Доля казачья 7. Милосердие дело не казачье
- И снова задумался Григорий Бодров, и хотя ему уже за пятьдесят лет, он выглядит для своих лет прекрасно. И молодым в работе, на лесоповале ещё очень далеко до него – богатырь он!
- Что же ты дедушка замолчал – теребит дедушку маленький Саша Бодров. Он самый нетерпеливый из всех внуков. Но и остальным внукам тоже не терпится выслушать любимого дедушку.
Ты так хорошо рассказываешь, про всех нас казаков, что трудно оторваться от рассказа. Хочется всё слушать и слушать тебя, мой самый лучший дедушка на всём белом свете.
Ещё расскажи дедушка, про нас Бодровых: славные казаки мы были, все Бодровы, правда, дедушка? И ты самый лучший из всех: самый-самый!
Улыбается Григорий Лукич, и задорно блестят его синие и добрые глаза, совсем по-молодому.
Ох, и хитёр ты пострелёнок. С тобой не соскучишься – слушай!
- В тысяча девятисотом году, кончилась спокойная жизнь казаков на Амуре.
Начали маньчжуры затевать большую войну против русских на Амуре. Да и не только на Амуре, а везде у себя в стране объявили войну иностранцам: и русским, и англичанам, и французам, и американцам. - Короче всем белым людям! Революцию у себя делали.
И начали они с иностранцами жестоко расправляться, по всей своей стране: так до Амура и добрались. И скоро отрубленные русские головы были посажены на кол, и расставлены вдоль всего побережья Амура, для нашего устрашения.
Вот тогда и заволновались Амурские казаки. Никогда такого не бывало, что бы враги нас на испуг брали. Не тот мы народ, что бы так легко могли испугаться: ошиблись зачинщики.
Твой прадедушка Лука Бодров, отставной урядник, собирает отряд казаков и ночью переправляется на лодках через Амур. Тоже опасная затея. Тут и днём-то, страху наберёшься, а ночью тем более.
. Хоть и в серьёзных годах мой дедушка был, но душа у него, была совсем ещё молодая. И всегда жаждала она, славных казацких дел. – Наверно, все Бодровы такие, настоящие бойцы.
Сгруппировались казаки разведчики в одном условном месте, как и было, оговорено раньше. И без единого выстрела, подкрались к посту. И всех вражьих солдат уничтожили, вырезали ножами, никто и пикнуть не успел.
Дали сигнал фонарём на наш берег, что всё нормально, и пост ликвидирован. И что можно переправляться другим казакам.
А самим чтобы скучно не было, и кровь в жилах не застоялась. Оседлали коней, и дали им шенкелей в бока. И ликвидировали ещё несколько близлежайших маньчжурских постов. Там и пленных солдат набрали. Благо, что тёмная ночь благоприятствовала проведению всей операции.
Не хотят казаки-разведчики, себе грех на душу брать, и рубить безоружных маньчжуров, чтобы их головы на кол вместо русских одеть. Одно дело в бою победить врага, другое казнить пленного. И многие задумались казаки.
Видит это Лука Васильевич, и душой их понимает, но сердце казачье противится этому. И надо ему теперь, молодых казаков вразумить, чтобы в будущем таких проблем у них не было. Война есть, война! Казак не должен задумываться над тем, кем он будет в следующей жизни: ангелом он точно не будет. И не казачье это дело милосердием заниматься, тогда когда надо быть беспощадным к жестокому и хитрому врагу.
- Запомните это дети мои, и сыны мои, и ещё запомните:
Прежде всего, казаки сильны тем, что у своих врагов они перенимают тактику ведения боя. Так всегда испокон веков было, в том и есть наша сила.
И только так можно заставить врага себя уважать. А им есть возможность задуматься: стоит ли так делать дальше, или нет? Иначе они никогда не задумаются и не остановятся, в своей безнаказанности.
И если враг берёт в заложники твоих жен и детей или родственников, то и нам надо также поступать, иначе весь их беспредел не остановить.
Пусть враг тоже задумается, и остановится! И ему наука будет.
Так мы завоевали Кавказ, Сибирь и весь Амур, Сахалин и Камчатку.
Но милосердие всё же сильнее, и там надо быть казаку искренним до конца, от души должно всё идти. С добром надо к людям подходить, и тогда ты уже наполовину победитель.
А в жестокости: хочешь ты или не хочешь того, а стисни зубы, и делай то, что надо делать! – вот такое наше простое казацкое правило.
А если ты победитель в бою, то тогда грех быть жестоким, ты обязательно должен быть милосердным. Ты человек! Ты христианин! И никогда не забывай это!
А сейчас смотрите на своих врагов, чего они стоят. Это будет вам наглядный урок жестокости. И тоже, тактика ведения войны, а известно, что войны бескровные не бывают.
Поэтому вы должны всё время думать и думать. И всегда выбирать необходимую тактику, согласно сложившейся обстановке. Иначе вы будете недостойны, называть себя казаками.
С десяток пленных солдат понуро смотрели на казаков.
- Восходящее солнце меняло тона красок, на их сумрачных лицах. И они как-то наполнялись жизненным светом.
Хотя, возможно, что исчезающий чёрный цвет и был магом всего этого преображения в природе. Именно он дал место для жизни другим цветам, и необычным ярким расцветкам. И как-то оживил мрачную картину их плена.
А восходящее солнце радовалось жизни, и на всякие такие мелочи не обращало никакого внимания. У него ещё столько неотложных дел: и надо торопиться ему навстречу новому дню.
И все же было удивительным то, что малейшее великолепие природы, ухитрялось, во всеобщей вакханалии, никак не затмить друг друга: на то оно и утро! Вот где мудрость великая.
Но человек и здесь со своими вечными войнами, умудрился всё испоганить: и красивое утро и новый день, на много лет вперёд, своей необузданной жестокостью. Именно таким страшным оно и запечатлелось у многих казаков в памяти.
Лука Васильевич, выбрал из всей толпы пленных их начальника. Ошибиться в нём было невозможно: тот толстый и холёный, с усиками на лице.
А ярко написанное подобострастие на лице, желание: угодить, сразу выделяли его из всеобщей серой массы соотечественников.
- Ты русский язык понимаешь? – спросил его строго.
Маньчжур должен видеть перед собой, большого начальника, не иначе. Тогда он из кожи будет лезть, чтобы услужить ему – это у него в мозгу, уже отложилось навечно.
Тот усердно закивал головой.
- Кто казнил русских, а их головы посадил на кол, чтобы вороны им глаза клевали, и терзали их обезображенные лица. Вон сколько их здесь вьётся, на мертвечину со всей округи падальщики слетелись.
- Не я! - Не я! – заелозил по земле на коленях маньчжурский офицер.
Я не убивал! Меня здесь тогда не было.
- А жить ты хочешь? – спросил его спокойно Лука Васильевич.
- Конечно, хочу! Хочу! – расплакался пленный офицер, и грязными руками размазывал по пухлому лицу слёзы.
- Вот тебе твоя сабля, и срочно надо поменять на чёрных, окровавленных колах русские головы, на маньчжурские. Этим ты сохранишь себе жизнь. Ты понял меня?
И снова как болванчик офицер замельтешил своей чёрной головой: - Я согласен!
Он сразу же преобразился: весь, как погибающий от жажды цветок, после спасительного и долгожданного полива.
Наши казаки только усмехнулись, такой разительной перемене: снова перед ними был деспот, а не человек.
- На колени! – зарычал маньчжурский офицер на своих солдат.
От его горьких слёз на лице не осталось и следа. Он снова был повелителем их душ, и жалких мозгов. Он их полноправный хозяин.
Чётко с расстановкой, офицер объяснил им их ответственную и необычайную по своей важности задачу. Те слушали его, раскрыв рот. Ни одно его слово не было зря обронено. В полнейшей и оттого жуткой тишине. Похоже, было, что все солдаты его хорошо поняли и никто из них, ничему не возмутился, даже своей смерти: – удивительно!
- Как тебя зовут? – полюбопытствовал Лука.
- Фу То До – был чёткий ответ офицера: всё строго, как по уставу.
- Ты хороший командир! – похвалил он маньчжурского офицера. – У тебя всё хорошо получается.
Командуй дальше!
Но дальше и у бывалых и видавших виды казаков, мурашки побежали по коже, от ужаса всего увиденного.
Как стояли ские солдаты на коленях, так и ждали они покорно своей участи.
- Наклонись! – скомандовал первому солдату Фу То До.
И только тот наклонился вперёд, как его голова, ловко отделенная от туловища саблей, покатилась по росистой траве, забрызгивая всю перламутровую и искрящуюся жемчугом, земную красоту густой и чёрной кровью солдата.
- Быстро! – скомандовал офицер второму солдату, очень довольный своим ловким и можно сказать, что мастерским ударом сабли.
Тот быстро вскочил с колен, и ловко, за волосы подхватил окровавленную, с выпученными от ужаса глазами, голову своего товарища с земли. Побежав к ближайшему колу, он ловко водрузил её на острие дерева, не забыв при этом прикрыть, своими грязными пальцами, остекленевшие глаза товарища. Через минуту он так же находился на своём прежнем месте и на коленях, как будто бы ничего и не произошло.
- Наклонись! – зычно скомандовал ему Фу То До.
Сверкнула молнией его острая сабля. И снова, мастерски им отделённая голова солдата, хлопала своими глазами, у ещё трепещущего тела.
- Быстро! – снова скомандовал офицер.
И следующий солдат рабски подхватил отрубленную голову своего товарища с уже замызганной кровью, страшной земли. И пулей полетел к торчащему колу и очень ловко водрузил её там. Так же не забыв прикрыть глаза, своему погибшему товарищу.
К изумлению всех казаков пленник безропотно возвратился на своё место. И так же покорно застыл там, в ожидании своей смерти.
- Наклонись! – снова скомандовал солдату его властный начальник Фу То До, и всё повторилось в этом ужасном и монотонном злодеянии.
Труп последнего солдата обслужил сам начальник. Спокойно подобрал его отрубленную голову с земли и так же спокойно насадил на кол. Затем, с поклоном прикрыл, им же убиенному солдату, непокорные глаза.
В гнетущей тишине Фу То До, подошёл к Бодрову и чётко по-солдатски доложил.
- Господин офицер, ваше пожелание мной с честью выполнено. Теперь слово за вами и за обещанной мне свободой.
Лицо офицера ничего не выражало. Это была каменная маска, где ничего нельзя было прочесть, не было никакого раскаяния и чувства горечи, жалости.
Дрогнуло усатое лицо Луки Васильевича и ,наконец-то, он нашёлся что сказать.
- Ты свободен! И передай всем своим начальникам, что казаки приняли ваш вызов. И между нами сейчас война. А эти ваши отрубленные головы тому свидетельство. Будем мы еще и в вашем Пекине, и там спросим с зачинщиков этой никому не нужной войны за своих убитых товарищей. Крепко спросим! Можешь уходить на все четыре стороны, но советую тебе никогда мне не попадаться на моём пути. Помирить нас сможет только смерть, - запомни это! Таких изуверов, как ты, я ни разу, не встречал во всей своей жизни.
- Фу То До, молча и почтительно поклонился.
Затем, учтивый маньчжурский офицер молча и бесцеремонно принял от русских казаков брезгливо брошенную ему уздечку его взбунтовавшегося коня. Прямо в протянутые, цепкие и окровавленные руки. Через мгновение Фу То До, был на коне, и от подобострастия на лице, у него не осталось и
