

- А знаешь, кто его написал? – помолчав, спросила Наташа.

- Нет.

- Брат моего деда – Александр Кочетков.

Спустя годы, в перестроечное время, я приобрела двухтомник «Любовная лирика русских поэтов», где во втором томе нашла страницу Александра Кочеткова, но почти мистическую историю написания «Баллады» я услышала именно от Наташи.

Летом 1932 года Александр Сергеевич с женой Инной отдыхал в Ставрополе у ее отца. Ему надо было уезжать раньше, билет на прямой поезд Сочи-Москва был уже куплен, но в самый последний момент Кочетков сдал его, чтобы хотя бы на три дня отсрочить расставание с любимой.

- А получилось как? – глуховатым голосом рассказывала Наташа. – Он уже должен был сесть в вагон, жена провожала его. И вдруг, ни с того ни с сего, она кидается к нему на шею, захлебывается слезами, бьется в истерике: «Не уезжай, не уезжай!» Он, конечно, ничего не понял, чертыхнулся, но уступил, видно решил - необъяснимый женский каприз.

Три дня промелькнули, как один, он вернулся в Москву, где друзья восприняли его появление, как чудо воскрешения. Оказалось, что поезд, на который был сдан билет, попал в страшную аварию на станции "Москва-товарная". Погибли многие знакомые Кочеткова, возвращавшиеся из сочинского санатория… В первом же письме, которое Инна получила от мужа из Москвы, было стихотворение "Вагон" ("Баллада о прокуренном вагоне").

Опубликовали его впервые лишь в 1966 году, уже после смерти поэта. (Единственная прижизненная публикация стихотворений Кочеткова состоялась в альманахе «Золотая зурна» (Владикавказ, 1926), пьесы Кочеткова при жизни не издавались.)

При жизни этот очень добрый и удивительно скромный человек не получил ни наград, ни признания, хотя его знаменитое стихотворение прогремело задолго до того, как прозвучало в фильме Рязанова - во время войны его переписывали от руки и посылали в письмах, так же, как и "Жди меня" Симонова.

Поэт Лев Озеров, влюбленный в творчество Кочеткова, приложил немало усилий, чтобы имя автора не было забыто. Он вспоминал: «За сочинениями Кочеткова возникает их творец - человек большой доброты и честности. Он обладал даром сострадания к чужой беде. Постоянно опекал старух и кошек. "Чудак этакий!" - скажут иные. Но он был художником во всем. Деньги у него не водились, а если и появлялись, то немедленно перекочевывали под подушки больных, в пустые кошельки нуждающихся. Он был беспомощен в отношении устройства судьбы своих сочинений. Стеснялся относить их в редакцию. А если и относил, то стеснялся приходить за ответом. Боялся грубости и бестактности...»

Первым, кто рассказал Озерову историю "Баллады о прокуренном

вагоне", был друг Александра Кочеткова, писатель Виктор Виткович. Зимой 1942 года в Ташкент приехал участник обороны Севастополя писатель Леонид Соловьев, автор прекрасной книги о Ходже Насреддине "Возмутитель спокойствия". В ту пору в Ташкенте Яковом Протазановым снимался фильм "Насреддин в Бухаре" - по сценарию Соловьева и Витковича. Виткович привел Соловьева к жившему тогда в Ташкенте Кочеткову. Тогда-то Соловьев и услышал из уст автора "Балладу о прокуренном вагоне". Баллада ему настолько понравилась, что текст ее он увез с собой. Стихотворение казалось только что написанным. Так его воспринимали все окружающие (а Соловьев - в ту пору корреспондент "Красного флота" - читал стихотворение всем встречным-поперечным). И оно не только увлекало слушателей - оно стало для них необходимостью. Его переписывали и посылали в письмах как весть, утешение, мольбу. В списках, различнейших вариантах (вплоть до сильно искаженных), оно ходило по фронтам часто без имени автора, как народное.

Это - о стихотворении.

Теперь об авторе - Александре Сергеевиче Кочеткове.

В 1974 году в издательстве "Советский писатель" отдельной книгой вышло самое крупное его произведение - драма в стихах "Николай Коперник". Были опубликованы две его одноактные стихотворные пьесы: "Голова Гомера" - о Рембрандте и "Аделаида Граббе" - о Бетховене. Вышли циклы лирических стихотворений. Вот и все. Остальная (весьма ценная) часть наследия (лирика, поэмы, драмы в стихах, переводы) все еще - архив...

Хорошо известны мастерски выполненные им переводы. Если в кругу ярых любителей поэзии упомянуть имя Александра Кочеткова, то кто-нибудь непременно скажет:

- Ах, ведь это он перевел "Волшебный рог мальчика" Арнимо и Брентано!

- А еще он сделал перевод повести Бруно Франка о Сервантесе, ставший классическим! - добавит другой.

- И он же переводил Хафиза, Анвари, Фаррухи, Унсари и других творцов поэтического Востока! - воскликнет третий.

- А переводы произведений Шиллера, Корнеля, Расина, Беранже, грузинских, литовских, эстонских поэтов! - заметит четвертый.

- Не забыть бы Антала Гидаша и Эс-хабиб Вафа, целой книги его стихов, и участие в переводах больших эпических полотен, "Алпамыша", "Калевипоэга"! - не преминет упомянуть пятый.

Так, перебивая и дополняя друг друга, знатоки поэзии вспомнят Кочеткова-переводчика, отдавшего столько сил и таланта искусству поэтического перевода.

Александр Кочетков до самой смерти увлеченно и вдумчиво работал над стихом.

Он казался одним из последних выучеников какой-то старой живописной школы, хранителем ее секретов, готовым передать эти секреты другим. Но секретами мастерства мало кто интересовался, как искусством инкрустации, изготовления крылаток, цилиндров и фаэтонов.

Звездочет, он обожал Коперника.

Меломан, он воссоздал образ оглохшего Бетховена.

Живописец словом, он обратился к опыту великого нищего Рембрандта.

И во внешности его было что-то нервное, ранимое, примечательное. Словно Вертинский-Пьеро, с артистично заломленными руками. У него были длинные, зачесанные назад волосы. Он был легок в движениях; сами движения эти выдавали характер человека, действия которого направлялись внутренней пластикой. У него была походка, какую сейчас редко встретишь: мелодичная, предупредительная, в ней чувствовалось что-то очень давнее. У него была трость, и носил он ее галантно, по-светски, как в прошлом веке, да и сама трость, казалось, была старинная, времен Грибоедова.

Продолжатель классических традиций русского стиха, Александр Кочетков казался некоторым поэтам и критикам тридцатых - сороковых годов этаким архаистом. Добротное и основательное принималось за отсталое и заскорузлое. Но близкие по духу люди ценили его. Это относится, в первую очередь, к Сергею Шервинскому, Павлу Антокольскому, Арсению Тарковскому, Он был замечен и отмечен Вячеславом Ивановым. Более того: это была дружба двух русских поэтов - старшего и молодого поколения. С дружеским вниманием относилась к Кочеткову Анна Ахматова.

Скончался Александр Сергеевич Кочетков 1 мая 1953 года, похоронен в Москве на Донском кладбище (14 колумбарий, 84 секция). Долгое время место захоронения поэта оставалось неизвестным, пока в феврале 2014 не было найдено членами НП "Общество некрополистов".

Захоронение было приведено в порядок силами этого общества; 1 марта 2014 года состоялось открытие плиты, закрывающей нишу.

Предметы органической природы

Безмолвствуют. И только человек

Кричит: люблю!- любимую лаская

(Как будто потерял ее), и в крике

Такая боль, такая смерть, что звезды

Ссыпаются с иссохшего зенита

И листья с размагниченных ветвей.

2

Мир молит ласки (душу потерять

Страшней, чем жизнь). Любите свой народ

(Как и одежду), по законам фуги

Растите мысль, катайтесь на коньках, -

И страшный суд придется отложить.

***

У жизни свои необъяснимые законы. Через тридцать с лишним лет, вглядываясь внутренним оком в прошлое, я вспоминаю строгий, скромный, сдержанный облик моей одноклассницы Наташи Кочетковой и понимаю, что помимо генетики, есть еще нечто, что связывает поколения невидимым, неугасимым светом. Что тихий облик ее внучатого деда, его, полная сдержанного пламени, поэзия чудесным образом преломилась во внучке. И что мир, наверно, стал немного богаче, оттого, что жил в нем (сейчас понимаю, совсем недолго, а тогда 53 года казались неодолимой далью!) такой поэт - Александр Кочетков, чьи бессмертные строки о прокуренном вагоне мы как заклинание повторяем каждое 31 декабря. Да и только ли 31 декабря?.. Наверно в этом самая большая награда и отрада для поэта. А это был поистине Большой Поэт, увы, ушедший безвременно, и его стихи я могла бы здесь приводить бесконечно, ибо каждое из них подобно драгоценной бирюзе в серебряной оправе. Но рамки газетной статьи не безграничны, а жаль… И все же очень хочется, чтобы каждый из нас открыл бы для себя своего Александра Кочеткова, ибо источник истинной поэзии неисчерпаем и животворен.

Все смолкнет: страсть, тоска, утрата...

О дне томящем не жалей!

Всех позже смолкнет - соловей,

Всех слаще песни - у заката.