Петр Ильич Коняев, директор судоремонтной фирмы «Аврора», был чрезвычайно доволен Зарубиным – своим заместителем, говорил, что нашел-таки он человека, на которого может вполне положиться.
Но директор был, пожалуй, единственным, кто пленялся Зарубиным: в трудовом коллективе того не любили. В основном, за вредный характер. Обнаружив чей-нибудь промах в работе, Зарубин тут же выставлял его напоказ, стыдил виноватого, взывал к потерянной совести, доводил, случалось, до нервного срыва, и считал свое поведение правильным, нужным «для набирания опыта и исключения повтора ошибок».
Его откровенно боялись, завидев фигуру, высокую и сутулую, похожую на цаплю, бредущую по болоту в поисках кротких его обитателей, люди старались стать невидимками, или, подобно искусным артистам, изображали усердие в решении судоремонтных задач.
К нему искали подходы, и как-то даже тонко польстили: вы у нас такой замечательный – сразу все замечаете. Но и этот кокетливый комплимент не достиг задуманной цели. Зарубин сказал подхалимам:
- А вы такие работнички, что рад бы не замечать, да нельзя не заметить. Куда ни глянь – сплошные кошмары!
Зарубин был, как будто запрограммирован на вскрытие недостатков и отклонений от нормы, и, обнаружив, афишировал их, не считаясь ни с какими авторитетами. Не щадил он даже директора, и однажды устроил ему настоящий разнос.
Случилось такое в День генерального директора России. Этот любимый Коняевым праздник в фирме «Аврора» всегда отмечали помпезно. Перед непременным застольем Коняев делал обзорный доклад. На трибуне он выглядел очень эффектно: дородный, спокойный, уверенный в себе господин. Такого, казалось, невозможно было чем-то смутить или чем-то расстроить. Однако Зарубин сумел.
Отметив успехи в работе, Петр Ильич поблагодарил коллектив за добросовестный труд, и, расслабившись от нахлынувших чувств, заявил, что решил изменить название фирмы.
- Попахивает оно чем-то таким: старомодным и архаичным. Несет от него нафталинным душком, - пояснил он это намерение.
Навострившим уши участникам празднества он предложил подумать над новым названием.
- Объявляю конкурс на лучшее название фирмы, - заявил он торжественно. – Победителю – премия!..
И тут Зарубин неожиданно выкрикнул:
- Глупость!..
Возникло всеобщее замешательство: что это?.. Новое название фирмы или оценка стратегических мыслей директора?.. Оказалось – второе.
- Беспардонная глупость! – повторил так же громко Зарубин.- Не названия надо менять!.. У нас непочатая груда архиважных проблем!..
И он перечислил по пальцам, какие у коллектива проблемы, какие первоочередные задачи следует решать руководству, над чем им всем необходимо работать.
В пылкой назидательной речи Зарубин развенчал, практически, все, что было в благодушном докладе директора. Свое отношение к перемене названий и к любителям таких перемен он дополнил словами: верхоглядство, пустозвонство, ребячество.
Зарубина слушали в настороженной тишине, в предгрозовом напряжении, и гроза назревала. Коняев поперхнулся на полуслове, выпучил по-рачьи глаза и с минуту изумленно смотрел на Зарубина. По лицу его бегала радуга. Оставив трибуну, он бросил отрывисто главному инженеру: «Без меня продолжайте!..» и быстро вышел из комнаты.
…В том, что Зарубин уже не работник фирмы «Аврора», не сомневался никто. Мнения разнились только в способе его увольнения. Одни утверждали, что директор выгонит с треском своего любимого зама, другие – уволит по-тихому: предложит написать заявление. Но ни то, ни другое не подтвердилось: и после столь невероятного происшествия ничего в поведении Коняева и Зарубина и в их отношениях друг с другом не изменилось.
Приятели Петра Ильича удивлялись: где ты его откопал?.. Зачем он тебе?.. Сколько он твоей кровушки выпил!
- Пусть пьет! – отвечал неизменно Коняев.- Для меня он – находка, прибор диагностики обстоятельств, живой индикатор: когда он заводится, я понимаю, что гребу не туда, и сразу меняю фарватер. Хуже, когда тебе смотрят в рот и дружно поддакивают, и дружно начинают орать, когда уже поздно... Нет, пусть он и остается таким: с ним я спокойно работаю…
