ходячий магик мистериум, гроза для подчинённых, самодовольный до кретинизма, завистливый до безумия, единственный и неповторимый, великий и могучий. От этого среди больших боссов завелась и широко распространилась незатейливая управленческая игра, называемая подковёрной. Суть её проста: путём разнообразных (почти? всегда запрещённых) приёмов, удалить всех, мешающих тебе занять наиболее выгодное стратегическое положение в рамках установленных субординацией связей "подчинённый-начальник". Проще говоря: стать боссом над боссами любыми доступными, относительно доступными и полностью недоступными способами. Такую игру большие боссы называют "Большой Игрой" и относятся к ней чрезвычайно серьёзно, ибо от неё зависит настоящее и будущее положение отдельно взятого большого босса. Большие боссы заняты Большой игрой: вот их самая страшная и тщательно охраняемая тайна. Тайна пирамиды власти. Dixi.
Избранник тьмы, избранник смерти
Развитие человечества как доминирующего вида в обозримом космическом пространстве показало, что частные детективы будут нужны во все времена. Лу Кайсар был частным детективом. А всякий частный детектив хочет есть, пить, спать и знакомиться с красивыми женщинами. Последнее, правда, у Лу Кайсара получалось не очень, ну просто не очень, а если говорить прямо, по-солдатски, Лу Кайсар был старым холостяком. Однако, уточним, не старым, но холостяком среднего возраста, незаметно проскочившим кризис этого самого возраста. К своим сорока двум годам у него сложилось стойкое убеждение, что появление женщины на подмостках истории явилось самым большим промахом, допущенным Творцом всего сущего при сотворении этого самого сущего. "Если бы дьявол не создал женщину, мужчины слышали бы как поют ангелы на небесах" - меланхолично заметили однажды авторы самой правильной книги Средневековья "Молот ведьм" монах Г. Инститорис и учёный муж Я. Шпренглер и в душе Лу Кайсар был полностью с ними согласен. Нет, не оттого, что он был ярым женоненавистником, но потому, что по роду своей деятельности часто сталкивался с весьма непоследовательным, необъяснимым с точки зрения здравого смысла и формальной логики поведением женщин. Творец на мгновение отвлёкся и, воспользовавшись его секундной слабостью, хитрый Люцифер напрочь исказил величественный план Всемогущего патрона. Что оставалось делать Всемогущему? Признать, что всё планировалось именно таким искажённым образом с самого начала. Всемогущие, они ведь, по определению, не ошибаются. На чём и строился расчёт Великого Лжеца.
Поэтому Лу Кайсар, с некоторого времени, неохотно брался за обычные дела, отдавая предпочтение делам странным и запутанным. Он достиг в этом роде деятельности такой степени погружения в мир мистического, загадочного и таинственного, что стал притягивать к себе всё необъяснимое, как магнит. Такая жизнь была исключительно интересной сама по себе, а постоянная игра с самой роковой из дамского племени - смертью, лишала обычный флирт с обычной женщиной остроты и привлекательности. Из всего сказанного можно было бы сделать вывод, что Лу Кайсар - парень не промах, супермен, несгибаемый герой-одиночка, спаситель мира и цивилизации. Ан нет. Не был Лу Кайсар суперменом и героем-спасителем, не был. А был он одиноким в меру тренированным мужчиной сорока двух лет, с неустроенным бытом, стандартной квартирой в небоскрёбе-десятитысячнике, скромным счётом в банке, слегка расстроенными нервами, бессонницей и кучей патентованных таблеток в аптечке, могущих, кажется, вылечить и слона, но не помогающих обычному человеку.
Будучи холостяком, Лу Кайсар вёл аскетический образ жизни, предпочитая домашнему столу завтраки обеды и ужины в городских заведениях общественного питания. Естественно, ни о какой регулярности приёма пищи не могло быть и речи. Завтраки чередовались с поздними обедами, ранние ужины с полуночными завтраками. При этом Лу Кайсар был, в опредёленном смысле слова гурманом, потому что он никогда не питался в автоматизированных кафе, отдавая предпочтение заведениям с живыми хозяевами, поварами, официантами, официантками, посудомойщиками и уборщиками. Он считал, что кухонные автоматы убивают вкус пищи. Стерильность хороша на столе хирурга, но не на кухне. Еда, приготовленная машинами, лишена вкуса и запаха, она приготовлена по заложенным в память рецептам с точным соблюдением весовых и вкусовых стандартов и оттого похожа на синтетическую жвачку. Она полностью устраивает повёрнутых на здоровом образе жизни представителей среднего класса, заполонивших стандартизованные мегаполисы Двух Колец Колонизации, но никак не подходит для человека, ежедневно сталкивающегося с самыми мерзкими проявлениями человеческой и нечеловеческой жестокости. К тому же, в обычных забегаловках всегда можно встретить знающих людей, готовых за определённую сумму в твёрдой галактической валюте поделиться имеющейся у них информацией, либо свести тебя с нужным тебе человечком.
Старик и феникс
Хозяин австерии был толст и плешив (а куда без этого, обязательно толст и плешив)//Для полноты картины не забыть упомянуть, что жидкие волосы с боковой части головы он зачёсывает на лысину. Смотреть на него, скажем так, немного неприятно. Одет он незамысловато: в клетчатую рубашку, донельзя потёртые джинсы, безобразно отвисающие на заду, старые растоптанные ботинки. Фартук грязно-серого цвета, весь в жирных разводах и пятнах засохшего кетчупа. В общем, старый потрепанный жизнью хиппи, решивший заняться бизнесом//. Но всё не так страшно. Действительно, хозяин был толст и плешив и прозвища у него были соответствующие - Свинтус Шлегель, Шлегель Хряк//ну что-ж вы хотите, основными его клиентами были люди, не принадлежавшие к добропорядочным слоям нашего общества. С давних времён этих людей называли пролетариями, подонками, чернью, плебсом, отбросами, швалью, рваниной, люмпенами сбродом//, однако кружало своё он держал в относительной чистоте и условном порядке. Порядок обеспечивали двое, мойщик посуды и полотёр, парни крепкие и внушающие уважение — умели они вколачивать правила приличия своими большими крепкими кулаками. Поэтому заведение Шлегеля было, насколько это возможно, на хорошем счету у полиции. Для проблемной публики ежедневно заполнявшей её (кантину) это было несомненным плюсом, ибо она, то есть публика, чем реже встречается с полицией, тем лучше себя чувствует. Впрочем, и нормальных людей, если такие и появлялись, отсутствие полиции не пугало, ибо у старины Шлегеля кровавые разборки заканчивались, едва начавшись. Что до улицы, то тут действовало простое правило: "раз сумел дойти, значит сумеешь и вернуться". Лу Кайсар, до некоторой степени самонадеянно, не боялся ходить по улицам родного квартала, потому что квартал, в котором он жил, был не хуже и не лучше остальных частей города, за исключением привилегированного центра, называемого по традиции Сити. Окраины колониальных мегаполисов в любой области населённой Галактики не могли похвастаться низком уровнем преступности, однако зачастую угроза для жизни и здоровья намеренно преувеличивалась муниципальными властями для выбивания дополнительных ассигнований. В Пограничных Областях, к примеру, вероятность того, что благонамеренный гражданин падёт жертвой преступных посягательств равнялась, по данным Консолидированной Статистической Ассоциации, девяносто восьми целым и шести десятым процента. При этом бюджеты тамошних администраций страдали хроническим недофинансированием.
Да, и Хряком его прозывали сугубо за глаза, а в глаза — не иначе как "папаша", "дружище" и "старина" Шлегель.
Хотя, надо признать, полицейские не выказывали излишнего желания служить в предместьях из-за чего в полицейских участках всегда имелись вакантные должности, заполняемые обыкновенно выпускниками полицейских академий, мечтающими только об одном - продержаться положенные по обязательному распределению три года и по окончании срока обязательной службы свалить по быстрому туда, где солнце жарче и воздух чище. Зато те, кто оставался, становились со временем крепкими профессионалами, либо матёрыми коррупционерами, либо творчески совмещали обе ипостаси. В таком случае неизвестно, кто был хуже — честные преступники или честные полицейские.
Стало быть, повторим. Хозяин заведения был толст, плешив, любил порядок и сам устанавливал правила поведения клиентов в своём кабаке, за что, по совокупности, и был прозван Свинтусом Шлегелем. Впрочем, Свинтусом его называли по ту сторону двери. Те, кто осмеливался обозвать Шлегеля Свинтусом прилюдно, рисковали быть избитыми больно и сильно. Поэтому, по эту сторону двери старина Шлегель отзывался на простое и непритязательное "Эй, папаша".
В тот вечер народу в шлегелевой забегаловке было полно и дым стоял коромыслом. По характерному запаху универсального дезинфицирующего средства "Унидекс" Кайсар безошибочно определил, что кантину оккупировала очередная партия переселенцев, навербованная Комитетом по Расселению, или как шутили местные старожилы, канцелярии по Рассеянию и Прогрессивному Посеву, для заселения одного из вновь открытых бравыми парнями из Корпуса Космической Разведки миров. Судя по тому, как переселенцы выглядели, сколько курили и сколько пили, Комитет ассенизировал разнообразных пролетариев и подонков с несколько цивилизованных планет. Опять же впрочем, это была типичная практика комитетчиков - первыми колонизаторами будущих парадизов, райских кущ, элизиумов, эдемов и обителей блаженных часто были отбросы общества, привлечённые щедрыми посулами кадровых бюрократических сирен. И первыми жертвами, естественно. На их костях возводились города-сады, им же доставались жалкие объедки с чужого пиршества жизни. Знали ли они о своей участи? А если знали, то зачем так легкомысленно и бесшабашно лезли в вонючую пасть хищников из Комитета по Расселению? Ведь нынешнее их положение было, пусть относительно, но куда лучше того, в котором они вскоре окажутся, попав в безжалостные когти спецов по терраформированию и облагораживанию ландшафтов. Трудовые лагеря, жизнь в бараках под усиленной охраной, изматывающий режим работы, необязательные выходные и убогие развлечения, состоящие из нескольких дежурных пунктов: дешёвая выпивка, дешёвая любовь под лозунгом "у нас самые потасканные шлюхи", поножовщина, азартные игры, неизлечимые болезни, неотвратимая инвалидность, ранняя смерть. Все это они могли иметь, да и имели в избытке здесь и сейчас. Но самым главным, от чего они отказывались с такой лёгкостью, была свобода. Свобода как абсолютная само-ценность. Оттого, видимо, комитетчики и называли такой контингент тягловым скотом и безответным быдлом. Правда, следует признать, зарабатывали они хорошо, вот только денег этих они не видели: большинство не доживало до времени окончательного расчёта, а те счастливчики, что оставались в живых по истечении обязательного пятилетнего контракта, разорялись в мгновение ока, растрачивая всё по дороге домой или теряя
