АГАФАНГЕЛ

пронеслось у него в сознании, и он, подойдя сзади, заключил наглого пацана в объятия…
     Они сделали свои дела прямо поверх покрывала на постели Василия, под непрекращающееся шарканье по коридору ног матери, которая, казалось, прислушивалась к происходящему в комнате, но вряд ли что могла различить за гремящей музыкой. 
     Едва все было кончено, Гринька стал натягивать одежду:
     -Пойду, а то мать хватится. Я же сказал, что только покурить иду.
     -Тебе хотелось со мной? – спросил Василий.
     -Еще как, - усмехнулся Гринька, - считай, с детства. Только не знал как подъехать к тебе…
     Самое ужасное, что пацан стал караулить возвращение Василия с работы, и тому приходилось каждый раз проявлять изобретательность, чтобы проскользнуть в подъезд незамеченным. Повторять происшедшего он не хотел, и уже на утро горько раскаивался в содеянном. 
     Однако через неделю столкновения избежать не удалось. Отчаявшись подловить Василия на подступах к дому, Гринька засел на ступеньках возле его квартиры.
     -Ты мне что, зажигалку мне подарил, что ли? – хмуро спросил он, исподлобья глядя на Василия.
     -Давай, - коротко отозвался тот.
     -Дома. Зайдешь? Матери нет.
     -Нет, я устал жутко. Завтра вечером занесешь, – поморщившись, ответил  Василий, прекрасно помня о том, что завтра еще днем ему предстоит переезд на новую квартиру…

 

 

3.

 

     На какое-то время страсть отпустила Василия, но через полгода снова потревожила в лице молоденького практиканта. 
     С Алешей они прониклись симпатией друг к другу с первого же взгляда. Рабочий день пролетел незаметно, и расставаться им не захотелось. После двух выпитых у метро бутылок пива, Василий пригласил нового друга отметить начало трудового пути домой. По пути они запаслись водкой  и до полуночи проболтали, укрепляясь во взаимных чувствах. Когда закончилась водка, попробовали от каждой из многочисленных бутылок в серванте, который Василий превратил в бар.  Наконец глаза у них начали слипаться, и Василий стал стелить Алеше на диване в кухне.
     -Ты что это, друга в кухне укладываешь? – начал возмущаться тот, хватая подушку и кладя ее на постель рядом с подушкой Василия – Я буду спать здесь!
     Тут не обошлось ласками и взаимной мастурбацией, как с Гринькой. Алеша захотел, чтобы они по очереди поимели друг друга по полной…
     «Вот ты и стал настоящим педерастом», - сказал сам себе, глядя в зеркало, Василий, после того, как проводил рано утром приятеля на работу.
     Когда они встретились на смене через два дня, Василий общался с Алешей так, как будто не было этой ночи и вообще ничего между ними не произошло. После закрытия магазина он нарочно задержался, чтобы тот ушел домой, но Алеша ждал его, куря с охранником возле двери служебного входа. 
     По пути до метро они, как ни в чем не бывало, болтали о служебных делах, и Василий, невежливо перебивая, пресекал малейшие попытки собеседника заговорить о чем-нибудь другом. На эскалаторе тот, наконец, не выдержал:
     -Слушай! Мне так твой бар понравился! - слегка паясничая, воскликнул Алеша, - Когда я опять поеду его опустошать?
     -Не сегодня, - твердо ответил Василий.
     Алеша потупился, а потом, после небольшой паузы, все в том же тоне  продолжил:
     -Слушай, ты не обижайся на меня! Я как припомню, что с тобой тогда ночью сделал…
     -Почему - ты? – перебил его Василий, - А я - что? Ничего не смог? Забудь про это, все было прекрасно.
     Внизу они попрощались и навсегда разъехались в разные стороны, хоть и продолжали видеться на работе.
     Прошло еще несколько лет. Жизнь Василия текла все так же. По-прежнему возникали различные варианты с женщинами. По своей душевности и любви к людям он очень хорошо находил с ними общий язык. Некоторые принимали его знаки внимания за знаки надежды, что потом заканчивалось слезами.
      Необходимость постоянно лгать и изворачиваться буквально терзала Василия и омрачала существование. К тому же, стало тяготить одиночество. У его друзей уже подрастали дети, а он ложился в холодную постель, и сжав от обиды губы, погружался в пикантные воспоминания, поскольку только они помогали уснуть.
     Порой он жалел, что порвал с Алешей, что не дал нового адреса Гриньке, что не поднял глаз на парня, что просунул вчера ему свою ногу между колен в последнем вагоне поезда метро между Площадью Восстания и Гостинкой – всем известным местом знакомств ему подобных. Порой ему казалось, что так  бы оно было лучше…
     Когда Василию перевалило за тридцать, грянула перестройка и все с ней связанное. Была отменена 121-я статья, поток информации хлынул в массы, а газеты запестрели объявлениями «ищу голубого друга».
     Василий  набрался смелости и послал по почте в редакцию рекламы «Все для вас» свое: «Молодой мужчина станет нежным, верным и преданным другом парню 20-25 лет». На почтамте, куда он предлагал адресовать корреспонденцию  до востребования, через пару недель ему вручили пачку из одиннадцати писем. 
     Василий начал встречаться с мальчиками. С кем расставался сразу, кого приводил домой, но все это только усугубляло его уныние, поскольку, в лучшем случае, ничего, кроме животной страсти, испытать не удавалось. Иногда возникали проблемы, поскольку за оказанное внимание кое-кто начинал требовать компенсации отнюдь не в виде преданности и верности.
     -У голубых ты подлинных чувств не найдешь, - услышал Василий от одного парня при знакомстве.
     Поняв с первого взгляда, что тот не питает к нему никаких симпатий, он решил с ним хотя бы пооткровенничать, поскольку заметил в глазах собеседника интеллект.
     Да Василий и сам это начинал понимать. Новый круг общения скорее обременял его, чем приносил  удовольствие. Все разговоры об одном, все новости и сплетни тоже об этом. Даже в характере этих мальчишек было что-то не мужское, бабье. 
     «Высшая сила меня, что ли, какая-то отводит, - недоумевал Василий, - чтобы не искал спасения в противоестественном?»
     Мысли такого рода все чаще посещали его. В том, что эта сила существует, Василий не сомневался.  Без нее не могло окружающее быть таким совершенным и взаимосвязанным. Однако познать ее, разобраться, понять - времени, да и желания, у него не было. К тому же, это было связано с церковью, а к ней Василий испытывал стойкое предубеждение. И не только от воспитания. 
     Когда-то он делал несколько попыток войти в храм, но впечатление осталось удручающим: мрак, спёртый от горящих свечей воздух, угрюмые мрачные люди вокруг, колючими неприязненными взглядами оглядывающие его, еле слышимое заунывное чтение на каком-то непонятном языке – где же здесь Бог? Да и в жизни, где они – христиане? Самая первая в доме скандалистка Матрена с пятого этажа, как он знал, каждое воскресенье ходила в церковь. Жадная и завистливая Вера Петровна, от которой Василий не слышал ни одного доброго слова о ком-либо, тоже считала себя «православной христианкой». Всем так и заявляла, поучая при этом, как надо жить.  Ну, а уж когда в перестройку пошли телепередачи из храмов с крупными планами вождей страны Советов со свечками в руке, это и вовсе отвратило Василия. 
     «Да, прав ты, Володя, - мысленно обращался Василий к любимому барду, - Ни церковь, ни кабак, ничего не свято…»
     В то время изменилось многое. Помимо того, что перестали преследовать за веру, первый демократически избранный мэр задумал превратить Ленинград в межконфессиональный город, и в него хлынул поток проповедников всевозможных традиционных и нетрадиционных конфессий. 
     Однажды Василий попал на проповедь известного американского миссионера. Чисто и красиво одетый моложавый мужчина являл собой, казалось, живой пример человеческого совершенства. Стоя на трибуне перед огромной аудиторией, собравшейся в крупнейшем спортивном комплексе, сверкая умными добрыми глазами из-под очков в изящной оправе, он говорил очень простые и в тоже время глубокие по сути слова. 
     Совершенно подавленный, перебирающий в памяти по крупицам всю свою непутевую жизнь, Василий размышлял:
     «А ведь действительно, как просто. Возлюби своего ближнего, и будет в жизни цель, будет ради чего жить…»
     Выступление свое миссионер завершил призывом к тем, кто сегодня впервые поверил Богу, выйти на арену и поднять руку. Хлынул поток людей. Вышли, наверное, две трети, и Василий был среди них. Так он впервые «проголосовал» за свою веру.
     Уходил он из СКК, унося в кармане Новый завет и открытку с приглашением на собрание общины христиан-евангелистов.
     Когда в воскресенье он пришел в ДК, где оно проходило, ему показалось, что он попал в другой мир. Вокруг были опрятно одетые улыбающиеся люди, которые называли друг друга: брат, сестра. Василия тут же заметили, окружили вниманием, познакомили с живущими неподалеку от него – приняли, как своего воистину брата. 
     Собравшиеся пропели несколько молитв на понятном русском языке, а потом пресвитер долго и в то же время увлекательно рассказывал о поездке в Индию, попутно увязывая свои впечатления с евангельскими истинами. Собрание закончилось чаепитием, и Василий вышел буквально окрыленный. Он разом обрел массу друзей, ему предложили совместно изучать Библию и сказали, что непременно ждут в следующее воскресенье.
     Да он и сам не мог его дождаться. И следующего, и тех, что были потом. Все, что тяготило его, отошло на второй план, а встречи с мальчиками он прекратил сам, поскольку они стали чем-то лишним, не вписывающимся в его теперешний образ жизни.
     Когда к нему зашел один из них - пожалуй, единственный, с кем завязались дружеские отношения, и как всегда предложил познакомить с кем-то, он сказал, что не надо.
     -Ты – всё? – внимательно посмотрев на него, спросил парень.
     -Да, - кивнул Василий, - Прости, но у меня кое-что изменилось в жизни. В гости заходи, а этого больше не надо. И всем остальным скажи.
     -А что изменилось-то? Женишься что ли?
     Василий задумался на мгновение, а потом твердо ответил:
     -К Богу я пришел, Костик.
     -Ну, ты даешь, Петрович, - удивленно протянул тот, - Уж про кого бы еще, но про тебя никогда бы такого не подумал.
     -Я и сам еще месяц назад не подумал бы, - задумчиво проговорил Василий.
     Он регулярно посещал собрания, читал Библию, обсуждая с братьями и сестрами волновавшие или не совсем ясные места, ему стали давать поручения по организации вечеров отдыха, концерта христианской рок-группы, приезжающей из Америки, но…
     Спустя какое-то время, Василий почувствовал, что охладевает к этой деятельности и к новым друзьям. Чего-то здесь не хватало. Было во всем что-то, как показалось ему, неестественное. Они как бы создавали сами вокруг себя какой-то замкнутый мирок, которым компенсировали свою духовную неустроенность.
     Эйфория прошла, а нового мироощущения не возникало. Что-то особенное существовало лишь здесь, пока длилось собрание, а за порогом бесследно исчезало. Да и читать Библию ему почему-то вдруг захотелось, наоборот, в одиночестве. Христос, Его земной путь, Его слово, Его жертва, Его безграничная любовь все больше и больше покоряли