ним собираетесь делать?
− Понятия не имею.
− Ну ладно. Настенька, одевайся быстрее − времени до начала всего ничего.
− Вадим, я не пойду.
− Но почему? Ведь утром ты согласилась. Что случилось?
− Настроение пропало.
− Из-за чего? Из-за подруги? У нее вообще глаза на мокром месте. Вы что, поссорились?
Ну, как ему объяснить? Ведь не скажешь: тебя не поделили. Господи, до чего же он красивый, − просто, Олег Меньшиков, только еще красивее.
Хочу пойти, вдруг поняла Настя. Пусть эта выдра как хочет, а я пойду. Иначе потом буду весь вечер жалеть.
− Ладно, уговорил, − сказала она обрадованному Вадиму и пошла в другую комнату переодеваться. Но, открыв шифоньер, остановилась в нерешительности. Что надеть? Наташкино платье? Что-то не хочется. Старое бархатное? Но оно такое допотопное! А если что-нибудь из маминых нарядов?
Она порылась в материнском гардеробе и неожиданно наткнулась на платье невиданной красоты. Бледно-голубое из стрейча, поблескивающее разноцветными искорками. На груди вырез в виде трех длинных капель и от плеча вдоль всего рукава тоже красивые разрезы. Ох, и платье! И где мать такое оторвала?
Настя торопливо натянула находку и подошла к зеркалу. Почти впору, только в плечах и на бедрах чуть-чуть широковато. Но с тонким серебристым пояском почти незаметно, как будто так и надо.
Однако к платью нужна соответствующая обувь. А лапа у дочки уже побольше маминой. Что же делать? Надеть старые лодочки? Нет, к такому платью они, пожалуй, не подойдут.
Она открыла нижний ящик с обувью матери, и сразу обнаружила новые серые туфли с серебряной пряжкой. И каблучок − просто загляденье! Но налезут ли?
Туфли налезли, правда, с трудом. Ну, ничего, до Дворца она дойдет в сапогах, а там потерпит. Подойдя к зеркалу, Настя попыталась с помощью маминой косметики сделать себе макияж. Но из этого ничего хорошего не вышло: лицо стало грубым и излишне взрослым. Нет, ей положительно нельзя краситься.
Она старательно стерла следы косметики, спрятала туфли в сумку и вышла в прихожую.
− Ох, ты! − восхищенно воскликнул Вадим, глядя на нее во все глаза.
− Нравится? − смущенно спросила Настя.
− Нет слов. Супер! Ты ослепительна. Мы зайдем за Белоконевыми?
− А они идут?
− Собирались. Правда, Наташа сначала тоже заупрямилась, но потом согласилась. Так какая кошка между вами пробежала, если не секрет?
− Секрет! − отрезала Настя. − Ты звони им, а я внизу подожду.
По дороге во Дворец подруги старательно не смотрели друг на друга и молчали. Молодые люди сначала безуспешно пытались их рассмешить, но потом тоже примолкли, – так, молча, и дошагали до Дворца. И только в гардеробе, когда Вадим снял с Насти пальто, Наташка не удержалась.
− Ничего себе! − изумленно воскликнула она, вытаращив глаза на Настин наряд. − А прибеднялась: денег у предков нет. Небось, пол-автомобиля стоит.
− Не знаю, − честно призналась Настя, − это мамино. Я стащила у нее из шкафа. Давай помиримся, а то перед ребятами неудобно.
− Давай, − сразу согласилась Наташка. − Отойдем к зеркалу. Хочешь, новость скажу.
− Ну?
− Ты давно видела своего Бориса?
− Да уже пару недель назад. Только он такой же мой, как и твой.
− Новиков сказал, что Бориса забрали в милицию. Он мне позвонил, когда ты ушла. Думал, ты у меня, − у вас никто не брал трубку.
− Да ты что! А за что?
− Они с пацанами гуляли в Студенческом парке, а там у девчонки цепочку сняли. Ну, она сразу в крик, и милиция всех загребла. И вроде, она на Бориса указала и на еще одного парня. Теперь их судить будут.
− Какой ужас! А Борис что?
− Он, конечно, отказывается. Только, кто ж ему поверит. Говорят, его папаше втихую предложили: двадцать тысяч − и никакого суда.
− Кто предложил? Может, это провокация?
− Не знаю. Менты, наверно. Сережка говорит, что вообще это все подстроено. Знают, что у его папаши деньги водятся. Борис у них уже два дня сидит, но пока упирается, не признается.
− Наташа, ты соображаешь, что говоришь? Милиция − как можно?
− Ну да, ты еще веришь в сказки про доброго дядю Степу. Только в жизни все иначе.
− Не мог Борис это сделать, − уверенно сказала Настя. − Насколько я успела его узнать, не мог. Вот ужас! Чем же ему помочь? Может, в милицию сходить, заступиться? Сказать, что он человек порядочный, что мы его знаем.
− Ага, только тебя там не хватало! Не вздумай встревать – тебе же еще и достанется. Зря я тебе сказала.
− Я с папой посоветуюсь, может, он чем поможет. Все-таки у него связи.
− Ох, Настя, не вмешивай ты в это дело родителей. Забудь! Пошли, ребята ждут.
Но настроение Насти резко упало. И дело было не только в Борисе. Этот парень ей не нравился, и его длительное отсутствие она восприняла с большим облегчением. Подумала, что он все понял и решил оставить ее в покое. А оказывается, вон в чем дело.
Насте стало жутко. Жившая в ней безмятежная уверенность, что справедливость всегда торжествует, рухнула в одночасье. Выходит, человека можно обвинить в чем угодно, если это кому-то выгодно. Даже невиновного. И ничего не докажешь. Боже, в каком страшном мире она живет. И люди, которых она считала всесильными, − такие, как ее отец, − ничего с этим поделать не могут. Наоборот, сами могут нарваться на неприятности. Конечно, ведь их вмешательство может повредить чьим-то меркантильным интересам.
Бедный Борис! Как ему, наверно, там плохо и страшно. И не на кого надеяться. Ведь если даже его отец не может помочь, − иначе бы парень уже был на свободе, − то кто же может?
А она еще была с ним такой недоброй. Презирала его. А собственно − за что? За то, что нравилась ему, что он этого не скрывал. Но ведь он не виноват, что любил ее, − как умел. Разве за это презирают? Ведь она тоже любит − правда, другого. Но могла бы хоть попытаться понять Бориса, посочувствовать ему.
А вдруг это он сорвал цепочку? Ведь она его почти не знает. А если это правда?
− Настенька, что-то случилось? − Тревожный голос Вадима оторвал ее от тягостных размышлений. Рассказать ему или не стоит? Интересно, как он отнесется к чужой беде?
Едва подумав об этом, Настя уже поняла, как. Конечно, не останется равнодушным. Тем более что Борис ее знакомый. Потому что − Настя вдруг ясно почувствовала, − она тоже нравится Вадиму. От этой мысли состояние безнадежности сразу испарилось. У нее есть Вадим, он всегда ее защитит, не допустит, чтобы с ней случилась беда. И когда-нибудь они будут вместе.
Она взглянула ему в лицо, − и горячая волна счастья хлынула ей в душу. Какой он красивый! Вроде бы в отдельности все обыкновенное: лоб, брови, глаза, губы... Но собранное воедино − нет прекраснее. Этот взгляд − внимательный и такой... острый, как укол в сердце. Его рука на ее талии, − а в другой ее ладонь. И эта улыбка − сочувственная и все понимающая.
Наталья куда-то исчезла, и они остались вдвоем. На какое-то время мысли о Борисе покинули ее. Она наслаждалась музыкой, близостью Вадима, самим танцем − таким плавным и нежным. Танго. О, танго! − ты танец моей любви.
Краешком глаза она заметила Никиту, танцевавшего с незнакомой высокой девушкой. Он улыбнулся Насте, но его улыбка была какой-то невеселой. А может, ей показалось? Оркестр заиграл быстрее, пары разделились, и каждый стал танцевать, кто во что горазд. Настя залюбовалась ловкими красивыми движениями Вадима, тоже задвигалась в такт музыке – и вдруг почувствовала острую боль в пятке. Жавшие туфли, наконец, дали о себе знать.
Она отошла за колонну, стянула туфельку и потрогала кожу над пяткой. Мокро − и как больно! Водянка. Да такая здоровенная! Она попыталась натянуть туфельку и едва не вскрикнула от боли. Так и осталась стоять на одной ножке под сочувственным взглядом Вадима.
− Не могу надеть, пятку растерла, − жалобно сказала она и чуть не заплакала. Что теперь делать? Идти в раздевалку босиком или прыгать на одной ножке? Вот опозорилась!
− Давай номерок, я принесу сапоги, − распорядился Вадим. − Ничего страшного, пойдем, прогуляемся.
− Что случилось? − подошел к ним Никита. − Ногу растерла? Как тебя угораздило?
− У мамы туфли стянула, − призналась Настя, − а они жмут.
− Ну и лапы у вас с Натальей. Кстати, ты ее не видела?
− Она танцевала с каким-то рыжим парнем. Но это было еще в начале дискотеки. А больше не видела.
− Опять кого-то подцепила. Ведь договорились идти домой вместе. Ох, допрыгается моя сестренка!
− Извини, Никита, но мы тоже уходим. – Вадим прямо посмотрел другу в глаза. − Танцевать Настя больше не может. Пойдем потихоньку домой.
− Да, конечно. Я немного задержусь, одну девушку хочу проводить. Здесь недалеко. Знать бы только, где Наталья. Ладно, пока.
И он ушел. А Настя с трудом натянула сапоги, и, прихрамывая, направилась в гардероб.
Выйдя на улицу, они остановились от неожиданности: на город опустился густой-густой туман. Свет фонарей с трудом пробивался сквозь его плотную пелену, − на расстоянии нескольких метров уже ничего не было видно. Размытые силуэты прохожих двигались, как в замедленной съемке, и автомобили непрерывно гудели, предупреждая друг друга.
− Как же мы домой дойдем? − растерялась Настя. − Ничего не видно.
− Сориентируемся, − успокоил ее Вадим. − Держись за меня, старого туриста. Так что у вас опять приключилось, если не секрет? Чем тебя подруга снова расстроила?
И Настя рассказала про знакомство с Борисом, про их встречи и его арест. Только о поцелуе умолчала.
− Он тебе нравится? − помедлив, спросил Вадим.
− Нет. Но мне его очень жаль. Понимаешь, Борис простой парень, может, не очень умный, − но не подлец, это точно. Не мог он так поступить. Очень хочу ему помочь, но как, не представляю.
− Настенька, а ты на сто процентов уверена в его невиновности? Насколько я понял, ты и виделась с ним всего несколько раз. С кем он дружит, как проводит свободное время? А если ты в нем ошибаешься? Может, пусть лучше в этой истории разберутся те, кому положено? Тем более, что у тебя к нему ничего нет.
− Наверно, ты прав, − согласилась Настя. − Но у меня такое чувство, будто он ждет от меня помощи. Ведь не зря Сережа с Натальей поделился, − знал, что она мне расскажет. Может, Борис его просил об этом?
− Но что ты можешь сделать?
− Не знаю. Может, для начала с папой поговорить? Он ведь заведует кафедрой, − у него всякие студенты учатся. Может, у кого есть родители из милиции.
− Что ж, попробуй. Хотя я бы не советовал. Думаю, у твоего отца своих проблем хватает, − у кого их нынче нет. Ладно, был бы этот парень вам близким человеком.
− Но ведь должен же кто-то за него заступиться? Нельзя же так! А если со мной беда случится и все отвернутся, − каково мне будет? Ты только представь!
− Нет, не надо − не пугай меня. С тобой ничего плохого не должно случиться. Но я прошу: если тебя что-то тревожит, поделись со мной, ладно? Хочу, чтобы ты меня считала своим другом, настоящим другом,
| Помогли сайту Реклама Праздники |