Пробуждение
Мезенцев резко открыл глаза, чувствуя тошнотворное сердцебиение, и с облегчением увидел, что находится не в пещере, а в помещении, похожим на больничную палату. Над его головой, точнее, над спинкой кровати - закатил глаза, на полках, вычерчивались на двух экранах графики.
Мезенцев не чувствовал себя больным. Уставшим, запуганным, измотанным - да! Но только не больным! И ещё не мог понять, как в мгновение ока очутился здесь? Был полумрак, потому что полную темноту разбавлял неестественно жёлтым светом уличный фонарь.
Он стал вглядываться в угол палаты, словно кого-то выискивая. Приподнял голову, но никого не увидел. И это вызвало на его лице улыбку человека, у которого исчез кошмарный сон.
Он посмотрел на пол рядом с кроватью. Тёмный линолеум был пуст. Тогда на лице Мезенцева сначала появилась гримаса скорби, сожаления, а затем – полного недоумения. С этим выражением, как застывшей гипсовой посмертной маской, он уставился в потолок, силясь избавиться от досаждающих многочисленных вопросов.
Несколько минут спустя, может, прошло десять или пятнадцать минут, Мезенцев снова обвёл взглядом палату, пока не дошёл до тумбочки, стоявшей слева у изголовья. Посмотрел на вазу с гвоздиками. Рядом лежали часы. Это его, “командирские”, что Людмила подарила ему на День Защитника Отечества.
Мезенцев взял их и приложил к уху. Они тикали. Вернее, показалось, что они пошли только в его руках, показывая половину первого ночи. Он повернул часы обратной стороной и при свете того же уличного фонаря увидел надпись: «Дорогому мужу Павлу от Людмилы!»
Значит, часы его, а он - Павел. Когда механические часы ходят, следовательно, кто-то заводит их ход.
Теперь до его сознания дошёл и звук приборов, которые попискивали, как голодные, ищущие корм крысы.
Что они вычерчивали стрелки самописца? Мезенцев развернулся и увидел уже картину графика: линии потеряли горизонтальный характер и стали острыми пиками гор.
Если он в больнице, то, как долго и почему за ним налажен такой пригляд? Вероятно, он попал в клинику исследовательского института? И вряд ли его болезнь обернулась одним днём!
Его размышления были нарушены приходом медсестры. Когда тихо стала открываться дверь, он напрягся. Затем чья-то рука протянулась к выключателю. Лампы задёргались всполохами «дневного» света, словно передавали замысловатую азбуку Морзе при этом будто загудели сотни пчёл.
В палату пришла женщина в белом халате. Она, увидев открытые глаза больного, вскрикнула:
- Господи, наконец-то, проснулся!
Это было так, словно: «Воскрес!»
Мезенцев спросил:
- Где я?
- В клинике мединститута.
Ну что ж, почти догадался.
- Как я сюда попал?
- А вы не помните?
- А что помнить? У меня ничего не болит!
- Это в вашем случае не имеет значения…
Медсестра осеклась, взглянула в угол палаты, будто там находился свидетель её оплошности.
Мезенцев проследил за взглядом женщины с тревогой: неужели все-таки кто-то есть? В свете ламп разглядел объектив телекамеры. Значит, он находится под постоянным прицелом? Неужели это кому-то так важно?
- Почему за мной такая слежка?
- Сейчас придёт доктор, и он все объяснит. Не вставайте. Без разрешения доктора вам нельзя вставать.
- Но у меня ничего…
- Прекрасно, что не болит!
В неприкрытом медсестрой проёме двери показался человек в халате и шапочке, который с ходу вступил в разговор.
- Верочка, позвоните Константину Петровичу, пусть срочно выезжает. Итак, молодой человек, вам не терпится вскочить. Мы тоже рады, что вы проявили нормальную для вашего возраста активность! Но давайте, все-таки, я вас осмотрю.
- Вы лучше мне скажите, что со мной произошло?
- Ничего особенного, вот придет Константин Петрович, он все и объяснит.
- Я не знаю никакого Константина Петровича! В чем дело, что за тайны?
- Профессор все расскажет. У вас очень необычный случай, и я имею инструкции пока ничего не объяснять. А теперь давайте, измерим давление. Вы успокойтесь, это много значит для скорейшего вашего выздоровления. Вашу руку…
Через полчаса в палату почти вбежал обладатель бодрого голоса и острой бородки средневекового алхимика, неудовлетворённого поисками лунного камня. Его взгляд с холодным прищуром говорил, что он из тех, кто наблюдает за бедой других и пишет диссертации.
– Я Константин Петрович Егоров, доцент кафедры нейрофизиологии медуниверситета. Ваш доктор, - представился «алхимик» и поинтересовался. - Как вы себя чувствуете?
Этот простой вопрос загнал Павла в тупик. Чувствовать себя оказалось сложно. Но об этом после, надо разобраться в том, как он очутился здесь? И он беспомощно взглянул на врача, вложив в свой взгляд этот немой вопрос.
- Вы - в нашей клинике. Вас привезли сюда, когда вы… заснули.
- Что значит, заснул? На улице, на ходу? – недоуменно спросил Павел.
- Вы заснули в троллейбусе по дороге на работу…
- Ну и?
- Вас не могли разбудить и вызвали скорую помощь. На вторые сутки вашего сна мы забрали вас из городской больницы.
- И как долго я спал? - Мезенцев уже понял, что он здесь вроде лабораторной крысы. Доцент не дежурил бы всю ночь напролёт ради обычного сна пациента.
- Как насчёт того, чтобы трезво смотреть на любые факты? – Вопросом на вопрос отреагировал наблюдатель.
- В обморок не упаду, валяйте, - скрывая за грубостью беспокойство, сказал Павел. - Так сколько я спал: неделю, а может две?
- Вы и на три отреагируете с оптимизмом? - с любопытством экспериментатора взглянул на него Егоров.
- На три недели или месяца? - шутливо переспросил Павел.
- А если я скажу, что три года вы были погружены в летаргический сон?
- Что? Вы в своём уме? - Павел попытался было вскочить, забыв о недавней браваде, но доктор силой придавил его к постели, и погрозил пальцем.
- Вы же обещали трезво взглянуть на любые факты, - ласково пожурил он.
- Три года! - заорал Мезенцев. - Людмила, Настенька, Верочка... Они знают об этом?
- Все всё знают. Ваша супруга вчера приводила ваших девочек.
Нажим на слово «ваших» означал, что все, что принадлежало Мезенцеву во время сна, осталось его.
Мезенцев в полной прострации отвёл взгляд в сторону: три года спать! Это же больше тысячи дней!
Но его возмущение моментально было подавлено откуда-то появившимся ощущением близости сна, от чего у него чуть не выпрыгнуло сердце.
То, что он оказался в больничной палате, подсказывало обнаруженное Мезенцевым второе сознание, должно быть после схватки с Хасом. Так коротко звали Хасбулата, командира боевиков.
Хас бросился на него с ножом...
Нет, все было не так. «А как это было?»
Так до Павла донёсся откуда-то, из другого мира, голос его нового знакомого, Егорова, доктора, который следил за ним в больнице. Вопрос самому себе совпал с вопросом доктора. Видимо Павел разговаривал вслух. Мезенцев снова открыл глаза и ответил:
- Я проснулся от прикосновения ко мне лезвия ножа. Это было мгновение, когда оно должно было войти в моё тело. Меня начали убивать. Хас сопровождал это диким хохотом: "Выверну тебе кишки, старлей! Хочешь посмотреть на собственную кучу дерьма?"
- Кто ещё был рядом с вами?
У врача азартно загорелись глаза. Павел усмехнулся этому и отметил, что это не его, это чужая усмешка , как и реакция на события, которые происходили во время его сна. Он отчётливо понимал, что кто-то другой в нём снисходительно изучал этого докторишку, похожего в своих манерах на состарившегося в тюрьме любопытствующего педика, который с изуверским интересом мог бесконечно слушать рассказы о расправах бандитов над солдатами и офицерами. Хрен с ним! Да, но кто был рядом с ним? И от этого вопроса
на него накатила горячая волна произошедшей беды.
Да, конечно, рядом была Валентина, согнувшаяся в дальнем углу пещеры! На ней была разорванная куртка, вспоротый ножом Хаса гульфик её армейских брюк был залит кровью. Брюки Валентина натянула на себя перед вылазкой, чтобы подбирать раненых на поле боя, не обращая внимания на плотный автоматный и пулемётный огонь бандитов. Она ползла к нему, но не Мезенцеву, а другому в нём, прижавшемуся к земле. Она думала, что он ранен. А затем их обоих, Павла (?) и медсестру, подобрали арабы из отряда Хаса, оглушили прикладами и бросили в БМП. Когда над ним был занесён нож Хаса, Валентина тихо постанывала, прося смерти. Изверги что-то с ней сделали нехорошее и обесчестившее как женщину.
Это о чем и о ком он? О каком бое и какой пещере? Павел встряхнул головой, почувствовав себя снова Мезенцевым. Что происходит? Откуда эта странная привязчивость ненавистного ему сна, похожего на реальную жизнь? И он снова спросил:
- Как я попал сюда?
Егоров вздохнул, словно лишился выпавшего джек-пот. Он преувеличено театрально, с доброй улыбкой, провёл ребром ладони по шее:
- Зарезали вы меня без ножа, Мезенцев! Я же говорил вам: вы заснули в троллейбусе, и вас возили по больницам до тех пор, пока мы не взялись за вас.
- Вы специалист по летаргическим снам?
У Павла пересохло в горле и он, облизав губы, внутренне согласился с тем, что влип во что-то на все «сто».
- Да. Ваш случай показался нам неординарным.
- Что необычного было в моем сне? – спросил отрывисто, тоном человека презирающего отвлечённые разговоры.
В его сознание вновь бесцеремонно вмешался тот, кто может резко ставить вопросы, прямо смотреть в глаза собеседнику и требовать немедленного ответа. Это был не он, не Мезенцев. Но тогда кто?
И снова закрыл глаза, что бы найти ответ. И он услышал, как из угла пещеры послышался голос истерзанной, но ещё живой Валентины. Она назвала его Артёмом. Или Тёмой? И здесь, в этой страшной действительности, между ними не разрушалось, а ещё больше крепло какое-то удивительное братство людей, перенёсших немыслимые потрясения. Даже на расстоянии пяти или шести метров они читали мысли друг друга. Они знали, чем все это кончится.
- Что необычного? - снова из далёкого мира донёсся до Павла раздумчивый голос доктора и через минутное колебание сказал, - например, два раза вы были ранены...
- Как ранен? – открыл глаза Мезенцев. Пещера исчезла. Вновь была палата с назойливым глазком видеокамеры. – Ранен, здесь, в кровати?
- Натурально, - как-то не солидно оживился Егоров. – Сначала - пулей в предплечье, ближе к шее, на вылет. Редкое ранение, при котором ничего не было задето: вы родились в рубашке, воротник которой был прошит выстрелом. А второе ранение тоже было счастливым: в икру ноги. И все это на втором году вашего сна.
- Ничего не понимаю! - растеряно воскликнул Мезенцев, - если я спал под вашей охраной, то о каких ранениях идёт речь? В меня стреляли?
- Мы тоже ничего не можем понять! Неправдоподобные, мистические случаи! При этом вас невозможно было разбудить! - Егоров беспомощно развёл руками. - Это было невероятно! Дежурная студентка, рассказывала, как вам ни с того, ни с сего полоснуло под шею. «Как будто это сделал невидимка»! – кричала в истерике бедная девочка, насмотревшаяся голливудских ужастиков. М-да. А второй случай ещё более уникален: при мне вы начали бешено дёргать ногой и ругаться семиэтажным армейским матом, а когда с вас сорвали простынь, то увидели в вашей ноге кровоточащую дырку! То же сквозное ранение. Мы всё ожидали, но только не таких
Если он в больнице, то, как долго и почему за ним налажен такой пригляд? Вероятно, он попал в клинику исследовательского института? И вряд ли его болезнь обернулась одним днём!