HILFPOLIZEI

чужого никогда не взял. На работу выгонять стучал в двери : «Можно войти?», но стал изгоем на всю жизнь.
  - Тут ты прав, Петр Иванович, - оживился Федот, - Вот у нас ТСЖ всю зиму платили и нет, говорят, денег.
  - Да, что ТСЖ! Крохи! – перебил хозяин, - Оборонные рентабельные заводы банкротят, продают за гроши, чтобы иметь свой интерес! Миллиардами воруют и деньги за границу! Словно оккупанты на своей земле. Только нажива, а там, что будет!  Ладно, что-то я старый разговорился, как депутат перед выборами. Пойдем Николав хлопнем по сотке, да лягу я отдохну. Ты сходи в теплицу сорви огурчиков.
 Сашка сразу оживился, засуетился.
  - У тебя уже огурцы? Хозяин ты Иванович: в начале мая огурцы!
 Приятели направились к дому. Из своего убежища с рыком выскочила Кнопка, подбежала к гостю, недоверчиво обнюхала пыльные стоптанные туфли.
 - Кнопка свой я: Александр Николаевич.
 - Она теперь мать, за детей волнуется. Видит Федот, но надо удостовериться, что тот, - пошутил Пахомов, - Кнопка растут твои детки?
 Собака радостно завиляла хвостом, услышав голос хозяина, смешно запрыгала на тонких лапках. Вошли в дом. Расположились за столом на остекленной террасе. Нарезали колбасы, сала, огурцов. Хозяин принес графин и стаканы.
 - Давай Николав, один ты у меня приятель.
 - Петр Иванович я от всей души к тебе хожу, как к умному мужику. Ты не подумай, что выгоду, какую ищу: общение главное для человека, - разливая в стаканы начал оправдываться Федот.
 - Ладно, сменим тему. Знаешь Николав какой у меня самый тяжелый день в году?
 - Нет, не знаю.
 - День Победы. Все празднуют, пьют, и каждый тост, как плевок в душу. Давай выпьем за Победу, два дня всего осталось. Первый раз в жизни произношу этот тост, хотя знаю, что не имею права.
 - Давай, - охотно согласился Федот, - Иваныч ты совсем пацаном был, что теперь ругать себя.
 - Да, - глядя в сторону, тихо произнес Пахомов, - Право свободного передвижения нашел на полгода – право жить потерял навсегда.
Выпили, закусили. Сашка повторил еще пару раз. Петр Иванович  не повторял никогда. Через полчаса хозяин слил остаток графина в бутылку, протянул гостю.
 - Извини, Николав, устал я, лягу, отдохну, скоро кормить живность. Забери, дома выпьешь, и огурцов собери. Вот пакет, больше бери, угостишь сестру.  
 Повеселевший Федот лукаво улыбнулся.
 - Петр Иванович женись на Тоньке! Она баба работящая не то, что я – баламут. Тяжело одному на таком хозяйстве.
 - Спасибо, друг, за совет, - Пахомов в первый раз назвал Федота другом, - Ей пятьдесят шесть ей мужик нужен: лет двадцать назад я бы принял твое предложение. Доживать мне со своими четвероногими, пока остались силы.  Им я нужнее.
 Петр Иванович проводив гостя, улегся здесь же не террасе, на стареньком диване, по-деревенски укрывшись телогрейкой.

                                                     4

  Старика разбудил лай растревоженных собак, больше всех старалась Кнопка.
 - Кого там принесло? – пробурчал Пахомов, надел стоявшие возле дивана галоши на босу ногу, держась за спину, зашаркал к двери во двор. – Да, жених переоценил ты свои силы: надо было нанять боронить соседа Леху.
 Лай Кнопки переходил в визг.
 - Иду! Кто там? – с порога крикнул хозяин.
 Спустился с высоких порожков пошел между сараев в сад.
  - Женька! Ты что здесь делаешь?
 Сыч привязал Кнопку на длинный кусок провода тащил ее к яблони.
  - А! Господин изменник Родины! Я буду немножко вешать полицейский прихвостень!- пьяный, возбужденный Сыч поднял окровавленную руку, - Видишь мразь меня укусила!
  - Что ты делаешь в чужом саду? Женя отпусти собаку. Христом Богом прошу: дети у нее.
  - Бога вспомнил! А когда родину предавал, помнил!?
  - Кнопка здесь причем? Меня вешай, если считаешь, что имеешь на это право.
  - Она мне кроссовки прокусила и руку! Вот видишь фашистская морда!
  - Куплю я тебе кроссовки только собаку отпусти, дети у нее. Женя прошу, не мучай, отпусти.
 Сыч остановился, привязал дрожащую Кнопку к стволу яблони, Подошел к Пахомову.
  - Давай мне пять тысяч, нет семь.
  - Денег не дам, пропьешь. Проспись, приходи завтра куплю тебе новые кроссовки, какие скажешь.
  - Нет! Будет, так как я сказал!
 Женька с размаха ударил старика кулаком в лицо. Петр Иванович пошатнулся, но на ногах устоял. Из разбитой губы потекла кровь.
  - Успокоился? Справился со стариком?
 Сыч набычился, пошел на отступающего хозяина.
 - Нет, сначала вздерну прихвостня!
 Женька развернулся, качаясь, пошел к яблоне. Пахомов выхватил торчавшие из стожка вилы.
 - Женя прошу, уходи!
 Озверевший Сыч не слышал старика. Он подбежал к дрожащей Кнопке начал бить ее ногами.
  - Получай! Получай! Получай!
  - Остановись, Женька! Не доводи до греха!
  - Ты мне грозишь фашист?! Мне!
 Сыч даже не вскрикнул, только судорожно задергал головой, и руками. Из широко открытого рта хлынула ярко-крас
ная кровь.