Павел Александрович приехал в Санкт – Петербург в самом начале июля. Поездка носила деловой характер, нужно было встретиться с одним мурманским бизнесменом. Встретились в небольшой частной гостинице, находящейся в районе Грибоедовского канала. Переговоры закончились успешно. Самолет на Москву был на следующий день, в полдень. Можно было бы отоспаться, но стояла невероятная для Питера духота. Уснуть было невозможно. Кондиционеров в гостинице не было. Одежда приставала к влажному телу. Холодный душ помогал только на несколько минут. В полночь Павел Александрович спустился в бар, заказал себе порцию джина со льдом, затем, в надежде, что на улице будет прохладней, пошел неторопливо, вдоль канала, в сторону Мойки. Было светло, как днём. Через несколько минут он заметил, что навстречу шла седая, как лунь, полная старуха. Она опиралась на палку, но поступь была грузная и величественная.
-Тоже, наверное, уснуть не может бабка. Вообще питерские старухи - это особая статья. Таких где-то ещё просто не встретишь - подумал Павел Александрович и вдруг заметил аметистовые глаза на бледном старческом лице. По глазам он узнал в ней свою первую сексуальную партнершу. На короткий миг появилось желание её окликнуть.
Потрясенный он остановился, глядя ей вслед, закурил. Потом направился в обратном направлении, не упуская старуху из вида. Через какое-то время она развернулась и опять пошла Павлу навстречу. Когда они поравнялись, старуха окинула его безразличным взглядом и пошла дальше. Павел же убедился, что не ошибся. Это действительно была она, состарившаяся девочка Маша, с которой случай свел его более тридцати пяти лет тому назад. Облокотившись на парапет набережной, и глядя на воду, Павел Александрович начал вспоминать шестидесятые годы.
Павлу было шестнадцать, когда он приехал в Ленинград один самостоятельно. От этого весь путь из Красноярска до Северной Пальмиры у него было замечательное настроение. До этого он бывал в Питере неоднократно, но всегда с родителями. В городе жила одна единственная родственница, тетка отца. Звали все, включая Павла, её просто Валентиной. Она сама на этом настаивала, не смотря на то, что ей было около восьмидесяти. И надо заметить, это шло ей необыкновенно. Маленькая, сухенькая старушка с вечной папироской «Беломора»в углу рта, была очень деятельной, оптимистичной и радушной. Во время войны она пережила блокаду, но не любила вспоминать о том времени. Она была музыкантом и всю жизнь проработала скрипачкой в симфоническом оркестре. Валентина была заранее оповещена о приезде внучатого племянника и встречала его, стоя у окна, которое выходило во двор. Как только он появился, старушка приветственно замахала руками, в то же время, всем своим видом давая знать, что изумлена, происшедшими с ним переменами. Действительно, Павел за последние три года, пока они не виделись, здорово подрос.
- Господи! Как ты вымахал - целуя племянника, изумлялась Валентина – мужик, настоящий здоровый дядька. Ну, пойдем на кухню, я тебя покормлю. Наверняка в поезде ничего не ел.
Пока она накрывала на стол, Павел раскрыл чемодан и достал подарки от родителей. Среди них была и красивая пузатая бутылка с красноватым содержимым.
- Это мама послала - сообщил Пашка - сказала тебе этот напиток знаком.
- Боже мой, это Гранд Марнье, ликёр - всплеснула руками Валентина - обалдеть можно! Где она его достала?
- Этого я не знаю. Приказано было беречь, как зеницу ока. Как видишь, сберёг.
- Мы с тобой должны его немедленно продегустировать - доставая маленькие рюмочки, распорядилась Валентина - ну ка, Паша, открой бутылку.
Когда налили напиток в ликерные рюмки, по комнате распространился чудесный аромат.
На вкус напиток был божественным, но довольно крепким.
Валентина, закрыв глаза, с восторгом сообщила
-Да, это он вкус надежды. В блокаду такая бутылка в самую тяжелую пору спасла мне жизнь. В тридцать восьмом я привезла её из Парижа с гастролей. Не себе конечно. Теперь уже совершенно неважно кому. Я даже не знала, что это ликер. Уверена была, что везу домой коньяк. Человек, которому я везла эту бутылку, исчез. Тогда это бывало. Исчез и исчез, а бутылка осталась. Я собственно про неё забыла. В сорок четвёртом, совсем было уже собралась умирать, решила скрипку спрятать. Подумала, выбросит новый жилец, который после меня в квартиру въедет, а скрипка дорогая, жалко. Вот и влезла по лестнице под самый потолок, хоть голова кружилась, открыла дверку, а бутылка стоит себе там, только что немного запылилась. Вот я по маленькой рюмочке раз в день и стала, как лекарство, ликёрчик принимать. Бутылка литровая, мне её хватило до осени. А потом блокаду прорвали. Вот так я и выжила. А теперь мне её и за десять лет не осилить. Да я долго не протяну. В городе летом плохо себя чувствую. Живу в Репино, на даче. Там сосны, дышится легче.
- Ты, Паша, где хочешь эти дни побыть в городе, или со мной в Репино махнёшь.
- Если можно, Валь, я здесь останусь. Хочу по городу побродить. Много читал последнее время. Хочется посмотреть на исторические места.
- Чего-чего, а исторических мест тут навалом. И верно, что тебе наши репинские сосны, у вас там тайга.
Столовая, кстати, по нашей улице буквально в ста метрах. Тоже историческое место. Какой-то писатель в ней мойщиком посуды работал. Там и питайся. Готовят не плохо. С голода, я думаю, не помрёшь. Я ведь дома совсем не готовлю. Обед в той же столовой беру. Мне его на весь день хватает. Ещё и кошек кормлю.
Вечером того же дня к Валентине зашла соседка, оставила ключ от квартиры.
После того, как она ушла, Валентина объяснила
- У Зинаиды, соседки, с восьми дежурство в больнице, дочь её Маша ключ забыла с собой взять. Во сколько придёт не известно. Дело молодое. Она ей записку оставила, прислушивайся к стуку. Я ни черта не слышу последнее время. А ведь абсолютный когда-то слух был. Ещё через час в дверь постучали. Павел открыл её и увидел очень милую девушку. Причем его сразу поразили её прекрасные, просто аметистовые глаза. Он знал девушку по прошлым приездам, но на её глаза не обращал внимания.
- Баб Валя дома? - спросила она. Тут же из комнаты раздался голос Валентины.
- Какая я тебе баб Валя? Через секунду она вышла в прихожую и протянула девушке ключ.
- Ещё раз бабкой меня назовёшь, я не знаю, что с тобой сделаю, несчастная - изобразив притворно строгое лицо, сказала она.
- Ну что вы, Валечка, клянусь, больше такое не повторится.
- То–то же. Знакомься это Паша, моего племянника сын. Паша улыбнулся девушке и сообщил
- А мы знакомы. Вы меня помните? Три года назад, когда мы гостили у Вали с родителями, мы с вами в настольный теннис играли во дворе.
- О Господи, вспомнила! Только ты поменьше был. Значительно меньше - глядя снизу вверх на Павла добавила, улыбаясь, девушка.
- Машенька, девочка моя, возьми над ним шефство, покажи ему Питер. Я на дачу завтра уеду, а он тут один остается на целую неделю. Не хочет со старухой в Репино пожить.
- Хорошо, Валечка, пошефствую. Но только два дня, потом я уеду с друзьями в Сочи - девушка перевела взгляд на Павла - если ты не против, завтра, часиков в четырнадцать, я освобожусь от дел. Жди меня в полной готовности.
На следующее утро, проводив Валентину, Паша прошелся по центру, пообедал в столовой и с нетерпением стал ждать встречи с девушкой. В ней было что - то очень для него привлекательное. Пока он не понимал, что именно влечёт его, но чувствовал её манкость отчетливо. Ровно в назначенное время раздался стук в дверь. Это была Маша.
- Ну, готов? Одень что-нибудь вроде плаща. Сегодня вечером возможен дождь. Теперь давай определимся, что тебя интересует больше всего. Петергоф, крейсер «Аврора» ?
- Меня интересует Распутин, его квартира на Гороховой, дворец Юсуповых, где его убили, Царское село. Место, где Вырубова жила. Дело в том, что я совершенно случайно прочел воспоминания Феликса Юсупова, Пуришкевича и Анны Вырубовой. Всё это в списках разумеется.
- Обалдеть можно от того, что ты читаешь. Только все эти мемуары, Паша, враньё процентов на восемьдесят.
- Почему вы так думаете?
- Я не думаю, а точно знаю. Мне тоже всё это прочесть удалось. Ну и, кроме того, много на эту тему знаю из разговоров в нашей семье. Я ведь учусь на историческом и пошла туда не случайно. Папа покойный тоже был историком - краеведом. Довольно известным - добавила она с гордостью.
В первую очередь они прошли на Мойку. Дворец Юсуповых производил сильное впечатление. Со стороны набережной рассмотреть что-то было невозможно. Они подошли с другой стороны к запертым, решетчатым воротам
- Вход в подвал вон там - указала девушка.
- Когда, после выстрела Юсупова, старец пришёл в себя, он выскочил на улицу через него и побежал сюда к воротам. По нему открыли стрельбу Пуришкевич и великий князь Дмитрий Павлович. Пуля великого князя вошла в спину Распутину и свалила его. В пяти метрах от ворот они его все добивали. Пинали в основном. Потом они напишут, что Юсупов бил гирькой, обтянутой резиной, но это враньё. Просто запинали сапогами. На вскрытии это определили четко.
Каждый из них его ненавидел по-своему. Больше всех конечно Дмитрий Павлович. Распутин узнал, что он лечился у доктора Батманова в пятнадцатом году, по поводу венерического заболевания и оповестил об этом Лили Ден, та, посоветовавшись с Анной Вырубовой, поделилась новостью с императрицей и, таким образом, было расстроено сватовство великого князя к дочери царя - великой княгине Ольге. Более того, его перестали принимать в Царском селе. А ведь императорской чете из великих князей никто так не был близок, как он.
У Феликса были свои основания для ненависти.
Он с четырнадцати лет уже занимался мужеложством. Это было многим известно. В частности об этом знал его будущий тесть великий князь Александр Михайлович (Сандро). Самый красивый и самый болтливый из всех Романовых. Но хоть и знал, без колебаний отдал дочь единственному наследнику богатейшей в России фамилии. Отец Феликса Юсупова пытался лечить сына от гомосексуализма. С этой целью он повёз сына к врачам в Англию, но их попытки лечить его оказались безрезультатными. Тогда Феликсу порекомендовали обратиться к Распутину. Каков был результат достоверно неизвестно, но старец похвастал невропатологу царицы Г.И.Россолимо, что вылечил Юсупова. Россолимо не поверил и своими сомнениями поделился с коллегами. Буквально через несколько дней Феликса стали поздравлять с выздоровлением некоторые его великосветские приятели. И самое неприятное обо всём этом стало известно матери Феликса, Зинаиде Николаевне. Получился скандал. Она настояла на том, чтобы сын отправился в Лондон.
И затаила злобу на старца.
Маша рассказывала это всё так уверенно, словно сама была свидетелем этих событий.
- Ну, что двинем на Гороховую?
- Да, конечно, если это вас не затруднит. Девушка рассмеялась.
- Ты прекрати выкать. У нас с тобой разница в возрасте всего четыре - пять лет. Что за церемонии. Маша решительно взяла его под руку, и они пошли осматривать дом, где жил Распутин. Дом оказался во дворе. Выглядел снаружи вполне прилично. Но вот в подъезде, кажется, со времён, когда старец здесь жил,
|