почтовой службы, постоянно доставляющей на Канберру –III вчерашние газеты. Хотя, как всем известно, до колонии всего пара сотен световых лет. Хороша была и передовица, занявшая почти половину полосы. Вопрос обсуждался актуальнейший – какими должны быть читальные залы для небелковых форм жизни.
Как всегда, любопытных ждал длинный список происшествий на криминальной 13-й и очередное интервью с Джексом Майклом на специальной 14-й полосах. А уж собрание юмора на последней 16-й было выше всяких похвал. Коллинз умилился афоризм «Лучший друг человека – его жена». По прогнозам, к концу месяца тираж «Телеграфа» должен был вырасти еще на четверть.
Однако какое-то смутное беспокойство терзало главного. Что-то не так. Все как-то обычно, плоско, пресно. «Чем мы отличаемся от «Вечерних новостей» или от «Утреннего экспресса»? – мрачно размышлял редактор. – Сегодня мы их опередили, отказались от комиксов. И фотографий всего пять. Но завтра от комиксов откажутся они, и фотографий у них будет четыре. А что будет послезавтра? Мы все без фотографий? Одинаковость и стандартность?… Боже мой, неужели мы стали такие тупые? Неужели не можем придумать ничего принципиально нового, чтобы поставить, наконец, на место этих зарвавшихся выскочек?» И Мэт вновь вперил взор в обитателей аквариума.
В этот момент дверь кабинета распахнулась и на пороге возник посетитель.
Гость был высок, упитан и задрапирован в свободно свисавшее одеяние.
- Я летописец, - представился он.
Господин Коллинз вздрогнул и очнулся. А посетитель тем временем
развернул перед главным длинный рулон с нарисованными на нем буквами и картинками.
